Забытые солдаты 1941 года

Даты бывают разные. Какие-то вызывают заслуженную гордость и светлую память. Но есть даты скорби и предостережения. К последним всегда относилось начало Великой Отечественной войны.

Три четверти века прошло. За это время мы так и не смогли до конца осознать, какой ценой удалось дойти до Победы. Ведь рядом с героями фронта и тыла, партизанских отрядов и подпольных организаций, стоят жертвы и палачи.  Новгородская земля с 1941 по 1944 год испытала на себе все ужасы войны и оккупации. 7 декабря 1947 года в Новгороде начался открытый суд над немецкими военными преступниками.

Адрес ада: к западу от Новгорода 

Хорошо известна немецкая фотография, сделанная на шоссе между Мясным Бором и Чудовом: на размытой дождями дороге установлен плакат с надписью: «Здесь начинается задница мира!».  Советские солдаты в немецких лагерях военнопленных то, что с ними происходило, называли куда более кратко и ёмко: ад.  Мало кто из них смог выжить, кому-то после гитлеровских лагерей пришлось попасть в сталинские. Поэтому рядом с воспоминаниями, опубликованными во время «оттепели» и «перестройки», стоят и их уголовные дела. Слова вчерашних военнопленных можно сравнить с официальными данными ЧГК – Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, созданной в ноябре 1942 года.

В своих послевоенных мемуарах генералы и маршалы  двигают фронтами, одерживают решающие победы и получают заслуженные ордена. Правда войны гораздо прозаичнее. И грязнее.

На территории современной Новгородской области во время Великой Отечественной войны в лагерях для советских военнопленных погибло больше, чем английских солдат за всю Вторую мировую войну. Лондон  насчитал  286 200 человек, на новгородской земле подобные подсчёты почти невозможны.   

До сих пор нет окончательной цифры. Германское командование в официальных данных указывает цифру в 5 млн. 270 тыс. человек. Центральный архив Министерства обороны в Подольске утверждает, что наши потери пленными составили 4 млн. 559 тыс. человек. Разница - более 700 тысяч человек! Многие из этих людей попали в плен и сгинули в лагерях на Северо-Западе России.

Что мог испытывать человек, оказавшийся чуть западнее Новгорода в конце лета 1941 года? Наверное, самое страшное – это непонимание реалий данной жизненной ситуации. Почему здесь, за много километров от советской границы, враги чувствуют себя так уверенно? Где партизанские отряды, которые бесстрашно нападают на врага? 

Пару лет назад мне предложили написать введение к книге, автор которой Александр Клейн смог всё это испытать на себе. Ленинградский студент, добровольно отправившийся на фронт, он даже толком и повоевать не успел, как его подразделение попало в окружение. Началась долгая и тяжёлая дорога «к своим».

И хотя многие колхозники относились к парню в шинели весьма сочувственно, подкармливали его, они явно разуверились в том, что «враг будет разбит, победа будет за нами»: «Партизан не встречалось. Жители неопределённо говорили, что, мол, первое время были, пока немцы не объявили, что кто выйдет из лесу, тех простят.

– И простили. Не тронули.

– А кто ж там прятался в лесу? – интересовался я.

– Председатель колхоза, из сельпо, даже коммунист один.

– И не тронули? – удивлялся я.

– Нет. Только будто подписку взяли, что ничего супротив не предпримут.

Я только головой качал: не верил».

Страшный оксюморон: «в плену у освободителей»

Сотрудниками Геббельса всячески распространялась информация о разброде и беспорядках в рядах Красной Армии. Анализируя ход военных действий, немецкая пропаганда подчёркивала не только бессмысленность, но и преступность борьбы с Германией. Фотографии пленных или сдающихся в плен предварялись надписью: «В плену у освободителей».

Нацисты пытались использовать в этих целях и внешний вид красноармейцев: измученных и голодных – при этом вся вина перекладывалась на советскую сторону. В статье «Несчастные и счастливые» писалось о том, как «с каждым днём увеличивается число русских военнопленных. Большими партиями проходят они по городу под охраной немецких солдат. Жалко смотреть на них... Что сделали с русским народом большевики?».

Подобные акции должны были, по замыслу авторов, нейтрализовать негативные эмоции мирного населения из-за жестоко-равнодушного отношения захватчиков к бойцам и командирам РККА, попавшим к ним в плен.

Горько читать о том, как Клейна хотели выдать гитлеровцам его вчерашние товарищи по оружию и местные жители: «Кивнув на меня, когда я притворился спящим, он (один из окруженцев – Б.К.) предложил: «Вот сдадим его. А нам за жида ещё заплатят...».

Трагизм ситуации 1941 года усугублялся тем, что  мало кто из солдат Красной Армии, попавших в плен, пережили первую военную зиму. Причём среди них были разные люди: раненые, окруженцы, перебежчики. Последние переходили на сторону врага, в том числе и в результате воздействия пропаганды противника.

«Национальный» паёк

После выявления евреев, коммунистов и комиссаров, к концу осени 1941 года, немцы на некоторое время прекратили разделять попавших в плен красноармейцев на отдельные национальные группы. Но затем эта политика стала принимать несколько иные формы. Здесь весьма поучительно сравнить книгу Александра Клейна с показаниями другого человека – Юрия Галя. Последний, бывший военнопленный, дал их на допросе в Большом доме, в Ленинграде, вскоре после окончания войны.

Клейн пишет: «Позднее, уже в Гатчине, я заметил стремление гитлеровцев любой ценой вызвать раздор среди многонациональной массы наших пленных. Способы достижения этого поражали анекдотичностью. Так украинцам стали в Гатчине выдавать по одной сигарете в день, белорусам – по две (или наоборот), татарам – по две и ещё кому-то – по одной или две. Только нам, русским, ничего не полагалось, кроме жалкого основного пайка, принимавшего различные размеры в зависимости от того, сколько дивизия могла выделить на содержание находившихся у неё пленных».

На специальных построениях в лагерях у военнопленных спрашивали об их национальности. Русских выстраивали в одну колонну, украинцев – в другую, татар и кавказцев – в третью и т. д. Евреи в первые же дни были отделены от основной массы пленных и уничтожены.

В сентябре 1941 года на одном из совещаний военного руководства, которое рассматривало вопросы обращения с военнопленными, Отто Бройтигам, офицер связи Восточного министерства при Верховном главнокомандовании вермахта, жаловался, что «айнзатцкоманды» часто уничтожали всех «обрезанных», принимая их за евреев. Присутствующий при этом небезызвестный шеф гестапо Генрих Мюллер заявил, что он впервые слышит, что мусульмане практикуют обычай обрезания.

Ю. В. Галь вспоминал: «Украинцев стали размещать в отдельном бараке, их не гоняли на работу и обещали, что из них будут вскоре комплектовать отряды полиции для оккупированных городов, в частности, для Пскова. Казаки в лагере имели привилегированную работу – на бойне. Они были сыты, а излишками мяса спекулировали в лагере. Балтийские народы также получили привилегии. Они употреблялись только на внутрилагерных работах, а весной 1942 года их отпустили домой – в Эстонию, Латвию и Литву.

Русских использовали на самых тяжёлых работах: погрузка снарядов на железной дороге, рытье канав, строительство укреплений».

Женева не при чём

Гитлеровцы ханжески утверждали, что страшное положение советских военнопленных связано с тем, что СССР не подписал Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными 1929 года. На самом деле, соблюдение конвенции не основано на принципе взаимности. Её 82-я статья говорит следующее: «Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее, положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших».

Советское правительство не считало нужным подписывать Конвенцию, потому что присоединилось к Гаагской конференции, содержащей все важнейшие положения  Женевской. Кроме этого, как совершенно правильно отмечает Арон Шнеер: «Одной из причин, по которым Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию в целом, было несогласие с разделением пленных по национальному признаку. По мнению руководителей СССР, это положение противоречило принципам интернационализма.

Западные страны оказались более прагматичными и на деле, стараясь предотвратить конфликты на национальной почве, которые могли возникнуть и возникали в условиях плена, выступали за разделение пленных по национальному признаку. Отказ же СССР от подписания конвенции позволил нацистам использовать этот факт и оставить советских пленных без всякой защиты и контроля со стороны Международного Красного Креста и других организаций, помогавших пленным западных стран». 

Пять последних шагов вперёд 

Очень хорошо известны гитлеровские лагеря уничтожения на территории Польши и Германии: Освенцим, Дахау, Треблинка, Собибор. Лагеря на оккупированной территории СССР, где умирали тысячи советских военнопленных, известны гораздо меньше. Один из них находился в Чудове.

В акте по учёту ущерба и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков Чудовского района говорится следующее: «В Чудовском сельсовете на территории совхоза «Коммунар» в помещении свинарников в продолжение нескольких месяцев 1941 – 42 гг. находился лагерь для советских военнопленных. Такой же лагерь для военнопленных находился при станции Чудово 2».

Сотрудники ЧГК провели эксгумацию останков: «Специальной комиссией, проводившей вскрытие ям – могил, было установлено, что за время хозяйничанья немецко-фашистских захватчиков на территории Чудовского района было уничтожено 53 256 человек военнопленных…» (акт от 25 – 26. 04. 1945 года).

Информацию о немецких злодеяниях собирали представители различных государственных органов, в том числе чекисты и милиционеры. Нужно было не только определить размер ущерба, нанесённого оккупацией, но и привлечь к ответственности военных преступников. Первые документы были подготовлены сотрудниками органов госбезопасности через несколько месяцев после освобождения Чудова – летом 1944 года. Собирались различные свидетельские показания: «Жители деревни Оскуй Чудовского района, гражданки Варламова В., Катеничева К., показали: «Во время нахождения немецких оккупантов на территории села Оскуй, под открытым небом, в помещении каменной церкви, в которой не было ни одного стекла, а также в скотном дворе находились лагери для советских военнопленных. Военнопленных подвергали нечеловеческим издевательствам, морили голодом, снимали верхнюю одежду и обувь, в сильные декабрьские морозы гоняли на физически тяжёлые работы. Измученных и не могущих двигаться избивали резиновыми дубинками и прикладами, в результате избиений и голода большое число военнопленных погибло.

Население, видя страдания и голод воинов Красной Армии, бросало им на дорогу продукты питания: хлеб, картофель, – но те, кто поднимал эти продукты, избивались до полусмерти. Во время отступления немецких варваров всех военнопленных выстроили, и комендант лагеря объявил: «Кто не может сам двигаться, могут сделать пять шагов вперед». Измученные и голодные военнопленные, в надежде на предоставление транспорта для их перевоза, 55 человек вышли из строя. Всех, кто вышел, отвели за скотный двор и на глазах всех расстреляли из автоматов, а раненых добивали прикладами».

Всех военнопленных использовали на тяжелых физических работах с 6-7 часов утра до 9-10 часов вечера. От непосильной работы, голода и побоев, так как давали 200 граммов хлеба и один литр баланды, изготовленной из древесной муки, ежедневно умирало 20-25 человек.

Охрана и конвоиры лагеря  без всякого повода избивали палками обессилевших и не способных передвигаться людей. Это делалось для того, чтобы заставить их подняться. Затем в пленных стреляли и выбрасывали их трупы в чистое поле на мороз или в овраг.

Бывали случаи, когда раненых полуживыми зарывали в яму, в результате чего долгое время земля продолжала шевелиться.

Чтобы скрыть следы своих преступлений, немецко-фашистские изверги полностью уничтожили помещения, в которых находились военнопленные. Так были сожжены свинарники в совхозе «Коммунар» и лагерь, располагавшийся в городе Чудово на Владимирской улице.

В оставшихся лагерях в совхозе «Пионер» можно убедиться в неимоверно жестоких условиях жизни военнопленных, все они жили в сырых, грязных и холодных помещениях, зимой и летом вместе с пленными находились лошади. Все военнопленные спали в кучках, нередки случаи, когда нижние умирали ночью. Питание военнопленных в лагере, расположенном в совхозе «Пионер», составлял котелок супа из отходов картофельной шелухи и 200 граммов хлеба из древесной муки. После освобождения территории лагеря, в настоящий момент, из-под снега вытаивают трупы военнопленных, одетых в лохмотья, истощённых, со следами зверских избиений». 

Выход из ада - только на кладбище 

Ещё шла война, а для будущих процессов над гитлеровскими военными преступниками уже собирались свидетельские показания. Все  они перекликаются со страницами книги Александра Клейна. «13 декабря 1944 г.  Протокол допроса Мининой Акулины Фёдоровны, 1895 года рождения, домохозяйка, проживает в совхозе «Коммунар», село Чудово, дом № 3.  В 1941 году, в августе месяце, Чудовский район был оккупирован немцами. На территории г. Чудово в совхозе «Коммунар» расквартировалась немецкая жандармская дивизия № 61 и здесь же, на территории совхоза, был лагерь русских военнопленных…

В указанном лагере ежедневно убивали и умирали от голода до 40 – 50 человек. Немцы хоронили русских военнопленных здесь же в лагере. Зарывали их в большие траншеи. Трупы складывали в траншеи в несколько рядов».

В акте от 26 апреля 1945 г. приводился результат судебно-медицинской экспертизы: «Около лагеря расположено кладбище на площади 60 на 50 м, обнесённое колючей проволокой. На указанной площади вскрыты обнаруженные 12 рвов длиною каждый 50 метров, шириною 4 метра. При разрывании рвов глубина последних установлена в 3 метра. При входе на кладбище стоит высокий крест с надписью: «Русские солдаты. 1941 г.».  

Этот же крест мы встречаем и у Клейна: «Убитого приказали раздеть и отнести на кладбище. Напротив входных ворот лагеря возле двух полуразрушенных бараков были ещё одни «выходные» ворота. Сразу за ними начиналось кладбище. Чьи-то честные руки с разрешения оккупантов поставили там над одной из братских могил огромный деревянный шестипалый крест с надписью: «Русские солдаты. 1941 год».

Экспертиза останков была профессионально проведена подполковником медицинской службы профессором Владимирским. Он отметил следующее: «Гнилость трупов доходит до такой степени, при которой в некоторых трупах костный скелет удерживается в одежде. На некоторых трупах связки ещё скрепляют кости. На трупах, где, хотя бедно, выраженная жировая клетчатка, последняя превратилась в жировоск. Одежда, имеющаяся на трупах, некоторая разрывается при небольшом усилии. Некоторые же виды тканей довольно хорошо сохранились и трудно разрываются». Выводы профессионального медика конкретны и включают в себя материалы, полученные в ходе работы комиссии.

А вот какая картина этого места была за три года до этого, когда здесь находился Александр Клейн: «Могилы начинались в двух-трех шагах от ворот. Зимой умерших чуть прикрывали снегом. В могилу размером четыре квадратных метра и глубиной три или четыре метра сбрасывали трупы. Кто-либо спускался, укладывал их рядом. Затем сверху присыпали немного землёй и клали других мертвецов. Так они лежали в несколько слоёв.

Когда солнце пригрело, могилы наполнились водой. Трупы всплыли и в разных позах, кто на боку, кто на спине, кто на животе, некоторые с открытыми глазами, чуть колеблясь, когда дул ветер, плавали в этом «бассейне».

С большим трудом забросали землёй старые могилы. Насыпали холмики. Вырыли новую братскую могилу, но она сразу заполнилась водой. Вырыли ещё одну. Обе стали быстро заполняться...». 

Генералу Власову поверили не все 

Весной 1942 года положение пленных слегка улучшилось. Их стали рассматривать не как ненужный человеческий материал, а вполне востребованную силу. Причиной этой перемены стала победа Красной Армии под Москвой: молниеносная война, запланированная Гитлером и его союзниками, провалилась. А после Сталинградской битвы гитлеровцы начали поднимать вопрос о возможности создания русской антибольшевистской армии. Для этой цели  был крайне необходим кто-нибудь из советских генералов, находящихся у них в плену. Естественно, эти командиры Красной Армии не испытывали тех лишений, которые пришлись на долю их солдат. Да и основное воздействие со стороны гитлеровских «специалистов» шло не на их тело, а разум. Трудно сказать, что в большей степени подвигло некоторых из этих людей на сотрудничество с нацистами: реалии сталинизма, наивная вера в возможность перехитрить спецслужбы III Рейха и начать собственную игру или желание послужить «великому фюреру в борьбе против ига жидо-большевизма»?

Однозначная оценка деятельности генерала Андрея Власова как изменника и предателя в нашей стране к концу XX века претерпела некоторые изменения. Появились авторы, которые стали утверждать, что он является представителем так называемой «третьей силы», которая воевала за свободную от коммунистического гнета Россию.

26 апреля 1943 года на оккупированной территории Северо-Запада РСФСР было распространено открытое письмо генерал-лейтенанта А.А. Власова «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом?». В нём бывший командующий 2-й Ударной армией рассказывал о своём жизненном пути.

Специально оговаривая, что Советская власть его лично ничем не обидела, первой причиной, заставившей его пойти на сотрудничество с немцами, Власов назвал несовпадение тех идеалов, за которые он воевал на стороне красных в Гражданской войне, и результатами первых десятилетий правления большевиков: коллективизация, репрессии 1937 - 1938 годов.

В ходе войны с Германией он, по его словам, честно исполнял свой долг солдата и верного сына Родины.  Причины поражений 1941 года виделись ему в нежелании русского народа защищать большевистскую власть, в системе насилия и безответственном руководстве армией со стороны больших и малых комиссаров.

Всё это заставило его задуматься: «Да полно, Родину ли я защищаю, за Родину ли я посылаю на смерть людей. Не за большевизм ли, маскирующийся святым именем Родины, проливает кровь русский народ?»

Выводы «открытого письма» были следующие: задачи, стоящие перед русским народом, могут быть разрешены в союзе и сотрудничестве с Германией.  Дело русских, их долг – борьба против Сталина, за мир, за новую Россию в рядах антибольшевистского движения.

Это воззвание широко распространялось среди русского населения на оккупированной территории. Газета с ним также попала в руки военнопленного Александра Клейна: «После окончания развода, оказавшись на несколько минут без дела, прочёл обращение генерала Власова. Одну из первых фраз я запомнил: «Меня Советская власть ничем не обидела», – в таком роде. Далее очень толково генерал или тот, кто писал за него, объяснял необходимость борьбы с большевизмом за свободу русского народа и призывал к вступлению в организуемую Русскую освободительную армию (РОА).

«Теперь начнётся, – подумал я. – Только смогут ли забыть пленные расстрелы, голод, холод – всё, что испытали за тот год войны?..»

Но у Клейна нет сомнения в том, кому выгодна эта армия, создающаяся почти через два года после начала войны: «Пусть не дурят: это же ширма – «Русская освободительная армия». Для кого она должна освобождать Россию? Для немцев. Может быть, сам Власов и не такая гадина и не дурак. Письмо написано очень здорово. Но он же, уверен, писал под диктовку. Он-то знает, что ему обратного хода нет: пан или пропал...»

Для Клейна любое содействие немцам с оружием в руках, в чужой форме – это некая точка невозврата: «Идти в неё (в РОА – Б.К.) значит, навсегда попрощаться с Родиной. Найдутся пленные, чтоб не умереть с голода, пойдут. Но у них же другого выхода нет. А тут все вольные. Немцам всё снится Россия времен самозванцев. Вот они и баламутят. То сына Сталина пытались присобачить к смуте, то ещё что. Верить им нельзя, чего бы ни обещали...»

Клейну казалось, что его поведение в немецком плену, а самое главное, его знания будут востребованы советским командованием. Но 1944 год принёс ему и освобождение, и новый арест. Немецкие лагеря сменились советскими. Его окончательно реабилитируют только в 1966 году.

Ему ещё повезло. Ведь абсолютное большинство его товарищей по немецкому плену навсегда сгинули в страшную зиму 1941 – 1942 года.

Борис КОВАЛЁВ