Новгородская Япония эпохи Эдо

28 июля 2016, 14:27 / 0

В Музее художественной культуры Новгородской земли состоялась III Биеннале «Графика. Скульптура. Современное декоративно-прикладное искусство», организованное совместно с Новгородским региональным отделением союза художников России.

Время застыло, и художественное пространство законсервировалось ему под стать - такое невесёлое впечатление возникает при лицезрении выставки. Ни модернистских, ни постмодернистских, ни ещё каких-либо влияний, точно Япония периода Эдо, когда Страна восходящего солнца самоизолировалась от всего мира на два с половиной столетия. И, признаться, тягостно смотреть, как художники безуспешно пытаются соперничать с фотографией, видимо, наивно полагая, что задача изобразительного искусства и состоит в копировании объективной реальности. Однако и здесь полный и безоговорочный провал: до «копий» геперреалистов ой как далеко. Но к ним художники и не стремятся: как-никак сравнительно новое веяние и притом - иноземное. Говорим же: Япония.

Александр ВаренцовЕсли уж следовать логике сравнения, то необходимо внести ясность: изоляция Японии вполне благотворно отразилась на развитии искусств, в частности, именно в этот период зарождается знаменитый театр Кабуки. Возможно, и тут дело обстоит сходным образом. Поэтому попробуем выяснить к какой звезде - в таком случае - устремлены порывы и чаяния художников.

Возьмем, к примеру, пастель Ольги Сауловой «Цветы на окне». Что хочет сказать нам творец? Перед пастелью можно простоять долго — вопрос так и останется без ответа. Ну, цветы и цветы - похожих работ была тьма. Чем эта отличается от всех предыдущих? Тем, что горшки как-то не так стоят? Или цветы написаны в каком-то новом ракурсе? Отнюдь. Это даже не копия реальности, это - уже копия копии. Просто упражнение для развития рисовального навыка. Как в художественной школе. И подобных «упражнений» на биеннале - с избытком. Среди них всё же стоит отметить работы Александра Варенцова, в частности, рисунок углём «Виктория» - как раз за счёт просочившихся на бумагу,  умышленно, случайно ли,  элементов, отдающих японской эстетикой.

Но есть на выставке и вещи, которые выбиваются из общей «линейки». Обращают на себя внимание работы Геннадия Слюсарева «Леший» и «Древо жизни», выполненные в смешанной технике - акварелью и карандашом. Леший - типичный представитель славянской мифологии, дух-хранитель леса, аналог древнегреческого Пана. Видимо, поэтому Слюсарев решил придать ему черты «резьбы по дереву», точно художник срисовал с уже готовой работы или наоборот: это - эскиз будущей, ещё не воплощенной. Об этом свидетельствует деревянная прямая доска, к которой прикреплена физиономия Лешего. И это не очень удачный ход, мешающий воспринимать рисунок как самостоятельную работу. Хотя само воплощение весьма интересно: смещение в сторону резьбы придает ей кубистский «оттенок». То же касается и «Древа жизни», которое представлено в виде мужских голов, вырастающих друг из друга, на подставке - снова же как эскиз скульптуры. В сознании сразу всплывает: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…»,  что отметает вопрос об отсутствии женского начала. По сути, весьма затасканная тема - связь поколений, и решение, не отдающее оригинальностью, подсказано Евангелием. Но за счёт того, что эта подсказка воплощена буквально - работа «играет».

Не пройти и мимо работы Владимира Скляренко «Шутка», выполненной тоже в смешанной технике. На бумаге изображен уродец-шут под стеклянным шестигранником, который обступила разная нечисть и на котором расположен герой, по всей видимости, от этой самой нечисти отбивающийся с помощью приёмов восточных единоборств. Вокруг - лепестки огня, что недвусмысленно указывает на местопребывание героев. Сюжет, конечно, сильно отдает мейнстримом и навевает образы не столько из мировой живописи, сколько из современного голливудского кинематографа. Но пузатый шут в красном колпаке и с очень нездоровым цветом кожи, точно её никогда не касались солнечные лучи, что называется, вытягивает картину, вводя изображение в контекст мифологического дискурса. При таком подходе шут и мастер боевых искусств становятся двумя частями одного целого, амбивалентными друг другу, как доктор Джекилл и мистер Хайд. И существование одного опосредуется несуществованием другого, в данном случае, уродца: оттого он и под колпаком и цвет кожи - безжизненный. Впрочем, возможна и другая интерпретация, более простая: то, что за стеклом, - фантазия бедолаги-антигероя, этакая вариация на тему лишнего человека и его богатого внутреннего мира, готовности к подвигу, который он никогда не совершит.

Анатолий ВасильевТеперь - к скульптуре. Остановимся на работе Анатолия Васильева «Велес». В древнерусском пантеоне Велес (Волос) был «скотьим» богом, покровителем сказителей и поэзии. Впрочем, некоторые ученые не склонны к отождествлению Велеса со «скотьим» богом. Однако наличие рогов у Велеса Васильева даёт все основания полагать, что это — антагонист Громовержца Перуна. Исходя из его функций и внешнего вида, сама собой напрашивается ассоциация с Дионисом - одним из древнейших божеств плодородия. От него - к христианскому Дьяволу и его «гламурной» версии - Мефистофелю. А тут уже не может не всплыть бюст последнего работы Марка Антокольского, что красуется в Музее изобразительных искусств на Софийской площади.

Антокольский касательно своей скульптуры говорил: «Моего «Мефистофеля» я почерпнул не из Гёте, а из настоящей, действительной жизни, - это наш тип - нервный, раздражённый, больной». Любопытно, что «Мефистофель» Антокольского -  далеко не чистое зло, это - ещё, если не в первую очередь, бешеная работы мысли, заострившей черты злого духа, будто резцом. И материал аутентичен изображению - бронза. Этим как бы передаётся величие Мефистофеля, его победа над временем: бронза, отдадим должное, - весьма прочный сплав. Совсем другое - Велес Васильева. Художник не обращается к современности, его взгляд устремлен в далекое прошлое: даже не в историю, а в то, что предшествовало ей - в миф.

Таким образом, напрашивается вполне очевидный вывод: все рассмотренные работы обладают строго мифологическим дискурсом: они обращены не к современности, но к тому, что чуть ли не за гранью истории - к языческим корням. В этом их оригинальность и сила, что дает им право именоваться произведениями искусства, а не «упражнениями». Так, может, это для многих художников и есть действительный выход из тупика реализма, и следует вскоре ждать настоящего подъёма «корневого» искусства, как в Японии эпохи Эдо?

Алексей МОШКОВ

Поделиться: