«Предназначение избегать - глупо»

Юрий Парфёнов был в числе первых ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС.

В сентябре минувшего года Юрий Васильевич ПАРФЁНОВ отметил юбилейную дату, которой гордится, - 40 лет работы на «Акроне». Все эти годы у него связаны со вторым агрегатом аммиака, который тоже в 2020-м был юбиляром, отмечал 45-летие.

Но в интервью с Юрием мы будем больше говорить о событиях, относящихся к другой дате, очень важной не только для него, но и для всей страны. 35 лет назад, 26 апреля 1986 года, произошла авария на Чернобыльской АЭС. Теперь в ежегодном календаре России это День участников ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф.

Юрий Парфёнов был в числе первых ликвидаторов в Чернобыле. Указом Президента Российской Федерации от 6 сентября 1996 года он награждён медалью «За спасение погибавших» - за мужество и самоотверженность, проявленные при ликвидации последствий Чернобыльской аварии.

«Акрон» возник внезапно

- Юрий, мы знакомы давно, поэтому будем, как обычно, общаться «на ты». Скажи, а могло бы так случиться, что ты не попал бы в Чернобыль, если бы не оказался на «Акроне»? И почему из Казахстана ты приехал в Новгород?

- Я закончил Гурьевский морской рыбопромышленный техникум, получил диплом технолога рыбной промышленности. Город Гурьев, уточню, в 1992 году переименован в Атырау. Это Казахстан. А техникум наш был союзного значения, распределения были по всей стране. Так в 1979 году я оказался в Новгороде.

Работал на Новгородском рыбкомбинате. Должность мою сократили, перешёл в торгово-промышленное предприятие «Новгородрыба», где были рыбный цех, магазин «Океан», я работал старшим мастером в цехе. О причинах, по которым решил уволиться из «Новгородрыбы», распространяться не хочу, скажу лишь, что предыдущая администрация ходила под уголовными делами.

НПО «Азот», честно скажу, возник внезапно. Я искал работу, месяц прошёл и больше, в кармане осталось рублей тридцать. Сел в автобус – куда завезёт. «Пятёрка» привезла на химию, о которой я тогда и не знал. Пришёл в кадры, мне говорят: иди на второй аммиак, там демводиста (аппаратчика обессоливания воды) не хватает. Пришёл на демводу – рай, отвечаю сам за себя, зарплата почти в полтора раза больше, понравилась работа по сменам. Работал на своей должности, параллельно изучал и сдавал экзамены на другие рабочие места.

Второй батальон

- Чернобыль для тебя, как и для всех, оказался неожиданным, непонятным и чудовищным, но тебя он коснулся непосредственно…

- О Чернобыле как о городе тогда мало кто знал, а уж в Новгороде тем более – где он находится, этот Чернобыль, вообще много ли мы знаем про АЭС по России.

Я помню 1986 год, 26 апреля. Вечером мы пошли в кремль, на концерт российских юмористов. В филармонии целый зал народу. Минут двадцать идёт представление, и вдруг погас свет, темнотища. Сидим две, три, пять минут, аплодируем. Ещё минут через десять на сцену со свечкой выходят два артиста, говорят: ребята, тут какая-то авария, чинят. Сидим, ждём, глаза к темноте привыкли. На сцене минут десять-пятнадцать поиграли на гитаре, куплеты, шутки. Выходит администратор и объявляет: света нет, авария на Чернобыльской АЭС. Видимо, из общей энергосистемы перенаправляли энергию туда. Сорок минут мы просидели без света, пошли на улицу. Бац – свет дали. Но не возвращаться же в зрительный зал.

- А когда стало известно, что предстоит ехать на Чернобыльскую АЭС и принимать участие в ликвидации аварии?

- На 9 мая мы с моей будущей женой собирались ехать в Переславль-Залесский к её родственникам. Билеты взяли на московский поезд на 8 мая. Мы жили в общежитии на Устинова, 3. Времени полвосьмого, поезд в полдевятого. Жена побежала попрощаться с подругами. И в это время приходит мужчина и вручает мне повестку: в течение часа явиться в военкомат. Жена вернулась, я взял чемоданы, пошли на вокзал, посадил её на поезд, а сам – в военкомат.

Там куча народу, у нас забрали паспорта с военными билетами, ждём. У меня военная специальность – командир отделения химзащиты. Её получил на военной кафедре во время учёбы в техникуме. Из военкомата нас на автобусах отвезли под Валдай, там была военная часть химзащиты, резервный полк – с машинами, оборудованием, офицерами, но без личного состава. Приехали поздно вечером, темнотища. Нас человек 200, я в одной рубашке, потому что днём было тепло.

- Ты любишь повторять, даже убеждён в том, что с предназначенным судьбой бороться нет смысла. Уже с юмором вспоминаешь то, что было на Валдае. Расскажи, прошу.

- Там формировали подразделения. Сначала пропустили тех, кто из Валдайского района, потом боровичских. Когда подошла наша - из Новгородского военкомата - очередь на регистрацию, нам говорят: зачем приехали, ваш «вус» (военно-учётная специальность) не нужен. Думаем: поехали домой, что ли? Но куда мы в ночь поедем – а мы действительно только в два часа ночи сюда добрались. Хотя домой хотелось, потому что кто как в военкомат попал. Один парень отправил жену с детьми в деревню на выходные, сам затеял ремонт в квартире, а тут вручают повестку – в течение часа прибыть в военкомат. Это сейчас телефонов полно, а раньше и домашних-то были единицы – как было связаться с родными? Он оделся и пошёл. Даже элементарно не сообразил хотя бы записку оставить. Переживал: жена приедет с детьми – мужа нет, где – неизвестно, в квартире развал. И не один он был в подобной ситуации.

Предлагаю другу, с которым вместе оказались в военкомате, Мише Панову с ПВАД (его сейчас, к сожалению, уже нет с нами): может, поедем домой, раз мы здесь не нужны. А он настоял всё-таки переночевать. В полшестого утра нас попросили прийти, было холодно, стоим в очереди. Полчаса простояли, продрогли. Ну, думаем, чего ждать, надо продвигаться поближе к первым. Мужик отсчитал, закончив нами, и объявляет: остальные – домой. Но и из отобранных не всех отправили выполнять поставленную задачу. Формировали батальоны. Первый, второй. Командир батальона говорит: ну, вот осталось две должности на связь, кто пойдёт? Мы с Мишей снова переговариваемся: сейчас третий батальон будут формировать, какая разница, пойдём. Нас записали во второй батальон. И тут объявляют: остальные – езжайте домой. Вот так и получилось: здравствуй, Чернобыль.

«Надо послужить Родине»

- Но вы ведь не сразу поняли, куда вас направляют?

- На Валдае генерал выступил, сказал, что это боевая задача, надо послужить Родине. Нас обмундировали, мы погрузились в эшелон с машинами, загрузили АРСы, БТРы, продовольствие.

Проезжали через Белоруссию. Когда поезд останавливался, у кого были конверты, просили ребятишек, чтобы бросили в почтовый ящик письма, конечно, без обратного адреса. Мы не знали, куда едем. Думали, что в Афганистан.

Сутки ехали. Под Киевом на тупиковой ветви, километров за 50, нас выгрузили. Мы вышли подышать свежим воздухом - дождяра как вжарил, мы по вагонам, на БТРах включаем радиационные датчики – радиация вжи-и-их! Ну, думаем, ё-моё!

Дальше добирались своим ходом. Новгородский полк состоял из двух батальонов химзащиты. Нашим батальоном, около 300 человек, заехали в лес, в восемь вечера. Нам привезли матрасы: ребята, ночью будете спать здесь. По отделениям развели костры. Расположились вокруг, ногами к костру. Сначала вроде тепло было, к утру похолодало. Просыпаюсь, чувствую – дубачина и запах гари, смотрю, шинель чуть подгорела – во сне ведь бессознательно тянешься к теплу. В общем, цапанули костерка. 

Затем добирались до места дислокации в Иванковском районе. Приехали в чистое поле. В течение дня ставили палатки, устанавливали пищеблок, деревянные настилы, крыши, туалеты, в общем, обустраивались. В этой ситуации казалось нелепым, когда пришёл с проверкой замполит полка подполковник по фамилии Кремль и поставил на вид: у вас палатки не по одной линии расположены. Передвигали. Тяжеловато было.

И уже на следующий день поехали в зону.

- Известно, что из 30-километровой зоны отчуждения вокруг АЭС было эвакуировано всё население. Вы работали в этой зоне и в Припяти?

- Вокруг 30-километровой зоны стояли части ликвидаторов. Кто работал? Мне кажется, подразделений из союзных республик не было. Были Новосибирск, Томск, Ярославль, Новгород, Белгород – люди из российских городов. Это были горбачёвские времена, думаю,  не стали напрягать республики, чтобы вывозить оттуда людей на ликвидацию аварии. Сами справились.

Сначала в течение месяца мы занимались дезактивацией 30-километровой зоны вокруг Чернобыля – деревень, сельхозместности, чистили деревенские дома, колодцы. Пользы – не знаю, сколько процентов, ну смыли и смыли, но грязь-то в землю впиталась, полураспад радиоактивных веществ длительный.

Потом боевая задача была – ехать в Припять, на две недели. Это уже был июнь. Что меня там поразило: красивый город, море девятиэтажек – и весь пустой. Только собаки бродячие бегают.

Мыли дома. Попутно была задача вывозить сгнившее продовольствие со складов, из столовых – электричество было отключено, холодильники не работали, всё испортилось.

Потом всё-таки какая-то светлая голова отменила помывки в Припяти, потому что они особого эффекта не давали. Возможно, изначально действовали по методикам 50-60-х годов, разработанным для дезактивации территорий после атомного взрыва. Но в Чернобыле всё было по-другому, всё внове, никто с таким не сталкивался. Ядерный взрыв характерен тем, что уран сжигается, идёт мощнейшее количество тепла, термический ожог, радиационный, а радиационная пыль находится только в пределах точки взрыва, небольшого очага. Дальше - ударная волна, термическая волна, это убивает.

В Чернобыле была другая история. Когда нас отправили на реактор, и мы там две с лишним недели работали, - он был почти пуст. Четвёртый энергоблок был раскрыт. Графит был на крышах, на ближайших участках. Радиационное облако распространилось на большую территорию.

«Реактор дышал»

- И затем вас перебросили на АЭС?

- На АЭС работали в основном в машинном зале. Но кто был настоящими героями – это пожарные, которые в ночь 26 апреля практически затушили пожары, а там были огромные маслобаки, компрессоры. Люди там практически сгорели от радиации.

Мы занимались дезактивацией машинного зала и разных помещений. Мы видели: реактор дышал. То 500 миллирентген в час, то 10 или 15 рентген. Когда увидели эту амплитуду, это дыхание, стали его учитывать. Поработаем – и в укрытие. Вышли, замерили, если всё нормально – работаем дальше.

«Фишка» в том, что радиация накапливается. Те же тряпки, которыми мы мыли полы, чистили оборудование, в куче дают большое количество радиации. А наше обмундирование – обыкновенная солдатская роба.

Работали и в насосной станции, чтобы очистить систему вентиляции АЭС. Ставили тканевые прокладки, прогоняли воздух. Ткань задерживала радиационную пыль, прокладки вытаскивали, меняли на новые.

- Одежду тоже дезинфицировали?

- Распорядок у нас был такой. Нас туда привозят утром. Мы переодеваемся, чистое обмундирование оставляем. Проходим через душевую, моемся и получаем робу на АЭС. Заходим в «грязную» зону, работаем - обычно часа три.

То, что дважды в день на АЭС принимали душ – даже хорошо, потому что в части баня была один раз в десять дней. Ставилась огромная палатка - несколько душевых, котёл, тёплая вода, насос. Так людей и мыли.

Уходя с АЭС, робы, в которых работали, мы снимали, они отдавались в стирку, мы проходили зону помывки, надевали робу, в которой приехали, и уезжали в часть.

В «зоне отчуждения»

- Была ли для тебя эта ситуация стрессом?

- Для меня была. Но только поначалу, так как забрали на 9 мая, практически сняли с поезда, настроение с плюса – праздничного на минус: тебя, как в омут бросают, куда попал? Потом думаю: что дёргаться? Раз оказался здесь – надо работать, кому-то всё равно нужно это делать, помогать. Я выполнял воинский долг. Как и все, кто был рядом. И все мы дня за два-три адаптировались.

Ощущения? Понимаешь, там ведь, в зоне отчуждения, всё - как будто бы ничего не случилось. Только возле самой АЭС, где был выброс, рядом леса стояли жёлтые, там реально было видно, что прошла радиация. А так – лето, краски играют, всё зелёное, всё чирикает. Единственное – собаки в Припяти бегали, у них все лапки были голые, из-за радиации шерсть вылезла. И у нас в части потом появились местные собаки, мы имена псам дали, один – Дозиметр, другой – Рентген, третий ещё как-то.

- Дворняги?

- Да, дворняги, но был и сеттер, спаниелька была. Хозяева их в Припяти бросили, собирались эвакуироваться в спешке, и собаки к нам прибились.

- Ты никогда не жаловался на бытовые условия там, в Чернобыле.

- Распорядок был понятный. Утром до АЭС мы добирались часа полтора. Затем прохождение «чистой» и «грязной» зон, работа. Снова «чистая зона», помывка. Обратная дорога. На всё часов восемь-девять уходило. Часам к пяти-шести возвращались в часть.

Кормили хорошо. Супы варили, консервы рыбные, тушёнка, сливочное масло, яйца.

А ещё нам выдавали зарплату, дважды, по 120-140 рублей, на обычные нужды. Лавка приезжала, с товарами военторга. Кто-то покупал командирские часы, маечки, канцелярские товары, бумагу, ручки, чтобы письма писать. Нам через неделю после прибытия назвали обратный адрес, и можно было писать письма домой – мы представляли, как в Великую Отечественную, с фронта.

- Возвращения ждали? Каким оно было?

- Возвращались домой самолётами из Белой Церкви. Интересный факт. Мы в Чернобыле все передружились, все друг друга знали в лицо, историю каждого. А когда оказались на Валдае, сдали вещи, переоделись каждый в свою одежду, представляешь, - перестали друг друга узнавать. Как будто бы гражданская одежда отвлекала, я сам удивился такому эффекту. Когда все в одинаковой форме, видишь лица. А тут мы потерялись все. Кажется, вот только что все были друзья, одна команда – и вдруг каждый сам за себя. И сразу все заторопились домой. В Новгороде в военкомате нам выдали военные билеты и паспорта.

Избежать подобного

- Что было самым страшным или самым тревожным для тебя? Ведь 1986-1987 годы, когда не было саркофага над энергоблоком и реактор был открыт, считаются самыми критичными для работы ликвидаторов.

- Вот что было для меня не страшным, но тревожным. Мы прибыли в Чернобыль первой командой. Мы были в зоне два месяца. 12 июля нас сменили. И потом стали набирать для ликвидации последствий аварии людей постарше, 45-летних, кто уже был женат и у кого были дети. Нас-то брали – молодых, пацанов, кто-то успел жениться, кто не успел, мне было 25, я ещё не был женат. Для нас вот это было стрессом, роковой вещью.

Моя дочка родилась через год. Думал: не передались ли Александре «радиационные гены». Одно дело, если бы она родилась до Чернобыля. Волновался за здоровье дочери. Но всё обошлось, у неё всё нормально. Она закончила колледж, потом с «красным» дипломом университет по специальности экономист. Вышла замуж, в семье всё нормально. Внук Федор заканчивает первый класс.

- А дальше, знаю, ты совершенствовал профессиональное мастерство, делал успехи на работе и даже занялся депутатской деятельностью.

- На демводе я проработал два года, подумал: на ЦПУ надо переходить, сдал экзамен на аппаратчика-универсала компрессии и стал работать на ЦПУ. 

Потом были горбачёвские реформы, надо было, как ты говоришь, проявлять сознательность. Меня выдвинули депутатом Новгородского городского совета, и на выборах я победил. Депутатом горсовета был с 1989 года по 1993-й. У меня было две должности - зампредседателя комиссии по торговле и председателя комиссии по приватизации торговли. В те годы всё продовольствие уходило в Питер, и мы отстаивали интересы Новгорода, чтобы часть новгородских товаров – колбаса, куры, молочка - оставалась здесь.

Время было непростое, переходное. Мы работали по долгу чести и сердца, старались приглушить социальные взрывы, особенно когда пошла приватизация. У нас в Новгороде, скажу, приватизация квадратного метра торговых площадей, которую мы растягивали по времени, была по стоимости третья по России, что было выгодно для бюджета, а не для будущих собственников.

О нашем созыве городского совета почти совсем не вспоминают. Я наблюдал за действиями Бориса Ельцина. Удивлялся, почему он не хочет работать в сотрудничестве с Верховным Советом. Противостояние оказалось неизбежным. Потом нас распустили (на основании указа президента РФ «О реформе представительных органов власти и органов местного самоуправления в Российской Федерации» от 9 октября 1993 года и указа президента РФ «О реформе местного самоуправления в Российской Федерации» от 26 октября 1993 года Советы народных депутатов были упразднены – Н.М.).

Когда с депутатством закончил, в 93-94 годах сдал экзамены на новые  рабочие места. Подумал, что у меня потенциал есть и я поработал на всех рабочих местах, поэтому сдал на рабочее место начальника смены, и с 1996 года работаю в этой должности.

- Председатель профсоюзной организации «Акрона» Станислав Мельников сказал: «Юрий Парфёнов – авторитет в буквальном смысле слова. На рабочем месте, молодёжь, старшее поколение – все положительно к нему относятся. Он неравнодушный человек, может всё сказать в глаза, и к его мнению прислушиваются». Что ты сам считаешь своим жизненным принципом?

- За правило я взял изречение на древнем языке, высеченное, как я когда-то прочитал, на уникальном железном столбе в Индии, не поддающемся коррозии в течение столетий. Его расшифровали в прошлом веке, и звучит оно так: «Предназначения избегать - радость глупца. Воображаемая судьба заставляет платить долги».

- Поэтому утверждаешь, что и о Чернобыльской катастрофе нельзя забывать?

- И не только о ней, но и о людях, которые выполнили свой долг, некоторые – даже ценой своей жизни.

Я хочу пожелать всем, кто прошёл это испытание, здоровья. И всем нам – помнить дату катастрофы, потому что это позволит остановить, избежать подобного в будущем. 

Наталья МЕЛКОВА

Фото из открытых источников в сети Интернет

Поделиться: