Харкiв, мой Харкiв
Какое здесь невозможно яркое солнце... с моей-то светобоязнью беречься бы надо... а я бейсболку в машине оставил... и зачем мне сдался этот блок-пост... ведь поехали снимать сожжённое ингушское село... ну и ехали бы себе... так нет... непременно нужно снять, в каких условиях служат в Пригородном наши мальчишки... товарищ лейтенант, можно поснимать?.. хорошо... лиц снимать не буду... просто быт... спасибо, я быстро... всего несколько кадров - и снято... и на тебе... ствол между лопаток... стой спокойно и руки вверх... не могу... у меня камера семь килограммов весит... без резких движений поставь камеру и медленно повернись... оружие есть?.. какое оружие?.. вот моё оружие - камера... документы есть?.. конечно... как быстро они здесь появились... не армейские явно... в камуфляже без погон... похоже, КГБ... стуканул кто-то... может, сам лейтенант и стуканул... бдительность проявил... да теперь уже всё равно... комитетское удостоверение... плохо, что студия командировочные удостоверения не выдала... умыла руки... если что, она не при делах... вот и попались... стрингеры... камеру взял и пошёл вперёд... ноги едва передвигаются... не то от жары, не то от волнения... вот ещё один... больше никого... давай его сюда... сейчас разбираться будем... первый, ответь... журналистов задержали... съёмочная группа... на Аушева работают... ладно... мы пока подумаем, как с ними поступить, а вы потрясите их насчёт съёмочного материала... мы с Серёгой в плотном кольце... окружили... машины нет... и проводников наших, Тархана с Хуссейном угнали куда-то... вот это очень плохо... с нами, возможно, разбираться будут, журналисты всё-таки... а с ними разговор может быть короткий... положат в ближайшем овраге... хорошо ещё, что отснятый материал я оставил на квартире в Назрани... мы же первый день снимаем... только выехали... не успели ничего снять... вот, посмотрите в это окошечко... всего два кадра на блок-посту... хотя и это плохо... на Аушева работаем, да ещё и блок-пост снимали... шпионы, мать его... странно как-то: теперь наша судьба зависит от человека, который нас никогда не видел и вряд ли увидит... кто он... как выглядит... о чём сейчас думает... уже два часа молчит... с Москвой, что ли, связывается... а это уже совсем нехорошо... для тех главное - чтобы информация за пределы зоны конфликта не вышла... а каким способом это будет сделано... третий, ответь первому... давай сюда... у нас перестрелка... а что с журналистами делать?.. да бросьте вы на ... этих журналистов... у нас тут бой... бегом сюда... ну, ребята, вы в рубашках родились... счастье вам привалило... а теперь давайте ноги в руки и чтобы духу вашего тут не было... сейчас ваша машина подойдёт и исчезайте... иначе вернёмся... да уж пора... что-то подзадержались мы на этом блок-посту... не случилось бы чего... Тархан с Хуссейном подъехали, живые и здоровые... пора... а вот и наш спаситель - крупнокалиберный пулемёт неподалёку застучал... ту-дук-ту-дук... ту-дук-ту-дук... ту-дук-ту-дук...
***
«Чаю не хотите?» - вопрос проводника вырвал меня из глубин памяти и вернул в действительность. Я перевожу взгляд на окно. Там, постукивая колёсами на стыках, уходит куда-то в неизвестность встречный состав: ту-дук-ту-дук... ту-дук-ту-дук... «Спасибо, не нужно», - говорю я, но проводник уже исчез. «Ту-дук-ту-дук... ту-дук-ту-дук... ту-дук-ту-дук...» - я еду в любимый город.
Память в одном из своих закоулков услужливо сохранила светлый образ города моего детства и юности: яркое южное солнце насквозь пронизывает его; улицы, парки, дома, автобусы, трамваи – всё купается в солнечных лучах; нет смены дня и ночи - есть только день; нет смены времён года - круглый год лето; ни одной тучки на небе, а если и идёт дождь, то это «слепой дождь»; я купаюсь в этом солнечном дожде вместе с городом и его жителями; этот солнечный мир вокруг меня и внутри меня. Моего солнца хватит на всех - родных, одноклассников, друзей. Скоро... скоро... скоро...
Отстучав положенное, встречный состав канул в прошлое. И наступила тишина. Странная такая. Сколько себя помню, в этом поезде всегда царила её величество суета. С весельем, звоном стаканов, людским гомоном, стуком костяшек, песнями. С вечно путающимися под ногами детишками… Даже детские голоса не слышны. Тишина. Вязкая. Липкая. Мои соседки по купе переговариваются шёпотом. Жёны военных с Севера. Похоже, что ощущение тревоги заполнило весь внутривагонный объём, и люди стараются как можно меньше суетиться, реже дышать, сберегая силы для преодоления каких-то реальных или мнимых опасностей. Впереди сплошная неопределённость, к тому же несущая в себе потенциальную угрозу. Поезд приближается к российско-украинской границе.
Пересадка на автобус в Белгороде - и вот уже российский КПП «Нехотеевка». Солнце в зените. Жара неимоверная. В автобусе душно. На природе солнцепёк. Недалеко от автобуса лесополоса, где можно было бы спрятаться в тени, но она за забором из толстой проволоки. Общая площадка делится проволокой на три рукава. Чисто профессиональный интерес - для чего это? Сворачиваю в один из рукавов, и тут меня обгоняет человек с чемоданом. Понимаю, что свернул не туда. Это пешеходный переход, а у меня вещи в автобусе. Мне в другую сторону. До выхода из проволочного лабиринта каких-то десять метров, но мне не суждено было их преодолеть.
Как выяснилось, из-за забора за мной наблюдали два бравых пограничника с собакой. Последовал категорический запрет на выход к автобусу. Понимая, что нарушил правила и должен понести за это наказание, я извинился и (ни в коем случае не пытаясь разжалобить стражей границы) сказал чистую правду о том, что перенёс недавно инфаркт и нахождение в таких экстремальных погодных условиях может спровоцировать непредсказуемые последствия.
Последствия не заставили себя ждать. Один из служивых - очевидно, старший по наряду - внезапно разразился гневной филиппикой с использованием обсценной лексики. «На орехи» досталось и мне, и моим родственникам, ближним и дальним, и тем, кто «шастает здесь туда-сюда по заграницам». «… Вы променяли нашу страну на госдеповское печенье (!?)… ты и такие, как ты, развалили Советский Союз… моя бы воля, я бы вас всех…». Выслушивая горячечный бред (здорово же ему напекло голову) почитателя Чарльза Буковски, я вдруг осознал, что передо мной раб, и не просто раб, а раб ментальный. И что гораздо хуже - раб-надсмотрщик. Это на его плантации я совершил преступление. Этот «фельдфебель», очевидно, полагал, что унижает меня своей эскападой, в то время как мои мысли уже ушли в другом направлении. Я уже ощутил себя участником абсурдистской пьесы. Вот мой герой зажат между двумя рядами проволоки. Между ним и его визави - та же проволока. И вся сцена, на территории которой происходит действие, обнесена забором из проволоки (спасибо, что не колючей под электрическим током). Все актёры, независимо от статусности роли – рабы, и фраза «имею право» здесь не более чем «словесная декорация» в пьесе «Носорог» Ионеско.
Однако более всего меня занимал третий герой нашей «пьесы». Овчарка поглядывала на меня своими умными глазами и, как мне показалось, даже с некоторым сочувствием. С её профессиональной точки зрения я не представлял никакого интереса – видно, что не шпион, не контрабандист, не устраиваю пикеты. В то же время было ясно, что её доброжелательность и спокойствие продлятся лишь до команды «фас», и тогда рвать она будет со всей присущей её собачьей породе страстью. Потому что именно за такое рвение ей дадут чего-нибудь «вкусненького».
Наконец, филистер в погонах иссяк – похоже, словарный запас закончился. Не прощаясь, троица удалилась. Теперь на несколько часов единственной защитой от этой изнуряющей жары будет носовой платок на голове. Не Бог весть что, но, как говорится, «за неимением гербовой пишут на простой».
***
Эпизод с «унтером Пришибеевым» вогнал меня в лёгкую депрессию. Не в лучшем расположении духа прибыл я в любимый город, но, зная его хорошо, не сомневался – это пройдёт, потому что у меня с Харьковом взаимная любовь, а это высокое чувство лечит хандру очень быстро. Будь я врачом, то прописывал бы пациентам, страдающим депрессиями и душевными расстройствами, в качестве терапевтического средства раз в год посещение Харькова. Говорю как человек, испытавший это на себе. Излечит, не сомневайтесь.
Харьковчане - это особая нация. Уникальные люди, которые до безумия любят свой город. Они обладают великолепным чувством юмора и при разговоре используют жаргонные слова, значение которых непонятно жителям других городов. И ещё они приветливы, доброжелательны и хлебосольны. Я же люблю Харьков ещё и за то, что этот весёлый, уютный «солнечный город» щедр на доброту. Он любит одаривать тех, кто находится с ним «на одной волне». За время нашей многолетней дружбы он не единожды дарил мне подарки. Некоторые из них кардинально изменили мою жизнь.
***
Осознанное воспоминание о себе как о личности проявилось именно здесь. Вот как выглядит харьковская запись на моей «табула раса».
Я стою на тротуаре рядом с домом. Меня окружает такой плотный туман, что ничего не вижу и не слышу. Не вижу даже самого себя, но знаю, что внутри тумана есть «я». Точно так же, как есть мой дом и дорога, идущая мимо дома. Меня держит чья-то рука. Я пытаюсь рассмотреть, чья - мамина? папина? Однако понять невозможно, потому что руки я тоже не вижу. Туман поглотил и Время. Как оно течёт - быстро? медленно? Да я ещё и не знаю, что есть Время и чем оно измеряется... Течёт оно или капает?... Сколько мне лет?. Два года?.. Может быть, три?..
Внезапно сквозь туман пробивается неясный шум… Он постепенно усиливается. Земля начинает слегка подрагивать. Шум всё ближе, всё громче... Земля под ногами сотрясается... и вот уже мимо, с жутким грохотом и скрипом, проплывает яркое, но нечёткое пятно (возможно, это был поздний вечер). Резкий звонок взрывает туман, но звонок не пугает. Я понимаю, что этот сигнал - мне. Он приветствует меня и зовёт за собой. Переполненный чувством грядущего открытия, бегу навстречу яркому пятну... успеть… соединиться… Меня удерживает РУКА! Не вырваться… Пятно постепенно уменьшается. Шум затихает. Земля, совершив последние колебания, успокаивается. Пятно исчезает куда-то за пределы моего видения. Я плачу горючими слезами - меня не пустили на встречу с Чудом... Меня не пустили к ТРАМВАЮ!
То, что это был именно трамвай, а никакое не чудо, я узнал гораздо позже. Тем не менее, отношение к трамваю как чуду, так же, как и любовь к нему, осталось на всю жизнь. И сегодня значимость городов для его жителей я определяю по наличию трамвая. Любой уважающий себя город обязан иметь трамвай. Хотя бы один! Если нет, говорю: «Ну, что это за город без трамвая - не город, а недоразумение какое-то». Если есть – непременно совершаю поездку и, хотя бы на время, возвращаюсь в солнечное детство.
Поездка в трамвае отличается от поездки в автобусе и даже троллейбусе. Если во втором случае это просто привычка, то в первом - целая философия: нужно уметь крепко стоять на ногах из-за того, что трамвай постоянно болтает при движении; из-за грохота и стука приходится быть ближе к собеседнику, чтобы лучше слышать его и чаще смотреть в глаза; пути трамвая неисповедимы - его маршрут зачастую пролегает по местам, куда не заезжала шина ни одного автобуса, а тем более троллейбуса. Трамвай - неспешный вид транспорта. В нём обычно совершают поездки люди, которые никуда не спешат. Есть возможность оглядеться и, слегка, не агрессивно, потолкавшись, устроиться покомфортнее, чтобы любоваться затем неторопливо пробегающими мимо городскими пейзажами. То, что происходит за окнами, трамвай мало интересует. Он даже не думает над тем, что является проводником какой-то другой жизни для того, кто внутри. Он просто весел и беззаботен. Бежит себе и бежит. И будет бежать до той поры, пока какому-нибудь бездушному чиновнику не придёт в голову, что детство у города закончилось и трамвай для него - как детский велосипед. И уберут трамвай с улиц Харькова. Тогда, наверное, закончится какая-то часть меня в этом мире, потому что не останется этого чуда. Чуда по имени ТРАМВАЙ, которое когда-то подарил мне город.
***
В 1964 году я впервые услышал «Битлз». Не песню «Девушка» с пластинки фирмы «Мелодия» и не на деревянном ящике «Аккорд», а на качественном западном проигрывателе с оригинального пласта «With The Beatles». С этого дня любая другая музыка перестала для меня существовать. Больше в моей жизни не было места ни пионерским, ни комсомольским, ни про бронепоезд на запасном пути песням. Исчезли с линии горизонта всяческие добры молодцы и весёлые ребята с поющими голубыми гитарами. Появились «THE BEATLES». Появилось личное пространство, свободное от идеологии, которою пичкали советского человека. В стране за «железным занавесом», где невозможно было читать, смотреть и слушать, что хочешь, где не было свободы мнения, свободы мысли – я стал свободен и, чтобы жить нормально, мне уже не нужны были ни ведущая, ни направляющая роль кого-либо. Конечно, освобождение произошло не одномоментно и заняло какое-то время, но зримым его итогом стал мой первый «антисоветский» фильм «Все на коммунистический субботник», снятый в 1979 году и получивший первый приз на конкурсе короткометражных фильмов. Я благодарен любимому городу за щедрый подарок - «THE BEATLES». Горжусь тем, что за сорок лет работы в СМИ ни разу не шёл на компромисс с совестью и всегда считал и считаю себя харьковчанином, потому что бывших харьковчан не бывает.
Информацию обо всех достопримечательностях города Харькова можно найти в Интернете. Приятного всем просмотра!
Леонид ЛОПАНИЦЫН
Великий Новгород, 2015 г.