Порошинка малая. Порхов

20 января 2016, 14:08 / 0

На реке Шелони в июле 1471 года закатилась военная слава Новгородской республики. Но за два века до того была Шелонь надёжно укреплённым северо-западным рубежом новгородской обороны. В 1239 году «князь Александр с новгородци сруби городци на Шелоне», в том числе деревянный Порховский городок.

Воинственное имя городка, конечно, только на первый взгляд, пробивающийся сквозь туманные дали плохого исторического образования, напоминает о пороховых зарядах. Во времена  князя Александра, будущего Невского, не знала Русь  огнестрельного оружия. Слово «порх» - пыль, прах - на взрывчатое вещество  перенесли потом. А крепостцу назвали скорее уж по местным известнякам, нещадно пылящим, - по известнякам, из которых позже наново сложили стены местного детинца. Такими они и до нас дошли.

Порхов  хранил сыновью  верность Господину Великому до 1478 года - пока было кому. У московитов  «сделал карьеру»: считался одной из 12 главных крепостей Русского государства, но в 1610-м, в Смуту, неожиданно признал власть Делагарди. Может, потому, что засел-то швед - в Новгороде...

На новгородца Порховская крепостца производит особое впечатление.  Она так мала, что хочется взять её в ладони и подышать на неё, как на воробушка.

Наш, новгородский детинец, с микешинским колоколом и необъятной Софией, выглядит державно, невзирая на маргаритки в траве. Псковский кром -  какая-то  пустошь, которую стены даже от ветра не защищают. Итальянистый Кремль над Москвой-рекой  сам по себе - целый  город для властолюбцев. Нижегородский похож на миску с архитектурным салатом внутри. И два последних просто поглотили бы Порхов, в котором нынче живёт всего 10 тысяч человек. 

Порхову, в котором, по идее, все всех знают, его старая крепость соразмерна во всех смыслах. Если  стены, о которые бьётся покрытый солнечной пеной прибой сурепковых зарослей, и могут показаться издалека крутыми, то стоит зайти в ворота, как забываешь о войнах.  И даже об Александре Невском, чей стандартно суровый лик порховцы отразили в таком же стандартном уличном бюсте. В городце, который заложил будущий святой,  всё мирно, мило и по-семейному.

Непугливая птичья мелочь отряхивает лепестки с цветущих яблонь. Из гущи «аптекарского огорода» выглядывают таблички с названиями растений. Плющ держится за деревянные стены  музейного домишка и,, сам их и удерживает. Действующая церковь в уголке городца не подавляет вошедшего своим величием, а тихо светит ему, как домашняя  божница. Тем более  что  рядом (а в избе - всё  рядом), расположилась детская игровая площадка - считай, как люлька для младенца.

Впрочем, монументец в этом кремле тоже имеется, и не средневековому персонажу. Однако его гранитный пиджачок не вызывает такого отторжения, какое мог вызывать у новгородцев бюст геройского сержанта Павлова, если бы его всё-таки смогли примостить в нашем кремле.

Гранитный мужчина  тоже выглядел бы анахронизмом в этих древних стенах, если бы был только героем, руководителем местного подполья в годы Великой Отечественной, которое оказалось, увы, не таким несокрушимым, как эти дробные, пёстрые стены из плитняка. Но Борис Калачёв тут - безусловно, дома, потому что в этой избушке, сохранившейся и ставшей музеем, он жил. И потому что в мирной жизни был агрономом, сажал в округе яблони. А после провала  подполья, накануне казни, этот травознай покончил с собою: говорят, будто современник стоиков - при помощи аконита. И тут ты невольно пытаешься разглядеть в  зарослях фиолетовые клобуки соцветий на травке, именуемой также волчьим корнем... и понимаешь, что аптекарский огород - не только учебник, но и  эпитафия.

Словом, эта сложная - гранитная, деревянная, цветочная - эпитафия земляку не делает крепость мемориалом. Крепость остаётся таким местом, в котором можно провести семейный выходной в тишине, вдали от самых назойливых зол современности: коммерции и двигателей внутреннего сгорания. И если начать с качельки на детской площадки,  продолжить играми в богатырей на боевом ходу стены, а закончить  созерцанием всего, что цветёт и вызревает, - наверное, можно счастливо совершить круг человеческой жизни, оставаясь в границах родного посада, возникшего вокруг александрова городца.

Между прочим, на боевой ход   пускают бесплатно. Несмотря на то, что у маленького города нет денег, чтобы удерживать свой городец под натиском времени, и в некоторых местах на стену тут не полезешь, даже если тебе приплатят: расшатанная кладка  склонна осыпаться. Проблема, однако...

А может, и не проблема. Может, проблема возникла бы,   отсыпь некто щедрый Порхову миллиардишко - и стала бы уютная крепость чем-то вроде Старого Изборска, который за большие деньги превратили  к юбилею русской государственности в монумент. 

У бедных и верных своя повадка: молча и стоически удерживаться на краю каменных осыпей.

 

Сергей БРУТМАН

Фото автора

Смотреть фоторепортаж.

Поделиться: