«А мы идём искать ровесников следы»

75-летие Победы.

Пришла памятная, знаменательная дата – 75 лет Великой Победы. Участников былых сражений Великой Отечественной войны остаётся всё меньше. Они, отпраздновавшие не один победный юбилей, постепенно уходят от нас. Но память о них останется в сердцах близких, родных и друзей, кто был рядом с ними в послевоенные долгие годы.

Они же, выжившие в лихолетье, всю свою жизнь хранили и хранят память о своих боевых товарищах, своих однополчанах, не услышавших гром победных салютов, отдавших свои жизни за Отчизну и… оставшихся там, где закончился их последний бой. Это не пустые слова. Мясной Бор – тому свидетельство. В зоне боевых действий в 1942 году здесь оказалась в окружении 2-я Ударная армия. Месяцы с января по июнь бойцы находились в тяжелейших условиях. По узкому коридору, со всех сторон простреливаемому фашистами, выйти из окружения удалось не всем. Тысячи и тысячи погибших солдат остались лежать в топких болотах и лесах.

Николай Иванович Орлов, легендарный Следопыт №1, Комендант Долины смерти, с 1946 года восстанавливал историю 2-й Ударной армии и Любанской операции, занимался поиском погибших бойцов, на которых, ни в чём не повинных, героически сражавшихся, ещё на долгие годы вперёд легла тень предательства командующего армией Власова, сдавшегося в немецкий плен.      

Когда Николай Иванович пришёл работать на новгородский химкомбинат, его помощниками стали комсомольцы предприятия. Тогда, в 1968 году, был образован поисковый отряд «Сокол». Новгородский «Сокол» стал родоначальником активного поискового движения в Новгородской области. Позже родилась поисковая экспедиция «Долина», стали проводиться всесоюзные и затем всероссийские Вахты Памяти.

Два года назад отряд «Сокол» отметил своё 50-летие. Активно поддерживаемые профсоюзным комитетом ПАО «Акрон», поисковики  продолжают свою работу. Уже сменилось несколько поколений отрядовцев. Когда-то первые следопыты «Сокола», как, например, Валентин Ефимов или Александр Калинин, в походы под Мясной Бор буквально носили в рюкзаках или водили за руку своих маленьких детей, теперь же отправляют с ними своих внуков. Удивительно, но нынешние молодые поисковики «Акрона», как когда-то старшие товарищи, по-прежнему «идут искать ровесников следы» - это слова из гимна «Сокола», - потому что даже спустя 78 лет те, кто остался в Долине смерти, не постарели. 

Николай Иванович Орлов за три года до своего ухода, в 1977 году, писал, что лично установил по найденным медальонам порядка 400 имён бойцов 2-й Ударной армии, пропавших без вести. Вместе с отрядовцами этот счёт увеличивается еще на сотни. 

Сегодня своими впечатлениями о Долине смерти и подробностями о поисковой работе делятся акроновцы, ставшие костяком первого поколения клуба «Сокол». И это – не отчёты с датами, цифрами, событиями, больше - эмоции, которые рождала Долина, заставляющая пересмотреть взгляд на действительность, заглянуть внутрь себя.  

Из окружения за весь период вышли по разным оценкам от 13 до 16 тысяч воинов 2-й Ударной армии. По докладу Особого отдела Волховского фронта, судьба 27 139 человек осталась неизвестной.   

«Бегом одолели 30 километров»

Любовь НАЗАРОВА:

- С тех далёких лет, когда отряд «Сокол» вступил на земли Мясного Бора, прошло 52 года. Многое осталось в прошлом, стёрлось из памяти, но первые походы останутся незаживающей раной на всю жизнь.

До станции Мясной Бор мы ехали на поезде, иногда нас подвозила машина электроцеха. Шли молча, друг за другом. Первым всегда шёл Николай Иванович Орлов, щупом проверяя каждый метр. Воды было много, ноги были мокрые, но мы не обращали на это внимания, шли, не отставая. Были привалы. Мы выливали воду из сапог, отдыхали. Николай Иванович рассказывал о боях, проходивших здесь, о том, какие части стояли, какие были потери, о госпитальных палатках и о погибших. Останки их были повсюду. Николай Иванович был замечательным рассказчиком, говорил негромко, делал паузы. Мы сидели заворожённые, вслушивались в каждое слово, фразу, боялись что-то упустить.

Здесь проходили ожесточённые бои. Вокруг – разбитые машины, винтовки, патроны, пулемёты, искорёженная полевая кухня, раненные стволы деревьев, на сучьях которых и на кустах висели солдатские ремни. Пробитые каски лежали и на земле. Неподалёку – воронки, заполненные водой, их много. На краю одной – ботинок, обрывок ткани. Жуткая картина. Сердце сжималось, комок подступал к горлу на этом кладбище металла со следами человеческой трагедии.

Потом был второй поход, третий и следующие. Нас никто не заставлял идти в лес. Какое-то внутреннее чувство вело нас. С каждым походом мы всё больше узнавали о нечеловеческих условиях, в которых сражались бойцы, и о трагедии 2-й Ударной армии.

Мы шли по узкоколейке, останавливались у дуба, где была могила Константина Лаврентевича Шумакова, ночевали в единственном сохранившемся доме в деревне Ольховка на берегу реки Кересть.

Однажды в два часа ночи до нас добрался Валентин Ефимов. Он задержался в Новгороде, но не мог пропустить поход, и один ночью добирался к нам, как мог.

В одном из походов мы очень долго искали могилу Всеволода Багрицкого. По описанию сотрудников редакции газеты «Отвага», его похоронили на перекрёстке двух дорог, возле аэродрома, под сосной, на которой была сделана надпись. Мы нашли сосны на краю леса,  затёсы на них, но сомнения у нас оставались. Место его захоронения было обнаружено позже. Был уже вечер, заканчивался выходной день, нужно было возвращаться в Новгород, чтобы на следующий день идти на работу. Добрались до деревни Оссия, но рейсовый автобус не пришёл. И нам надо было совершить марш-бросок до деревни Горёнка. Мы за полтора часа почти бегом, с рюкзаками, одолели около 30 километров. Прибежали в последний момент к приходу поезда из Рогавки. Машинист подождал, пока мы хотя бы вещи побросаем в тамбур, и большая часть ребят прыгала в поезд на ходу. Дыхание восстанавливали до самого Новгорода, сил не было даже, чтобы из тамбура перебраться в вагон.

Очень хочу назвать тех, кто в числе первых начал ходить с Николаем Ивановичем Орловым в лес. Это Татьяна Зыбина, Галина Звездочётова, Валентин Андреев, Тамара Знышева, Геннадий Яковлев, Вера Сивец, Георгий Пузанов, Ирина Савинова, Алексей Скала, Александр Калинин, Валерий Гильбо, Анатолий Прокопенко, Валентин Ефимов, Владимир Киселёв, Владимир Есипович, Александр Орлов, Александр Мишин.

В походы мы ходили по 10-12 человек. И началась новая, можно сказать, эпоха – не только поиска погибших, но и их захоронения. Очень сложно было перезахоронить найденных бойцов: 2-ю Ударную армию считали предательской. Мы взяли на себя ответственность восстановления имён без вести пропавших солдат. Мы писали письма, чтобы разыскать родственников. И они начали к нам приезжать. Мы стали открыто говорить о трагедии 2-й Ударной армии, о сверхчеловеческом героизме бойцов.

«Об этих болотах рассказывала мама»

Надежда ЕГОРОВА:

- В начале мая 1976 года я начала работать заместителем секретаря комсомольской организации НПО «Азот». Секретарём в то время был Николай Иванов. Комитет комсомола находился на 4-м этаже заводоуправления. Там постоянно собирались члены клуба «Сокол». Но главным человеком, от которого я узнала страшную правду о гибели 2-й Ударной армии в болотах Мясного Бора, был Николай Иванович Орлов. Он рассказал, что с 1946 года находил огромное количество останков погибших солдат, а когда попадались смертные медальоны – сообщал родным. Я читала письма родственников и понимала, как это было необходимо тем, кто считал своих сыновей, отцов, братьев, мужей без вести пропавшими или, ещё хуже - предателями своей Родины.

Тогда я тоже решила заняться поисковой работой. В сентябре 1976 года в первый раз пошла в лес. Там познакомилась с ещё одним неравнодушным к чужому горю человеком – Виктором Глотовым. С ним, Борисом Гринцевичем, Юрием Шаровым, Александром Орловым мы стали часто бывать на местах боёв и никогда не возвращались домой без находок. 

Я попала в Мясной Бор ровно через 30 лет после того, как свой поиск начал Николай Иванович Орлов. Но там по-прежнему всё кричало о случившейся страшной трагедии. Разбитые машины, полевые кухни, орудия, снаряды. И, конечно, останки незахороненных бойцов. Кости, черепа лежали в болоте на небольшой глубине, в воронках от разорвавшихся снарядов.

Эти страшные болота влекли меня ещё по одной причине. О них много рассказывала моя мама. Она, одиннадцатилетняя девочка, жила со своей семьёй в деревне Витка, оккупированной немецкими и испанскими солдатами из «Голубой дивизии», и ей не раз приходилось прятаться от врагов в этих лесах.

О находках. Зимой 1978 года мы отправились на лыжах на берег реки Кересть. Там во время страшных боёв был захоронен сержант Константин Шумаков. На дубе его однополчанами была вырезана надпись. Однажды во время грозы молния разрушила дерево. Мы хотели найти осколки с памятной надписью. Мне повезло. Недалеко от нашей стоянки, в снегу, на куске дерева я увидела надпись: «Артиллерист-зенитчик погиб геройской смертью в борьбе с германским фашизмом за социалистическую Родину. Старший сержант Шумаков К.Л. 1917 - 31 мая 1942 года». Позже этот фрагмент принесли в музей ПАО «Акрон», где он и сейчас хранится.

Находок было много. Медальоны мы в лесу не открывали, чтобы не рассыпались много лет пролежавшие в болоте бумажные листочки. Но часто чёрные футлярчики оказывались пустыми.

Интересный случай произошёл, когда накануне 9 мая 2005 года мы пошли в водный поход по реке Кересть небольшой группой, состоящей из четырёх ветеранов клуба «Сокол», со мной были Александр Калинин, Валерий Гильбо и Галина Бухарова. На второй день мы приплыли в поисковый лагерь школьников, руководителями которых были Александр и Светлана Орловы. У костра мы общались с ребятами, рассказывали им о своих находках, они нам показывали свои. На следующий день рано утром мы оказались у большой воронки, образованной взрывом авиабомбы. Не прошло и часа, как я раскопала медальон. Увидеть в грязи маленький чёрный футлярчик – это счастье. Это то, ради чего каждый год в лес идут поисковики.

«Я нашёл тебя, отец, через 47 лет»

Валентин ЕФИМОВ:

- С Николаем Ивановичем Орловым я познакомился в 1968 году, часто заходил к нему в мастерскую. Я работал в электроцехе, а он сначала в цехе метонала, а потом на аммиаке. Моим начальником был Анатолий Прокопенко, который в числе самых первых начал ходил в походы с Николаем Ивановичем в 1968 году.

Самой яркой для меня была весна 1969 года, мой первый поход. Мы ехали на поезде Новгород – Новолисино. Вышли на переезде Огорелье, километра три пешочком прошли до реки Кересть. Мы тогда искали могилу Всеволода Багрицкого. Но нашли место захоронения старшей медсестры 364-го передвижного полевого госпиталя Таисьи Марсаковой, которая погибла в мае 1942 года и считалась пропавшей без вести.

Это были первые походы отряда «Сокол», нас было человек двадцать, и такое единодушие у нас было. Потом были другие походы. Самым впечатляющим был поиск у Спасской Полисти в 1983 году. Мы поднимали останки бойцов, нашли 13 медальонов, четыре имени погибших удалось установить сразу, но многие медальоны были пустыми.

