Процесс заклинания: от перестройки до Путина

В конце апреля в Музее изобразительных искусств завершила свою работу выставка Андрея Пашкевича, состоящая из двух живописных серий: «Политэкология» и «Абстракция. Цвет и движение».

Андрей Пашкевич начал работать над циклом картин «Политэкология» в сложное, нелегкое для России время — эпоху перестройки. Можно сказать, что само это время послужило причиной и поводом и одновременно стало объектом изображения. Если говорить точнее, то сошлемся на супругу Пашкевича, Грету Ван Хаелст, активного популяризатора творчества мужа: «Толчок к этой серии работ - «Политэкология» - Андрей получил на Рублёвке, когда его остановили за то, что не пропустил какую-то машину с мигалкой. На него это произвело очень сильное впечатление, он почувствовал, что пора как-то осмыслить происходящее».

Но при взгляде на работы и учитывая название серии, становится очевидно, что это нечто большее, чем просто попытка осмысления. Сам художник говорил, что «старался создать некую экологию посредством своих картин»: стремился таким образом «очистить» вызывающие опасения и часто неприглядные моменты политической жизни страны. При таком подходе невольно всплывает статья видного русского символиста Андрея Белого «Магия слов», в которой он писал: «Стремясь назвать всё, что входит в поле моего зрения, я, в сущности, защищаюсь от враждебного, мне не понятного мира, напирающего на меня со всех сторон; звуком слова я укрощаю эти стихии; процесс наименования пространственных и временных явлений словами есть процесс заклинания; всякое слово есть заговор; заговаривая явление, я, в сущности, покоряю его». По сути, Пашкевич делал то же самое, но иными художественными средствами: он заклинал изображением. То есть живопись переходила у него в некую магическую практику: фиксируя, проявляя на холсте нечто ужасное, он лишал это нечто силы, обезоруживал, укрощал. Нейтрализовал. Причём нейтрализовал ярко, броско, без тонких ухищрений, что называется в лоб, чтоб не возникало даже сомнений в message живописца.

Характерный приём Пашкевича - введение двух планов для создания амбивалентного художественно-идеологического пространства, проще: для идеологического контраста. Да, идеологию здесь со счетов не списать: Пашкевич - художник в высшей степени ангажированный. В его случае сама живопись несёт на себе функцию проводника идеи, отношения автора к тем или иным событиям. Причём так, что места для нескольких интерпретаций художник не оставляет. Рассмотрим, к примеру полотно «Катастрофа», на котором совмещаются два плана: иконографический и плакатный. Большую часть картины занимает изображение Владимирской иконы Божией Матери, одной из самых чтимых на Руси икон, ведь по церковному преданию автором являлся сам евангелист Лука. В левой нижней части сквозь икону пробивается второй план - плакат советских времен «Мир наш. Мы новый мир построим» с изображением локомотива, который, с одной стороны, и прорывает икону, а с другой - отсылает нас к товарищу Ленину: «Революция - это локомотив прогресса». Соединение на холсте иконографического и плакатного планов, в принципе, не соотносящихся друг с другом в художественном отношении, но являющихся характерными атрибутами двух идеологических систем, прямо выражает политические и религиозные пристрастия художника: монархия и православие. И крайне негативное отношение к событиям 1917 года и приходу к власти большевиков.

Или возьмём «Натюрморт с яйцом». Вполне реалистический натюрморт. Впрочем, приглушенно-мрачноватая палитра, в которой выполнена картина, уже сама выражает отношение художника к эпохе. Предметы, по сути, лишь иллюстрируют то, что уже заложено в цвете. Стакан с водой и чайной ложкой, которая подчеркивает бедность: что ею размешивать? Сахару нет, а если б и был, то с ним чай пьют, а уж никак не водичку. Полбуханки чёрного хлеба. Газета «Правда» (видимо, аллюзия на библейское «Не хлебом единым», но на новый лад). И одно яйцо, из которого, как цыплёнок, вылупляется Б.Н. Ельцин с развевающимся флагом в руке. Причём Борис Николаевич стилистически отходит от общей реалистической линии: в нём, посредством ярких красок и фантастичности образа, отчетливо проступает отсылка к комиксу. А последний устойчиво ассоциируется с сугубо развлекательным жанром. Так что и здесь авторская позиция доходит до такой же чёткости, как и прямое высказывание: Ельцин как супергерой. Комично - и никак иначе.

Кроме того, «комиксовость» Бориса Николаевича и сама его фигура отсылают к взаимоотношениям с США: с одной стороны, похожая цветовая гамма используется на политических американских плакатах, с другой - именно в годы правления Ельцина началась тотальная американизация русского (хотя правильнее было бы: ещё советского) общества. Взгляды Пашкевича на этот счёт, как это можно было предвидеть со стопроцентной вероятностью, не отличаются толерантностью и либерализмом. На картине «11 сентября» изображён «плакатный» Джордж Буш, снова на фоне вполне реалистического пейзажа, с V-образным жестом. Его рука зафиксирована так, что  указательный и средний пальцы располагаются на месте взорванных небоскребов. О чём говорит нам этот жест? Первое и наиболее распространенное значение — победа (от англ. victory). Второе, менее известное: грубый призыв к молчанию. Буквально: заткнись. Учитывая «плакатное» изображение Буша и масштаб катастрофы - ко всему миру. Буш утверждает победу Америки и одновременно манифестирует доминантное положение Соединенных Штатов по отношению ко всем другим странам. Пашкевич, можно сказать, обвиняет Буша в том, что трагедия 11 сентября - дело рук самой Америки. Что ж: такая версия существует, и она ничем не хуже официальной. Художник выразил своё мнение. Но - вернёмся к живописи.

Работа на контрасте, сведение двух планов - характерный, однако не единственный приём Пашкевича. Нередки случае, когда художник работает в моно-режиме. Например, «Обманутая Россия». «Период ваучеризации: грандиозный обман населения, Россия, которая потеряла свое лицо, которая потеряла всё то, что создавала на протяжении всей своей истории». Так сам художник комментирует картину. Кстати говоря, подобные авторские объяснения сопровождают около двух третей всей «Политэкологии», что, думается, больше вредит выставке, нежели помогает. При таком подходе картина теряет даже ту крайне небольшую долю загадочности, которая в ней ещё наличествует: уж слишком Пашкевич прямолинеен. Да, с автокомментарием полотно становится доступным любому. Возможно, в этом и состоял авторский замысел, однако нужно учитывать, что в музеи ходит весьма специфический контингент.  Пояснения же сводят картину к профессиональной иллюстрации неких исторических событий. Сама «Обманутая Россия» - гораздо сильнее без всякого пояснения. И ещё сильнее - без названия. Совершенно по-другому тогда начинаешь прочитывать полотно.

Как ни крути, искусство не сводимо к чистой репрезентации реальности и демонстрации своей позиции относительно тех или иных происшествий. Оно - не иллюстрация мысли, идеи, события, но самоценно как некое явление, разворачивающееся по собственным законам, обладающее собственным языком. А в иллюстративном, пусть даже заклинательном подходе чувствуется какое-то пренебрежение, умаление искусства как такового.

Точно в противовес лобовому, конкретному message «Политэкологии» с ней соседствует серия абстрактных работ — «Абстракция. Цвет и движение». Но, увы, противовеса не выходит. Несмотря на излишнюю иллюстративность, идеологичность, частенько превалирующую над искусством, сосредоточенность на частных моментах истории, «Политэкология» обладает целостностью подхода, содержания и выражения. То есть теми качествами, которых «Абстракция» лишена. Складывается такое впечатление, что художник еще не определился с абстракцией, не нашел своей манеры.

«Политэкология», определённо, заслуживает внимания, но в большей степени как документ эпохи, чем, собственно, произведения искусства. Как высокохудожественные иллюстрации к истории России: от перестройки до Путина.

Алексей МОШКОВ

Поделиться: