В походную колонну!

22 июня – День памяти и скорби.

В нашем маленьком редакционном коллективе, в семье каждого, есть свои герои Великой Отечественной войны. Наши деды и отцы не участвовали в Параде Победы 1945 года. Кто-то из них просто не дожил до этой даты, сложив голову на полях сражений. Кто-то продолжал военную службу, другие, вернувшись домой после тяжёлых ранений и увечий, по-новому осваивали мирную жизнь - вне фронта. Но они, рядовые и офицеры той войны, – навсегда победители. И вечно будут шагать в строю «Бессмертного полка». Раз уж в нынешних условиях полк этот смог выйти на парад лишь виртуально – так тому и быть: выходим виртуальной колонной. 

Победу встретил в Потсдаме

Таким мой отец, Емельян Николаевич Васильев, встретил День Победы в Потсдаме. На груди пока ещё один орден Отечественной войны - II степени, ко второму - первой степени – был представлен в мае 1945-го.

А первую медаль - «За отвагу» - получил в октябре 1942 года, под Сталинградом, где и был первый раз ранен. Ранение было тяжёлым -  в голову. Пришлось заново учиться писать. Зато почерк  стал исключительно ровным, красивым… но совершенно для меня, например, неразборчивым.

Война для деревенского псковского паренька, ездившего помощником машиниста от Ленинграда до Любани, началась с приписки одного года: семнадцатилетних в Ярославское военное училище не брали, так и остался год рождения 1923. В октябре выпускников отправили под Сталинград. Путь лежал через городок Острогожск Воронежской области, где на постой гвардии лейтенанта Васильева определили в дом моей будущей мамы.

Из Германии он приехал свататься с подарками - почти целым парашютом и ящиком красивых длинных бутылок, как оказалось, сухого вина. Дед невесты раскритиковал «кислятину» по полной программе. Новобрачные отправились к месту службы – в Лейпциг, где в 1946-м родился мой старший брат.

А потом была Ленинградская академия тыла и транспорта, Северная группа войск, Ленинградский военный округ. В  отставку полковник Е.Н. Васильев ушёл с должности заместителя командира дивизии по тылу. То, первое, ранение «догнало» его инсультом в пятьдесят лет. В 58-м его не стало.

Где бы ни служила наша семья, помню, на праздники собирались гости-сослуживцы у нас: папенька любил и умел накрыть стол. А уж когда брал в руки гармонь и пел Есенина… Это я не забуду никогда.

Светлана ВАСИЛЬЕВА

Два деда и их война

Никогда не пройду я в торжественном марше «Бессмертного полка» с портретами своих дедов – Артемия Яковлевича Сорокина и Григория Ивановича Рявкина. Потому что у меня нет их портретов.

Дед Артемий был мобилизован 20 мая 1944 года, вскоре после освобождения Старой Руссы. В 41 год он стал красноармейцем 14-го стрелкового полка 72-й дивизии. Полк после выхода из окружения в конце марта 1944 года был отправлен на пополнение в район деревни Мистолово Ленинградской области, где «молодые» вроде моего деда проходили боевую подготовку до 10 июня. А потом пополненный и обученный отправился на Карельский перешеек, где, как следует из Журнала боевых действий, «к 27 июня сосредоточился в районе Кингисеппа».

Ставка ВГК требовала от командования Ленинградским фронтом «продолжать наступление [через неделю после завершения Выборгской операции и освобождения Выборга] с задачей 26-28.06 главными силами овладеть рубежом Иматра, Лаппеенранта, Виройоки. Частью сил наступать на Кексгольм, Элисенвара с целью очищения от противника Карельского перешейка северо-восточнее реки и озера Вуоксы…». Немцы предприняли 22 июня попытку отбить Выборг, обратив в бегство нашу пехотную дивизию.

Сталин приказал не только удержать город, но и наступать! Командующий фронтом маршал Говоров просил усиления – хотя бы два стрелковых корпуса. И получил категорический отказ. Как следствие, за десять последних дней июня наши части продвинулись вперёд всего на 8-10 км, а в начале июля всего на 2 км.

Что случилось с красноармейцем Сорокиным, неизвестно. Скорее всего, он был тяжело ранен, потому что оказался в эвакогоспитале №2014 в Ленинграде, где 27 августа умер. 30-го его похоронили на Пискарёвском кладбище. Он лежит там в братской могиле № 110 «с западной стороны 535-й». Таков его короткий боевой путь…

Дед Григорий (по отцовской линии) был кадровым военным. Его призвали в армию в 1927 году на обязательную срочную службу – на 2 года. Не знаю, оставался ли он на сверхсрочную, но когда в 1939 году был объявлен добровольно-принудительный набор в Красную Армию, он был призван уже в звании техника-интенданта 1-го ранга, что соответствовало старшему лейтенанту. Участвовал в Финской войне – в составе 2-го отдельного автотранспортного батальона 42-й стрелковой дивизии – на Карельском перешейке. В начале 1941 года автобатальон был придан штабу Западного особого военного округа (с июля 1940 года – командующий генерал армии Дмитрий Павлов).

Видимо, перед самой войной Григорий Иванович получил отпуск, потому что отец рассказывал, когда война началась, они проживали в деревне Борисово Старорусского района, и дед был с ними. Немцы наступали стремительно. Деду нужно было возвращаться в Белоруссию, где воевали его товарищи. Но как? Он взял жену, находившуюся на восьмом месяце беременности, двух сыновей (13 и 9 лет). И они пошли в Старую Руссу.

На просёлочной дороге их встретили немцы, рассказывал отец. С этого времени семья была разлучена: жена с детьми отправлена в лагерь для гражданских лиц, муж – в какое-то иное место. По документам ЦАМО Рявкин Г.И. числился пропавшим без вести в 1941 году, что логично, так как к месту прохождения службы он после 22 июня 1941 года не вернулся.

Был ли дед в концлагере или ему удалось каким-то образом скрыться в суматохе, которая творилась тогда не только на Западном фронте (коим стал военный округ), но и в Старой Руссе, которую немцы заняли в конце июля? Не знаю.

В военных архивах Рявкин Г.Е. проявляется два года спустя уже как красноармеец 654-го стрелкового полка 148-й дивизии, которая к концу июля 1941 года была обескровлена и переформировывалась в тылу, выйдя из окружения. Возможно, дед каким-то образом бежав от немцев, пришёл на сборно-пересыльной пункт Красной Армии как окруженец и получил назначение с понижением. Однако к лету 1943 года он уже был помощником командира взвода 5-й стрелковой роты.

148-я дивизия в это время находилась на первом рубеже обороны в районе Малоархангельска Орловской области. Именно здесь фашисты 5-6 июля нанесли два мощных удара, прорвав в первый день Курской битвы нашу оборону силами дивизий СС «Рейх» и «Мёртвая голова» и штурмового корпуса.

6 июля гитлеровцы предприняли попытку развить успех, но на этот раз наши выстояли. 7 июля, когда дед Григорий «производил разведку по расположению противника и, столкнувшись с постом неприятеля, убил Х-х (так в тексте листа к награждению) немцев». За это был представлен к медали «За отвагу», которой и награждён (заочно) согласно приказу № 32/н от 23.07.1943 по 654 полку Центрального фронта.

Почему заочно? 11 июля дед сам был пленён и отправлен сперва в концлагерь Кальвария на границе Литвы и Польши, а потом был переведён в Ораниенбург – в печально знаменитый Заксенхаузен, где и находился до конца войны. Он уже не видел и не знал, наверное, что 10 июля на их участке фронта началось контрнаступление, а 15-го освободили Малоархангельск.

Из плена его освободили части Красной Армии. Некоторое время дед находился на проверке, а 22 июля 1945 года был отправлен в воинскую часть № 229, дислоцированную в Ораниенбурге. Вскоре 43-летнего бойца демобилизовали. Однако к семье он не вернулся.

Может быть, не надеялся, что жена и дети живы. Может, что-то другое. Только осел дед Григорий в Ленинграде, второй раз женился. Своего младшего сына (моего отца) и дочь, родившуюся в 1941 году, он после войны впервые увидел 8 мая 1965 года.

Теперь-то я знаю, что Григорий Иванович приехал, потому что 26 апреля вышел указ Президиума Верховного Совета СССР: «День 9 мая - праздник победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. - впредь считать нерабочим днем». С 1947 года – это был короткий рабочий день.

Дед приехал, но встреча родственников не получилась. Неловко чувствовали себя все. Помню, мне поручили проводить деда до магазина. Мы пошли. Он купил, что полагается ставить на стол в праздник, спросил, каких конфет я хочу. Я очень хотел, но стеснялся и соврал, что конфеты не люблю…

… Нет у меня дедовских фотографий. В детстве я видел их, вроде бы, а потом – переезды, то да сё: семейный архив распылился по дядьям и тёткам.

Да, оба мои деда не были героями. Они были, как иногда говорят, чернорабочими войны. Но ведь война – это и есть в основном чёрная, тяжёлая работа. Я хорошо это знаю из хороших книг и фильмов. Самую первую мне дал прочесть отец – потрёпанную книжку «В окопах Сталинграда», изданную в 1950 или 51-м годах, то есть ещё при Сталине. Повесть короткая. Как сказал отец, тогда (она вышла в журнале «Знамя» в 1946 году впервые) так о войне не писали. Тогда было в основном в духе «ура-патриотизма». «В окопах Сталинграда» получила Сталинскую премию в 1947 году.

С тех пор я выбираю книги не ниже достоинством, чем «Окопы» Некрасова. Например, «Живые и мёртвые», «Жизнь и судьба», «Прокляты и убиты». Или «Война всё спишет» Леонида Рабичева, «Воспоминания о войне» Николая Никулина (там много о Новгороде). Иногда я беру их с полки и что-то перечитываю под настроение. Когда читаешь правду – это поднимает настроение. Как и лучшие военные песни Высоцкого, как честные фильмы, которых, увы, совсем мало…

Геннадий РЯВКИН

Гвардии рядовой

Ни отец, ни дед, сколько помню, никогда специально не рассказывали нам, детям и внукам, о войне. След в их жизни она оставила, конечно, огромный, но так вот – ни с того, ни с сего – разговор на эту тему не заводился. Отец только своему внуку, моему сыну-школьнику, когда у него возник интерес, поведал, да и то довольно скупо, без прикрас, как он воевал. И мне уже сын рассказывал, что дед, Александр Иванович Ростовцев, был пограничником, служил под Ашхабадом (вот откуда у него любовь к дыням и арбузам), потом ликвидировал банды бандеровцев, войну закончил в Польше. Его военная награда – орден Отечественной войны II степени.

На фотографии 1947 года, ещё во время службы, он позирует: в гимнастёрке, затянутой ремнём, галифе, кожаных сапогах, он стоит, опираясь одной ногой на сиденье деревянного стула, и держит в руках трубу. Этот музыкальный инструмент был у него любимым. И он долгие-долгие годы, работая слесарем-инструментальщиком (классным, потому что грамот и благодарностей было не счесть), руководил заводским оркестром, который непременно в День Победы возглавлял колонну заводчан, вышедших на парад. Отца нет с нами уже почти двадцать лет. Так же, как и его сестры, Натальи Ивановны Захаровой. Они, старшие – отец 1922 года рождения, Наташа – 1924 года, а в семье было пятеро детей, младшей сестрёнке в 1941 году исполнилось всего два годика - прошли испытание войной. Наташа закончила курсы медсестёр и восемнадцатилетней отправилась на фронт в 1942-м.

А мой дед, мамин отец, Фёдор Фёдорович Смородин прошёл две войны. Подробности о нём я узнавала от мамы и позже на сайте  «Подвиг народа». На фотографии 1925 года – он вместе со своим другом Алексеем - в форме Красной Армии тех лет: будёновки с красными звёздами, гимнастёрки, ботинки с обмотками. Друзья и потом, когда женились, были неразлучны, так как взяли в жёны сестёр, Фёдор - Акилину (мою бабушку), а Алексей её сестру Марию. И оба ушли на войну в 1941-м.

Финская война как будто бы предопределила место, где будет воевать дед спустя короткое время – Карельский фронт. Встретить в здравии Новый 1942-й год ему, красноармейцу 997-го стрелкового полка 263-й стрелковой дивизии, не довелось: 31 декабря он был тяжело ранен. Но излечился, вернулся в часть. Второе ранение – в грудную клетку, с поражением лёгкого – Фёдор получил в апреле 1942 года во время Кестеньгской наступательной операции в 40 километрах от станции Лоухи. Лоухи – это имя могущественной колдуньи. Существует она в двух образах: в финской «Калевале» - злая старуха, которая похищает солнце и луну, губит людей. В карельском народном эпосе – молодая девушка, живущая в лесах и охраняющая Древо Жизни. Видимо, в тот раз победила не злая ведьма, а юная радетельница за жизнь. Дед снова вернулся в строй.

«6  августа 1942 года, находясь в наступлении и сблизившись с противником, Смородин был тяжело ранен из автомата в ноги с переломом кости и вынесен с поля боя со своим личным оружием» - говорится в представлении его к награде – ордену Отечественной войны II степени. В госпитале деду ампутировали правую ногу ниже колена.

Фёдора Фёдоровича Смородина мой сын не знал, он родился, когда прадеда уже не было в живых. И на родину моего деда и моей мамы, в Архангельскую область, в районный центр с тремя тысячами населения, город Мезень, который, к слову, основал как слободу новгородский боярин Окладников в XVI веке, сын впервые со мной поехал в 2015 году, в год 70-летия Великой Победы. И было одновременно неожиданно и волнующе, когда там нас приветствовал дед - с фотографии-постера, размещённой на здании местного краеведческого музея. А потом бывший мэр Мезени, знавший и помнивший ветерана Великой Отечественной войны Фёдора Смородина, отвёл нас к мемориалу, открытому к юбилейной дате. Средства на памятный комплекс собирали местные жители. На плиты нанесены имена более 6000 мезенцев-фронтовиков. Среди них – мой дед. Награды дедушки – орден, медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» и другие, а также гвардейский знак - бережно хранила бабушка, теперь они у нас.

Наталья МЕЛКОВА

Остался навечно на Сааремаа

Мой дед, Михаил Карлович Штро, родился в 1903 году в многодетной семье. Он был жизнерадостным и трудолюбивым человеком, любил музыку – играл на мандолине и гитаре. До войны он работал шофёром в Новгородском пассажирском автохозяйстве.

Когда началась война, он был призван в Красную Армию, а вся семья была эвакуирована в город Устюжна Вологодской области.

На фронте Михаил Штро был тяжело ранен осколками мины в ногу. Долго лежал в госпитале в городе Сочи. Сохранилось его письмо -  фронтовой треугольник, которое он прислал родным из госпиталя. Наша семья хранит его, как реликвию, так как фотографии дедушки в гимнастерке у нас не сохранилось.

После выздоровления он снова ушел на фронт. В октябре 1944 года в ходе кровопролитных боёв при освобождении острова Сааремаа в Эстонии от немецко-фашистских захватчиков он был убит. Похоронен в братской могиле на острове Сааремаа - там установлен мемориал воинам-освободителям.

Думаю иногда, что моя любовь к автомобилям досталась мне в наследство от моего дедушки Михаила Карловича Штро.

Его имя внесено в Книгу Памяти Новгородской области, так же, как и имя другого моего деда, по линии мамы, - Александра Дмитриевича Кузьмина. Он родился в 1906 году в деревне Новая Мельница Новгородского района. В июле 1941 года был призван на фронт. Награждён медалью «За боевые заслуги». Вернулся домой в декабре 1945 года, работал плотником. В июле 1967 года его не стало.

Александр ШТРО

Погиб в Магдебурге

Иван Васильевич Егоров - дядя моей матери. Родился 25 июля 1920 года. Был призван в Красную Армию за год до начала Великой Отечественной войны - в 1940 году.

В первые дни часть, где служил Иван Васильевич, застали врасплох на учениях в лесу - при себе у солдат и офицеров не было никакого оружия. Они вынуждены были отступать - три недели им пришлось скитаться по лесам в поисках воинской части РККА. Лето 1941 года - жару сменяют грозовые дожди с сильнейшим ветром. Изношенная почти в клочья форма, холод, сменяющийся пеклом, отчего сырая одежда могла запекаться на коже, и вечный голод. Всё время скитаний по лесам солдаты ели только грибы и ягоды, стараясь не разводить костёр без лишней нужды.

Часть они всё-таки нашли. Поступивших в боевые ряды Красной Армии солдат и офицеров раскидали по фронту. Иван Васильевич был командиром танкового экипажа, в этой должности он прошёл всю войну. Проект Министерства обороны «Память народа» указывает, что он был лейтенантом. Хотя мама рассказывает, что Великую Отечественную он закончил в звании капитана. Закончил в Берлине - до которого дошёл и который брал.

Боевую биографию Ивана Васильевича, конечно, не охватить наградами, но можно хотя бы частично проследить: он был награждён орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

После окончания войны Иван Васильевич остался служить в воинской части на территории ГДР, в городе Магдебург. Там его и подорвали - в 1951 году. Иван Васильевич вместе с сослуживцами провожали товарища в отпуск - он ехал в РСФСР. Проводили, решили закурить. Шёл дождь, накрылись палаткой. Из-за неё и не заметили летевшую в их сторону гранату, брошенную кем-то, ехавшим в поезде.

Матвей НИКОЛАЕВ

Своя высотка

В моей жизни очень многое связано с газетами. И не только потому, что с юности я работаю, как раньше говорили, в «повременных изданиях».

Когда моего отца не стало, я был так мал, что помню о нём какие-то смутные пустяки. Конечно, я знал, что он был кадровым офицером, что был призван из Сольцов на Финскую, но из-за потерь в этой войне попал не на фронт, а в военное училище и закончил его как раз к Отечественной (перед войной учебный год для курсантов завершился досрочно; неожиданное нападение, говорите?..), что службу нёс до своих последних дней, да и убила его болезнь, полученная в результате тяжёлых контузий. Я разузнал, что мог, в том числе от его однополчан, но это были послевоенные однополчане, что они могли знать о его войне… Фронтовики друг с другом такими вещами не делились.

Но перед 40-летием Победы другие фронтовики принесли мне газету армейскую «Красная звезда» со списком тех, кто в войну по разным причинам не получил боевые награды: «Это не твой отец?». И в военкомате мне выдали – не орден, конечно, а справочку о том, что в феврале 42-го отец действительно был награждён немалым по тем дням орденом Боевого Красного Знамени. О том, что представлен, он, наверное, знал, а о том, что представление было одобрено командованием фронта, – вряд ли.

Лишь много лет спустя, благодаря появлению сайта «Подвиг народа», я узнал – за что этот орден. За то, что он, командир стрелкового батальона, «17 и 18.2. 42 г. находился в обороне церкви [деревни] Кокошкино, несколько раз отбивая контратаки немецких фашистов, стремившихся захватить важный пункт. При этом т. Брутман проявлял исключительную храбрость. За два дня боёв было уничтожено более 250 фашистских солдат и офицеров».

Кокошкино – это вблизи Ржева. Это – затяжная Ржевская битва. 1,16 миллиона человеческих потерь РККА, включая почти 400 тыс. убитыми. 22 июня нынешнего года обещают наконец открыть под Ржевом один из самых впечатляющих мемориалов, посвящённых советским воинам.  

В те февральские 241-й и 242-й дни войны южнее погибает окружённая 29-я армия, а армии Калининского фронта пытаются разомкнуть смертельные тиски, её сжимающие. Взяли было Кокошкино, чтобы отвлечь врагов, но потеряли его и оказались перед лицом угрозы свалиться обратно за Волгу.

Церковь у Кокошкина – это высокий холм на самом берегу совсем не великой здесь Волги. Я там побывал. Позиция выгодная. Но и выгодную позицию надо ещё удержать. Устоять.

Комбат и его солдаты – устояли. Удержали.

После ряда ранений старший лейтенант Брутман оказался для окопов непригоден. Служил в штабах, сопровождал на передовую маршевые батальоны, был награждён за то, что доводил их без потерь. Получил ещё кое-какие награды, но карьеры большой, конечно, не сделал – до самой Победы ходил в старлеях. «Звёздный час» его войны пришёлся всё же на Кокошкино.

Да, главного, старшего из своих орденов он не увидел. Но, может быть, понял там, на высоком берегу Волги, то, что понял я.

А понял я вот что. Ни на войне, ни вообще в жизни не бывает скороспелых хэппи-эндов. Окружённую армию наши не спасли. Да и страшная битва продолжалась ещё больше года. Но что из того? Не надо мучить себя манией величия, мечтая в одиночку добыть Победу. Добудь победу с маленькой буквы – не уступи чужой воле, не поступись собой. Из цепочки таких побед, одержанных разными людьми, глядишь, да и сложится что-то большое. Не ищи обязательно близкого практического результата, просто сделай, что должен. Просто стой, где встал – на своём холме. Терпи и не уходи с него.

Пытаюсь так и делать.

Сергей БРУТМАН

Поделиться: