Педагогический процесс

«Г.Я. Бабурцева, председатель комитета по образованию:

- Это вопиющий случай в практике работы старорусских школ. Тяжёлый урок для всего педагогического сообщества, из которого мы должны сделать правильные выводы».

(«Голова дана человеку для того, чтобы…», газета «Старая Русса», 14 февраля 2014 г.)

 

Ах, какой же был скандал!

Около двух лет назад учительница информатики Елена Владимировна Леонтьева была «ославлена» на весь район. «Шум» был поднят из-за того, что учительницу, к тому времени отработавшую в школе более двадцати лет, заподозрили в очень серьёзном… даже не проступке, а преступлении: избиении ребёнка, ученицы, пятиклассницы. Наряду с тем, что было поднято всё районное педагогическое начальство, «разбираться» в Старую Руссу приезжала уполномоченный по правам ребёнка Елена Филинкова, сюжет «прошёл» на одном из областных телеканалов, была и уже упомянутая публикация в районной газете.

И не поспоришь: побои, причинённые учительницей – ученице, действительно, самое настоящее ЧП. А для газеты (любой, впрочем) – сенсация. Так всё это и было подано в 2014 году.

Как пела великая российская исполнительница шлягеров: «Ах, какой же был скандал! Ну, какой же был скандал!». Но, впрочем, песня не о нём… А о том, что спустя некоторое время выяснилось: весь скандал – абсолютный пшик, из мухи сделали слона, а учительница не совершила не только преступления, но и ничего вообще – дурного.

Но «шуметь» об этой фазе «педагогического процесса» было уже совсем неинтересно (вот если б «посадили» - другое дело!)… А в памяти жителей района осталось: Леонтьева? Та самая?

И доказывай теперь, что… не «садистка от педагогики».

Поскольку же правда жизни таки требует, чтобы вслед за «а» было сказано «б», для начала восполним информационный пробел. 

«PR-сопровождение»

Сам «педагогический процесс» начался после того, как девочка, действительно, пожаловалась маме на то, что учительница ударила: несколько раз да головой об парту! Абсолютно доверившись дочери, даже не попытавшись предпринять попытку прояснить ситуацию с самой учительницей, мама совершила все те действия, которые логичны для человека, намеревающегося привлечь другого к самой серьёзной ответственности.

Повела, в частности, дочь к неврологу – в детскую поликлинику. И та выставила очень серьёзный для подобной ситуации диагноз: сотрясение головного мозга. К нему мы ещё вернёмся, а пока скажем, что наряду с посещением врачей, женщина обратилась и в полицию, и в прокуратуру, и в районный комитет по образованию.

Комиссия комитета провела проверку «сигнала», опросила и учеников, и учителей школы, и саму Леонтьеву. Поскольку вырисовывавшаяся ситуация была признана «противоречивой и неоднозначной», все «наработанные материалы» передали прокурору района, далее – в Старорусский межрайонный СО СУ СК РФ по Новгородской области.   

Параллельно с этим осуществлялось и «PR-сопровождение», привлечение внимания общественности к тому, «что творится в школе». Родственник девочки сумел «выйти» на самого Павла Астахова. А оттуда, надо думать, сигнал пошёл и в аппарат уполномоченного по правам ребёнка в Новгородской области.

В районную газету «Старая Русса» обратилась сама мать. Статья «на полосу» с многозначительным заголовком «Голова дана человеку для того, чтобы…» была опубликована спустя три недели после… Скажем аккуратно: после того, как мать девочки «пошла по инстанциям».

С эмоциями в публикации было всё в порядке. Одна лишь выдержка:

«Христианские заповеди советуют нам прощать ближнего. Очень хочется им следовать. Очень. Но способна ли на это мама девочки, получившей сотрясение мозга?

Сейчас однозначно – нет. Обратившись к нам в редакцию, она хочет, чтобы данная история не оказалась замятой, чтобы она была предана огласке. С её точки зрения, только так можно добиться того, чтобы не только её ребёнок, но и любой другой не опасался, что в стенах школы учитель может «дать леща» озорнику…».

Сетует автор и на то, что, «увы, далеко не у всех знакомых находит поддержку своим действиям» мать девочки.

Публикация иллюстрировалась угрожающего вида рисунком (похоже, из комиксов), где большая взрослая тётя со зловещим выражением лица держит за шею испуганную девочку, а прочие дети тихо зубрят урок, уставившись, кто в тетради, кто в книжку. Очень, знаете ли, красноречивая иллюстрация. Сразу всё становится понятно!

Приводилась в статье и оценка ситуации председателем районного комитета по образованию Галиной Бабурцевой, воспроизведённая нами выше («Это вопиющий случай!..»), как будто, всё уже ясно, «приговор вынесен, подписан и обжалованию – не подлежит». 

Оправдание – в квадрате

На самом деле, на том этапе ещё ничего не было ясно. Если не считать того, что женщина обвиняет в рукоприкладстве учительницу. А учительница стоит на том, что это – неправда, «никаких физических действий к ребёнку она не применяла».

Первый удар по растиражированной «сенсации» был нанесён после того, как, изучив представленные материалы, возбуждать уголовное дело в СО СУ СК… не стали. Проинформировав заявительницу о том, что, вообще-то, ч. 1 ст. 116 УК РФ («Побои») – «дела частного обвинения».

Не найдя поддержки в лице «государственного обвинения», мать девочки обратилась в мировой суд: просила не только привлечь учительницу по той самой ч. 1 ст. 116 УК РФ, но и обязать её компенсировать моральный вред, который оценила в 50 тысяч рублей.

И, в полном соответствии с законодательством, начался сам судебный процесс – долгий, изнурительный, изматывающий. Не делающий, скажем так, чести… Поскольку иначе – никак, в суд «таскали» детей. Впервые в жизни они смотрели на Елену Владимировну не как на уважаемого педагога, а как… «на подсудимого». Сильно! Это к вопросу об авторитете…

Надо, однако, отдать должное: ни один из явившихся в суд детей, присутствовавших на том уроке, не стал оговаривать учительницу. Потому что не видели, чтобы Елена Владимировна «ударяла» Свету (имя, по понятным причинам, изменено) головой об парту. Более того, один из юных свидетелей утверждал: ему известно, что других детей «подговаривали сказать неправду о том, что Леонтьева ударяла Свету». И двое, во всяком случае, дали на первоначальных опросах показания, что якобы были очевидцами рукоприкладства (такие показания, в действительности, были, и с этим, в частности, связано указание на «противоречивость данных» из акта комиссии районного комитета по образованию).

По словам учительницы, впоследствии эти дети извинялись перед ней, и даже – «прилюдно» (когда шёл урок). А вот в суд так и не явились, хотя и были вызваны повестками.

Первый приговор был вынесен 31 октября: спустя более полугода после начала рассмотрения дела. И этим приговором Елена Леонтьева была оправдана.

Частный обвинитель не оставил надежды привлечь учительницу к уголовной ответственности и взыскать с неё «моральный вред»: приговор был оспорен в апелляционном порядке. И, надо сказать, в марте 2015 года – отменён, но, как это говорят юристы, по формальным основаниям.

«Второй этап» судебного процесса, по времени, стал менее продолжительным. Но опять завершился оправдательным приговором, который, несмотря на новую апелляционную жалобу, ни изменён, ни отменён больше не был: после рассмотрения дела апелляционной инстанцией, 20 августа 2015 года, вступил в законную силу. В компенсации морального вреда в пользу «частного обвинителя», естественно, было отказано.

Что определило судебное решение? Как опять же говорят юристы: совокупность представленных доказательств. Точнее… не представленных. Как и во время первого судебного процесса, и на этот раз ни один явившийся свидетель не подтвердил, что видел, как учительница «ударяет» ученицу. Классный руководитель, встретившая детей сразу после урока информатики в столовой, отмечала, что никаких «синяков, покраснений» на лице Светы не видела; подтверждала, правда, что девочка говорила, что «учительница информатики её ударила», но говорила это – «с улыбкой на лице». Поскольку, по мнению классного руководителя, «Света может фантазировать, ранее бывали случаи, что говорила неправду», особого значения этим словам, произнесённым «с улыбкой на лице», учительница не  придала. На плохое самочувствие девочка не жаловалась, никаких признаков недомогания у неё не было. После уроков Света даже вызвалась убрать класс, хотя дежурной в тот день не была.

А как же диагноз «сотрясение головного мозга»? Вот этот-то самый диагноз и предлагает особую, так сказать, «пищу для размышлений». 

Нос мешает!

До сей поры мы не рассказали о самой ситуации, что случилась на уроке информатики.

Дело, между тем, было так. Шёл обычный урок. Класс выполнял задание Елены Владимировны. Первым, кто поднял руку, сигнализируя о его выполнении, была она – Света, доселе, кстати, не отличавшаяся особыми способностями к информатике. Учительница подошла, чтобы проверить задание. И тут же поняла, что девочка просто списала работу («Открыла на компьютере «окно» «свойства документа» и увидела, что «документ» создан на день раньше»). Сказала, что списывать – плохо! Света ответила, что не списывала.

После этого якобы учительница и «взяла её за шею, наклонила в сторону», а потом ударила – «три раза головой о парту». А знаете ли, где именно, по версии матери, был обнаружен ею «след от удара» на лице дочери? «В области виска»!

И, признаться, лично мне стало очень интересно, как вообще можно достичь такого результата при описанном «механизме воздействия»? Грешен, я и так, и сяк крутил-вертел родного сына, но долбануть его, сидящего за столом, так, чтобы удар пришёлся в «область виска», - ну, никак не получается. Нос мешает! Расквасить нос при таком «механизме воздействия» теоретически можно (но какие усилия для этого нужно приложить: со всей силы, со всей «дури», что, сдаётся мне, труднопредставимо с учётом конкретной ситуации – класс, урок, десяток учеников, корпящих над заданием). А вот чтобы удар пришёлся в висок… Просто на грани фантастики!

А если призвать на помощь ещё и психологию, согласитесь, совсем не тот повод, когда педагог перестаёт себя контролировать. Ну, не бывало на моей памяти такого, чтобы из-за банального списывания в учителе проснулся зверь. А учитель-то, не будем забывать, с двадцатью годами педагогического стажа, с грамотами и благодарностями, кои заботливо сложены в стопочку в потаённом уголке рабочего стола.

Обо всём этом можно было подумать уже тогда, когда в Старой Руссе зарождался «шум». Но, верно, ещё не все детали известны были – в том числе, и автору публикации «Голова дана человеку для того, чтобы…». Отсюда и уверенность, что правду говорят «потерпевшие». И, если уж совсем на чистоту, тогда, в феврале 2014 года, на месте автора той статьи мог оказаться любой журналист. Почему? Да потому что, как ни крути, но «правота» «потерпевших» подтверждалась не чем-нибудь, а авторитетным заключением врача-невролога «с 27-летним стажем» Ольги Григорьевой: сотрясение головного мозга.

И хотя сразу же должны были возникнуть вопросы касательно того, с какой же силой нужно ударить, чтобы – «до сотрясения», одно дело – собственные сомнения, а другое – компетентное мнение специалиста. Разве ж можно было не поверить, тем более, когда специалист заявляет (приводим по тексту статьи «Голова дана человеку для того, чтобы…»): «Вся симптоматика черепно-мозговой травмы была налицо…».

Не будучи медиком, скажу, однако, что не «вся симптоматика» была налицо, потому что «вся симптоматика» - это и потеря сознания (а это – основной из симптомов при диагностике сотрясения мозга), и рвота, и, например, выраженные слабость и утомляемость. Ни потери сознания, ни рвоты не было – точно, об отсутствии «слабости и утомляемости» говорит хотя бы то, что после уроков девочка сама вызвалась помочь с уборкой класса. И помогала – ничуть не жалуясь на «угнетённое состояние». Так что, строго говоря, слова невролога о наличии «всей симптоматики» - либо от недостатка квалификации (что, признаться, очень сомнительно), либо от желания «усыпить бдительность журналиста», которому, конечно же, недосуг углубляться в медицинские справочники, тем более, что и сомневаться, казалось бы, повода нет.

…Чтобы выяснить, насколько обоснован этот диагноз, к делу были привлечены специалисты бюро судебно-медицинской экспертизы. И те, изучив имеющуюся медицинскую документацию, пришли к мнению: «Комиссия не может подтвердить диагноз «сотрясение головного мозга» в связи с тем, что данный диагноз был выставлен на основании жалоб девочки без наличия какой-либо объективной неврологической симптоматики, обязательной для постановки диагноза «сотрясение головного мозга».

Получается, что серьёзный диагноз был выставлен врачом просто со слов девочки, поддерживаемой мамой, - без направления в стационар, без назначения и проведения специальных исследований. И чем можно объяснить такую «доверчивость» врача «с 27-летним стажем»? Существуют разные мнения, предположения, догадки… 

Сатисфакция? Ещё чего!

Есть и ещё один очень серьёзный вопрос: сугубо юридический.

Я не случайно столь тщательно воспроизвёл хронологию «педагогического процесса», занявшего полтора года – от обращения частного обвинителя в суд до вступления в законную силу оправдательного приговора.

Стоит ли говорить о том, как эти полтора года прожила Елена Владимировна. Как не сломалась… Чудо, кстати, что её – после всей огласки, после придания истории статуса «социально-значимой» - не уволили под тем или иным предлогом, не заставили уйти «по собственному».

- Всё, что произошло, - рассказывает она сейчас, - для меня было как снег на голову. Я была выставлена к «столбу позора» для всеобщего порицания. Неудивительно, что в феврале 2014 года, прямо в школе, мне стало плохо: месяц провела на больничном! Как раз в это время прошли и сюжет на телевидении (телевизионщики воздержались хотя бы от того, чтобы называть мою фамилию), и публикация в газете «Старая Русса», где было всё: и имя, и фамилия, и место работы, и очень тенденциозная, я бы сказала, интерпретация событий. Давление подскочило вновь. Так, в условиях стресса, явно психотравмирующей ситуации я и прожила эти полтора года, регулярно занимая в суде ту скамью – скамью подсудимых, объясняясь и оправдываясь в присутствии своих учеников, зная при этом, что ничего дурного не совершила. Что уже, само по себе, - унизительно!

…В нынешней судебной практике есть такой порядок: если суд выносит крайне редкий – оправдательный приговор, в финале его оглашения судья произносит фразу о том, что «подсудимому разъяснено право на реабилитацию».

В этом случае такую фразу судья не произнесла. Более того, «разъяснила» другое: поскольку это дело – «частного обвинения», и «постановление оправдательного приговора не является следствием незаконных действий со стороны государства», на Елену Владимировну правила о реабилитации – не распространяются.

Признаться, удивило… Хотя бы потому, что в недалёком ещё 2011-ом году я писал статью («Брат – ответчик за сестру») о другом любопытном уголовном деле, когда мужчина (некто Василий С-ин) в порядке частного обвинения пытался «засудить» родную сестру Ирину М-ву, которая, по заявлению брата, его… избила. Дело рассматривалось мировым судьёй, но в Новгороде. И результат получился аналогичным: за «неустановлением события преступления» суд вынес женщине оправдательный приговор. Засим она предъявила гражданский иск о компенсации морального вреда. И он был удовлетворён (пусть и на скромную сумму в 3 тысячи рублей), при этом обязанность по возмещению вреда суд возложил на брата – ответчика по гражданскому делу. И это представлялось вполне логичным и естественным. Ведь любой вызов в суд, да в качестве обвиняемого, неизбежно – стресс, убивающий бессчётное количество нервных клеток.

Несмотря на «разъяснение» судьи, Елена Владимировна обратилась в суд с гражданским иском, в котором, как и «частный обвинитель» - давеча, определила свой моральный вред в ту же сумму в 50 тысяч рублей.      

Изложила в исковом заявлении вполне здравое суждение о созданной «частным обвинителем» ситуации: «На протяжении полутора лет подвергалась уголовному преследованию со стороны ответчика, в связи с чем испытывала огромное чувство страха, что могу потерять доброе, честное имя, лишиться профессии, свободы. Всё это вызвало сильнейшие нравственные страдания, переживания и обиды от собственного бессилия, разочарования в справедливости, нарушения привычного ритма жизни, поскольку для всех жителей Старой Руссы, в том числе, и для работников сферы образования, воспринималась как педагог, избивший ученицу и, в связи с этим, заслуживающий только уголовного наказания».

Решения судов – и первой, и апелляционной инстанций – были, однако, в пользу ответчицы: в удовлетворении исковых требований отказать – полностью!

Ещё Елена Владимировна попыталась взыскать с ответчицы хотя бы материальный ущерб, потому как в желании добиться справедливости в уголовном процессе вынуждена была прибегать к услугам профессиональных адвокатов. Суды не удовлетворили и это заявление учительницы.

«Гражданско-правовая эпопея» завершилась, кстати, совсем недавно: последнее из судебных постановлений было вынесено лишь в марте этого года. И завершилась – без всякой надежды на сатисфакцию, вполне (если по-человечески) заслуженную. А как же дело «сестра М-ова против брата С-ина»? Почему там-то суд принял решение о компенсации морального вреда, хотя в той истории, могу допустить, нравственный страдания «привлекаемой» женщины были не столь очевидны: не учительницей работает!

- С конца 2011 года (уже после решения по делу «сестра М-ова против брата С-ина» - А.К.) по 2013 год, - делится своими мыслями адвокат Константин Пакин, - высшие судебные инстанции России своими решениями изменили порядок взыскания морального вреда в случаях вынесения оправдательных приговоров по делам частного обвинения. Основная мысль тех новаций, ныне принятая на вооружение нижестоящими судами, следующая: если человек обращается в мировой суд с заявлением частного обвинения, тем самым он реализует своё конституционное право на судебную защиту. Если же обвинение не находит подтверждения, а суд выносит оправдательный приговор, - это не основание для того, чтобы требовать с человека, реализующего своё конституционное право, какую бы то ни было компенсацию. Единственное исключение сделано для случаев, когда частный обвинитель, обращаясь в суд, заведомо знает, что его обвинения – облыжны, и преследует лишь цель причинить вред недругу. Но доказать эту «заведомость» практически невозможно! Нереально! Что ещё любопытно, так это то, что право на реабилитацию сохранено за людьми, обвинявшимися в «частном порядке», в том случае, если суд первой инстанции выносит обвинительный приговор, а потом вышестоящая судебная инстанция такой приговор отменяет и выносит оправдательный. Вот в этом случае: да, человек пострадал… А если оправдательный приговор вынесен сразу, судом первой инстанции, без всяких проволочек, - извините, ваши права, мол, ни в чём не пострадали, и вам ничего не положено. Хотя логику уловить в таком подходе к вопросу очень трудно. А соблюсти баланс интересов при такой интерпретации законов просто невозможно. Получается, права «частного обвинителя» защищены самым серьёзным образом. А права «частного обвиняемого» - из тех, кого, выясняется, и обвинять-то было не в чем? Единственное, что ему остаётся, произнести сакраментальную фразу: «Спасибо, что не посадили!».        

Не возвращаясь к напечатанному…

Обида у Елены Владимировны осталась и на «справедливость» судов, рассматривавших её гражданские иски, и… на «Старую Руссу». Вряд ли кто упрекнёт журналиста Корякова в том, что он не радеет за права прессы либо свободу слова. Ещё как радею! И, считаю, правильно, когда коллеги откликаются на «резонансные события» сразу, как только они свершились. Но что касается публикации «Голова дана человеку для того, чтобы…», не могу не сказать… Ситуация, согласен, была сложная. На её восприятие не мог не повлиять диагноз, поставленный врачом с «27-летним стажем».

И всё же: так ли уж было необходимо, когда, по сути, ещё ничего не ясно, называть фамилию учительницы, «славить» её на весь район. Неужели ж у автора не было даже тени сомнений?

Ладно, получилось так… Но ведь можно же было достойно выйти из щекотливой ситуации. В практике любой газеты есть всевозможные вариации рубрики «Возвращаясь к напечатанному». И, сдаётся мне, просто нельзя было не вернуться к напечатанному, когда суд вынес Леонтьевой оправдательный приговор. Пусть бы это «возвращение» было не «на полосу», как сам материал-сенсация. Пусть бы самым мелким шрифтом… В любом случае, лучше и честнее, чем – ничего.

Кстати, как явствует из содержания той статьи, уполномоченный по правам ребёнка Елена Филинкова «в телефонном разговоре с журналистом «Старой Руссы» настаивала, чтобы информация об этом происшествии нигде не разглашалась, дабы не оказывалось давление на следствие».

Как в воду глядела детский омбудсмен…

Но её рекомендация не стала руководством к действию. Лишь поводом для маленькой-маленькой обиды: «Областному телевидению о старорусских ЧП говорить можно, а старорусским СМИ – нельзя?».

Что добавить? С девочкой Светой всё в порядке. Она, правда, перешла в другую школу. Председатель комитета по образованию Галина Бабурцева, заявившая «для газеты», что «это вопиющий случай» и «тяжёлый урок для всего педагогического сообщества», летом прошлого года с почётом ушла на заслуженный отдых, на пенсию… И никто, как я понимаю, особо не «шумел» из-за того, что сама Галина Ярославовна была «фигурантом» уголовного дела, связанного с обеспечением жильём детей-сирот… Как сообщил и.о. старорусского межрайонного прокурора Алексей Рубцов, в январе уже 2016 года производство по этому делу было прекращено судом, но – по нереабилитирующему основанию: по амнистии.

Очень много, согласен, «уроков»… С чем нельзя не согласиться из приведённого в «Старой Руссе» мини-спича экс-председателя комитета по образованию, так это с тем, что из всех уроков нужно «сделать правильные выводы». И не только «педагогическому сообществу» Старорусского района.

Алексей КОРЯКОВ