К Долине все привыкают по-разному. Время шло, в отряде появлялись новые люди, молодые. И случаи разные были. Как-то мы разбили лагерь. Рядом были две воронки. После утреннего поиска собрались у костра на обед. Воду для приготовления каши и чая брали из соседней воронки, что такого - вода чистая. Сидели, уплетали обед. И пока ещё никуда не разошлись, кто-то из ребят попробовал прощупать край воронки. И вытащил череп. Девушка, которая первый раз пошла с нами в поход, не выдержала, её вывернуло наизнанку.

В этом месте в 1942-м стоял наш батальон, вокруг вражеские позиции были, на возвышенных местах, и немцы просто расстреливали из миномётов наших бойцов. Из этого батальона, скорее всего, никто не вышел из окружения, им было не прорваться. И в воронке остались тела погибших. Рядом мы находили груды металлических ящиков из-под немецких снарядов. Можно только представить, как колошматили эту низинку.

Если говорить об эмоциях, то они иногда бывали такие, что и не объяснишь. Мы занимались поиском не только в Новгородском районе. Как-то раз, несколько лет назад, старшей группой «Сокола» из 10 человек приехали в Демянский район, к деревне Омычкино. Это места «Рамушевского коридора», там была наступательная операция 1942 года,  знаменитый «Демянский котёл». Доехали до реки Робья. Встали в 200-300 метрах от команды «Сокола», что помоложе нас. Берег высокий, терраса, спуск, ложбина и ещё спуск, уже к речке. Лагерь разбили: шатёр раскинули, поставили палатки, сделали кострище. Я всё был по хозяйству, а тут прошу парней: отпустите меня, пройдусь. Обычно всегда брал с собой и ножик, и компас, а тут сунулся в карман – только носовой платок и спички. Раньше, во время одного из походов, мы недалеко от этого места обнаружили самолёт У-2, Игорь Кун потом в архивах нашёл имена экипажа, восстановили историю его гибели. Мне захотелось сходить ещё раз на это место. По прямой – это километра два, но надо речку переходить и по лесу, болоту шагать. Думаю – пойду вдоль речки, хоть это и длиннее.

Обошёл протоку. Долго иду, вижу, что тут копали поисковики. Затем соснячок миновал, ёлки пошли. И смотрю – ограда, памятник стоит, на нём две доски из нержавейки. На них надписи. На одной имя, даты рождения и смерти. До ближайших населённых пунктов идти – далеко, чёрт ногу сломит, откуда, думаю, посреди леса захоронение? Слова, вырезанные на второй табличке, запомнил на всю жизнь: «Я нашёл тебя, отец, через 47 лет». Под ними дата – 1989 год. Начал вычислять: значит, захороненный здесь боец погиб в 1942 году. А надпись сделал сын. Может быть, он был поисковиком и нашёл место гибели отца. И, наверно, часто здесь бывает – могила не запущенная, ухоженная.

Пошёл дальше. Шёл и повторял про себя фразу с памятной доски – это был как будто бы крик чьей-то души.

Вдоль берега реки – вырытые окопы. Можно увидеть ржавые каски, коробки от противогазов, железки. Здесь работали наши молодые отрядовцы, поднимали останки - узнавал потом у Игоря Куна. А дальше понял, что иду уже совсем не туда, куда первоначально направлялся. Но ноги как будто бы сами собой ведут меня в определённом направлении. Меня тянет всё дальше и дальше. Вот лес становится светлее и чище, дубки показались. Вышел на край поля, оно заросшее, трава, бурьян - видимо, когда-то здесь недалеко был совхоз. Солнце заходит за опушку, над деревьями висит, и вдруг по центру поля что-то блеснуло. Прошёл метров 250-300. Посреди поля стоит маленький почерневший деревянный крестик - у поисковиков принято находки помечать. Надгробие из кирпича, развалившееся. А над ним возвышается большой металлический крест. Есть энтузиаст в области, который на свои средства такие знаки на примечательных местах устанавливает.

Я дошёл до креста и упал на колени. Как будто бы наваждение какое-то, слёзы из глаз. Не скажу, что я несдержанный человек или слишком эмоциональный. Но тут стоял на коленях и плакал, успокоиться не мог. А потом – как будто заново всё вокруг увидел. И стало хорошо, очень спокойно на душе, и нет ни груза на сердце, ни печали.

Вот такая история. Не знаю, что и почему меня вело к этой братской могиле на середине далёкого поля. Есть вещи необъяснимые.

«Косточки несли на руках, как ребёнка»

Валерий ГИЛЬБО:

- Ходить в лес я начал с Николаем Ивановичем ещё до создания отряда «Сокол». Он пришёл в наш цех аммиака, и мы с ним очень близко сошлись. Он меня брал в спутники в Мясной бор. Сейчас вспоминаю первый поход – это что-то ужасное было. Когда всё на виду, на поверхности – тела солдат, ещё не истлевшие, лежат просто покрытые опавшей листвой. Не представлял, что такое можно увидеть. Я был молодой, не знал, с чего начинать, и он мне подсказал, что надо искать в районе пояса, там может быть медальончик. Объяснил, что если мы найдём медальон, узнаем имя солдата, это будет такая помощь его родителям: пенсии и прочее. Людям голодавшим это - подспорье, ведь без вести пропавшие числились чуть ли не врагами народа. Наша цель была – найти медальоны. Разумеется, если убитые там тысячами лежат, разве мы могли их всех захоронить.

По адресу из медальона послали письмо в Харьковскую область, чтобы найти родственников. Имя этого бойца я уже забыл, но в архиве отряда «Сокол» это всё есть. Бойца мы нашли весной, а осенью приехали его родные. Мы с Александром Калининым повели родственников на место, где погиб солдат. У них было немного времени, приехали ведь в выходные дни, и в лес мы отправились уже к вечеру. Добираться было сложно, не так, как сейчас, когда у всех есть свой транспорт. Примета была – поваленное дерево, и мы уже почти ночью нашли захоронение.

Даже сейчас, спустя такое большое время, трудно говорить о своих впечатлениях, ком подступает к горлу. Забыть то, что видел и чувствовал, невозможно. Нужно было видеть лица родных, понимать, как они переживают. Они помогали нам поднимать останки, руками разгребали землю, бережно. Складывали косточки рядом, осторожно. И главное – как они уносили останки. Мы, чтобы доставить останки для перезахоронения, обычно что используем? Рюкзак. А они завёрнутые в материю косточки несли всю дорогу на руках, как ребёнка. Сейчас мы передаём родственникам останки в гробиках. А здесь было всё вживую. Это переживание осталось у меня на всю жизнь.

В Долину смерти я ходил много лет, за исключением трёх, когда был командирован от химкомбината на Кубу. Получалось, что в одной палатке спал с Владимиром Гавриковым, он в своё время был комиссаром «Сокола». Был случай, когда вместе с медальоном нашёл три серебряных рубля. Тоже отдал в музей. А всего личных находок медальонов у меня было с десяток, это точно. В походах я сам обычно фотографировал, передавал в музей, но есть одна фотография, где сняли меня – с найденным солдатским медальоном, который читаю.

«С самолёта сбрасывали сухари»

Александр КАЛИНИН:

- Дополню Валерия. Да,тот медальон солдата из Харьковской области нашёл я. Там была поляна, где, куда ни глянь - каска, каска, каска – кругом погибшие бойцы. Это был не стандартный вкладыш в медальон, а просто листок бумаги. На нём карандашом был написан адрес жены: Харьковская область, город Волчанск, Ковалёвой Александре Максимовне. Мы с Валерием кости солдата собрали, и на это место, чтобы заметно было, повалили берёзу, воткнули винтовку и повесили компас, которые были при убитом.

Николай Иванович написал письмо по этому адресу.

Помню, мы собирали в выходной клюкву. В понедельник выходим на работу, а нам говорят: вы где, к вам столько народу приехало. Приехали из Харьковской области семь человек, родные нашего солдата – жена, сестра, два сына, насколько я помню – они были военными, два внука. На другой день мы поехали в Мясной Бор. Женщин оставили в школе, с мужчинами отправились в лес. Пришли на место. Но в том районе с нашей подачи уже второй год работала сапёрная рота псковских десантников. А как работают сапёры? Они рубят проходы, чтобы потом обследовать местность по квадратам. И этих берёз навалено кругом. Мы от одной к другой, третьей – свою найти не можем, винтовки-то нету. Но, наверно, всё-таки есть Господь Бог. Уставшие, мы сели на поваленную берёзу и закурили. Валера фонарём посветил – а винтовка-то прямо под нами торчит, и мы сидим на этой самой берёзе. Разожгли костёр, светло стало, как днём. Так мы достали останки погибшего солдата. А хоронили его на центральном кладбище в Мясном Бору.

Я в Новгород приехал в 1969 году, уже зная о том, что на химкомбинате есть отряд «Сокол». Телепередачу с Сергеем Сергеевичем Смирновым и Николаем Ивановичем Орловым о Долине смерти видел, ещё когда учился в Тульском политехническом институте. Пришёл вставать на учёт в комитет комсомола и сразу, по собственному желанию, попал в «соколовское полымя».

Помню, как ветераны в первый раз к нам приехали перед 9 мая 1969 года, когда мы открывали памятник 18-му артиллерийскому полку резерва Главного Командования. Памятников погибшим «Сокол»  поставил много, первым был обелиск на месте гибели снайпера 377-й стрелковой дивизии сержанта Ивана Бурмистрова, который построили собственными силами.

А ветеранов 18-го артполка накануне открытия памятника мы водили в поход по местам боёв. Мы шли по настилу «северной дороги» в Долине смерти, он шёл южнее узкоколейки. Мы дошли тогда до Полисти. Через реку – а там поляна была, вся костями усыпанная, пушка стояла 37-миллиметровая немецкая противотанковая – ветераны перебираться не стали. Что меня удивило и что запомнилось. Мы готовились к встрече ветеранов, всего для них наготовили, наварили, нарезали, чтобы угостить Они есть не стали. Водку пили, поминая погибших товарищей. И закусывали сухарями. «Нам здесь сухари с самолёта сбрасывали», - говорили.

Я их многих помню, ветеранов 18-го артполка. Они много раз приезжали в Новгород. Это Нина Ивановна Сажинова, военфельдшер. Её по приказу командира полка, когда пошли на выход из окружения, оставили с раненными. И закончила она войну в концлагере. Мы дружны были с командиром батареи Степаном Максимовичем Ивашкиным, командиром взвода разведки Николаем Ивановичем Клыковым, он был членом Совета ветеранов Волховского фронта, Николаем Фёдоровичем Котовым, многими другими.

Мы с ними связь поддерживали долго. Не один раз ходили с ними в лес. Я перед отъездом в командировку в Японию в 1978 году виделся с ними в Москве на встрече ветеранов Волховского фронта.

К слову, экспедиция «Долина» вообще-то большое дело сделала, находя и перезахоранивая бойцов. Ведь под Мясным Бором костей была тьма-тьмущая. Сейчас, конечно, культурный слой нарос, а нам, когда ходили в походы, - копать ничего не надо было, убитые лежали просто на поверхности, поисковики их называют «верховыми». Нам просто не под силу было захоранивать всех, хотя первые массовые захоронения останков бойцов начал именно «Сокол». Сейчас поисковики поднимают и санитарные захоронения, но в войну и в окопах хоронили, просто их засыпая. Много погибших находили и находят в воронках, которых в Долине не счесть - страх подумать, как там немцы бомбили.

Публикацию подготовила

Наталья МЕЛКОВА

Заглавный снимок: Есть записка в медальоне! Он в руках у комиссара отряда «Сокол» Николая АЛЕКСЕЕВА. 1980-е годы.
Фото автора, Сергея КОТИЛЕВСКОГО и из архива Музея ПАО «Акрон» 

Поделиться: