Танец кисти по фарфору

В декабре 2019 года сразу в трёх музеях страны можно было увидеть произведения новгородского художника, члена Союза художников России Марины АНДРЕЕВОЙ: в Музее шахмат в Санкт-Петербурге, в Музее моды в Москве на выставке, посвящённой Рудольфу Нуриеву, и на персональной выставке в Государственном музее художественной культуры Новгородской земли в Десятинном монастыре.

Все три выставки открыли талант художника с разных сторон. Интересно, что на вернисаже в Москве её скульптурами мелкой пластики и росписями по фарфору любовались легендарные личности, в том числе 86-летний театральный художник и педагог академик Борис Мессерер - вдовец Беллы Ахмадулиной и двоюродный брат Майи Плисецкой.

Марина АндрееваТворчество Марины Андреевой даже среди многих оригинальных почерков новгородских художников-фарфористов изначально отличалось неповторимой манерой росписи, выбором сюжетов, выразительностью образов. Её всегда привлекали театр, балет с их условностью и романтикой, блеском декораций и костюмов, с восторгом и цветами зрителей. Ещё в 1981 году её сюжет росписи сервиза «Театральный» (форма О.Н. Чураковой) поражал новизной и оригинальностью. Он был полон выдумок, тайн, изящества и откровений, как и сам театр. Роспись пышная и великолепная, с портретами элегантных дам, натюрмортами и букетами. А прямоугольник подноса в сервизе был словно сцена, где и разворачивалось это волнующее действо.

Но особенно увлекал Марину балет. В 1985 году она создаёт роспись сервиза «Балет», игривую и музыкально-сказочную, с изящными, лёгкими, как бабочки, балеринами и воздушными нарядами. В росписях сервизов «Евгений Онегин», «Пиковая дама» и «Дуэль» (1987 г.)  восхищало мастерство автора, сумевшего передать на фарфоре дух пушкинской эпохи, сложность человеческих взаимоотношений.  Строгость и аристократизм в этих произведениях сменялись бурей скрытых эмоций. Одна из наиболее оригинальных её композиций - мелкая пластика «Театральные персонажи» (1983). В этих декоративных скульптурках - всё выдумка и фантазия. Причудливо изображённые, великолепно ею «одетые», весело утрированные, эти фигурки передают образ самого театра, драмы, доведённой автором до буффонады.

Марина АндрееваЧасто она обращалась к мелкой пластике, дополняя сервизы и композиции изящными  скульптурками, превращая фарфор в настоящий кукольный бал (подсвечники «Театральные», «Балерины», 1989). Игровой момент вообще присущ её произведениям. И всё вместе воспринималось зрителями как её собственный своеобразный театр Марины Андреевой со своими пьесами, героями, фантазийными костюмами и пластикой движений. Она просто упивалась ими (сервизы «Сказка о царе Салтане», 1988, «Новгород», 1989, вазы «Тайна»,1990).

Свой спектакль разыгрывается в росписях с восточными мотивами. Танцующие одалиски, воздушные узоры на их одеждах и занавесях, напоминающие перья павлинов, и восточные орнаменты ковров, и лёгкие прозрачные, как паутина, вуали… Сервиз «Восточный» (1985) дышал душной летней ночью и тайнами, будто опьянял запахом колдовских южных растений и таинственным шорохом павлиньих перьев.  Формы предметов напоминали и чалму, и раскинутый шатёр, полог которого приоткрыла восточная красавица.

Марина АндрееваТема балета никогда не покидала Марину.  В разные годы обращалась она к любимым сюжетам, к мыслям о танце (тарели «Лебединое озеро» и «Жар-птица» (2007), ваза «Русский балет» (2010), посвящая знаменитым балетным спектаклям и балеринам свои новые произведения. Они волновали её снова и снова.

Но, пожалуй, самое изысканное, самое сложное по исполнению произведение Марины Андреевой - фарфоровые «Шахматы» (1989). Расписанные солями и золотом шахматные фигурки выполнены оригинально и мастерски. Шахматная серия загадочна и драматична, как «Игра престолов». Интриги, богатство, великолепие и суровость замков, коварство и любовь, дамы, рыцари, кони, турниры…  Графика шахматной чёрно-белой росписи утончённа и изысканна, а золото орнамента  подчёркивает драгоценность предметов (набор «Чёрные и белые», 2018). Для неё белое и чёрное - это добро и зло и борьба между ними, но переданные не жёстко, а красиво и изящно, как образы Одетты и Одиллии в «Лебедином озере».

Марина Андреева

Замечательны декоративные фигурки мелкой пластики Марины Андреевой - то вельмож времён мушкетёров с изящными дамами в шляпах и с цветами, с  башенками замков на пышных юбках, изображённых столь живо, что кажется, слышишь их лёгкий шелест… Романтично и изящно выполненные, они заставляют подолгу разглядывать их,  улыбаясь от ощущения совершенства. У Марины свой театр, свои чистые и нежные, как цветы, спектакли (набор «Царевна»,1991, композиция «О, далёкое утро на вспененном море», посвящённая Серебряному веку, 1991).

А то вдруг её росписи напоминали голландские натюрморты с фруктами и цветами (тарель и набор «Цветы и фрукты», 2015) или уносили зрителя мысленно в далёкую и интригующую Страну восходящего солнца с её легендами о прекрасных дамах и мужественных самураях (декоративный набор «Сердце воина», 2019).

Марина Андреева

Обращается Марина Андреева и к библейским темам (декоративная тарель «Оплакивание»,  2018, набор «Ангелы», 2019). Потрясающе Марина Андреевадраматичны её вазы «Страсти Христовы» с неправильными, словно срезанными формами прямоугольника и треугольника, которые напоминают обрывистые скалы, усиливающие трагизм ситуации.   Трагизм происходящего подчёркивает холодное, равнодушное синее солнце, пронзающее всё пространство острыми, как копья стражников, лучами. Сине-коричневые земляные тона добавляют ощущение горя, безысходности, непоправимости происходящего. И собор с неожиданно чёткой графикой решётчатых окон не утешает, и стены его на глазах превращаются в неприступные холодные скалы…

М. Андреева создала немало удивительных по красоте и изяществу произведений. Недаром они были представлены на самых крупных выставках в стране, экспонировались за рубежом и пополнили богатую коллекцию фарфора Новгородского государственного   музея-заповедника, коллекции Государственного музея художественной культуры Новгородской земли, других музеев страны и частных коллекций.

 

- Марина, наконец-то мы в твоей мастерской и можем попробовать проникнуть в тайну твоего творчества, сюжетов, которые тебя волновали.  Я называю тебя на «ты», потому что мы давно знакомы. И ещё потому, что в твоих произведениях ты всегда остаёшься маленькой восторженной девочкой, влюблённой в танец, балет. Вот и первый вопрос: почему такое важное место именно балет занимает в твоём творчестве?

- Почему балет, театр? Ну, я, наверное, с этим родилась. В три года, ещё в детском садике, как мне рассказывали взрослые, я вставала на пальчики и танцевала. Хотите верьте, хотите - нет. Зачем я вставала, где я могла это видеть? Мы жили в Перми. Да, это балетный город. Но я тогда этого ещё не знала. У меня простая, не театральная семья. Телевизора у нас не было. Видеть это я нигде не могла. В театр меня, как, например, Майю Плисецкую, родители в таком возрасте не водили. Но я вставала на цыпочки и танцевала, как на пуантах. Поэтому совершенно естественно, когда немного подросла, в 7 лет, меня записали в танцевальный кружок в Доме пионеров. Любопытно, что я была не одна. Записались дружно, всем классом. Дело в том, что мы были все одинаковые, как на подбор, и ростом, и комплекцией…  Вместе было здорово. Так я протанцевала всю мою школьную жизнь. О рисовании, как ни странно, не думала. Хотела только танцевать. Все концерты были наши на всех праздниках. Это было советское время. И нам, маленьким артистам, всегда дарили подарки после концертов. Весело было. Я тогда этими конфетами всю семью обеспечивала. Танцевали в основном народные танцы, и я была солисткой в ансамбле. Но, когда нам исполнилось 15 лет, нам сказали, что мы теперь должны перейти в другой, взрослый коллектив.  Моя подруга ушла в народный ансамбль. Она и сейчас занимается танцами, закончила Пермский институт культуры и теперь заведует коллективом. Я, наверное, тоже пошла бы учиться в Пермский институт культуры, но он открылся через год, а я уже уехала учиться в Ленинград, в Мухинское училище. Теперь это странно звучит, но, может быть, я даже и не рисовала бы.  Пуанты, пачки, балеты, «Танец маленьких лебедей»…  А также много восточных танцев, половецкие пляски из оперы «Князь Игорь»…

Вот почему я всё время восточные танцы рисую и балет. У меня и Шахерезада есть, и одалиски, и другие героини. Я танцевала и «Тщетную предосторожность». До сих пор помню замечательный костюм, пачка была такая красивая! Ведь костюмы для нас шили индивидуально и бесплатно. Приходили мастера, обмеряли каждую из нас, шили, примеряли… У каждой балерины была своя пачка. Нам выдавали блёстки. И мы расшивали ими костюмы сами по образцам. Вот так заботились в наши годы при Советской власти о детях. 

В Питере я тоже пыталась танцевать, нашла хореографическую студию во Дворце культуры. Сравнивала школы, пермскую и питерскую, чем они были похожи и чем отличались… Это интересно. Меня даже приглашали танцевать в мюзик-холл… 

Марина Андреева- Вот это интрига! И где же во всей этой балетной жизни Марина-художник?

- А, похоже, художник во мне ещё не совсем тогда проснулся. Ведь в детстве я не рисовала. В художественную школу всё-таки пришла, но уже в отделение для взрослых после окончания средней школы. Там и узнала о подготовительных курсах в Мухинское училище. Вот мы и поехали туда ещё с двумя девушками. И мы все после этих курсов поступили в училище. В разные годы, но поступили. Правда, художником из них осталась только я одна. А они «сошли с дистанции».  Одна ушла преподавать. Другая просто вышла замуж и воспитывала троих детей. Кстати, ей не понравилась сама богемная среда, слишком смелая, слишком свободная. У неё были довольно консервативные взгляды. Впрочем, художник - всё-таки очень тяжёлая профессия, не женская.  Что интересно, наш преподаватель ещё в Перми говорил, что художником стану из нас троих только я. Вот такой «провидец»! Видно, хорошо разбирался в людях.

- Почему именно фарфор тебя привлёк?

- Да не фарфор привлёк, а мазок, сам способ выражения кистью… Лёгкость скольжения по поверхности. Скользящая кисть, красивая растяжка, к концу кисточки густо, тает, сильный нажим – сильнее, слабый нажим - слабее… Вот такая игра. Для меня это было всё равно как плавные движения танца. Ведь он - тоже игра. Мне это всё близко и знакомо с детства. Это нравилось, это увлекало… И вот я поступила на кафедру стекла и керамики. Фарфор мы начали изучать со второго курса. И я сразу почувствовала, что это моё. Впервые занялась этим, но уже не могла остановиться. В общежитии у меня были палитра, краски. Я покупала посуду, что-нибудь беленькое, в хозяйственном магазине (30-50 копеек за каждую тарелку). И рисовала, получая при этом огромное удовольствие. С фарфором с тех пор я уже никогда не расставалась. Мне и стекло нравилось, особенно графика на стекле. Но увлекал меня по-настоящему только фарфор.

- И вот ты попала по распределению на завод «Возрождение», созданный в 1966 году  близ Новгорода и знаменитого завода «Пролетарий» (бывшего до революции Кузнецовским фарфоровым заводом),  с мечтой реализовать все свои идеи. Как говорится, «счастье было так возможно, так близко»… Ведь завод был экспериментальным, выпускал в том числе и сувенирную продукцию… Было где разгуляться - так?

Марина Андреева- Совсем не так. Мне как раз не очень повезло, так как, во-первых, я получила распределение как главный художник, то есть должность административную. А в обязанности главного художника вообще не входит что-то создавать. Другие задачи были, хотелось сделать так, чтобы предприятие могло развиваться и находить свои пути.

Но у нас была очень дружная команда художников, все - яркие личности, и все оригинальны, со своим видением мира, своим почерком. Это было интересно. Вроде одно предприятие, а все такие разные. Т.А. Гаврилова, О. Чуракова, А. Круглов, Е. Алексеева, Ю. Андреев, В. Смоляр (он уже не работал, но часто к нам заходил)… Нам очень нравилось работать друг с другом. А как блестяще выставлялись!  На подиумах, в витринах самые разнообразные изделия светились всеми красками, удивляли разнообразием форм и идей. Я любила расписывать формы. Любые.  Расписывала работы всех художников, и свои тоже. Все радовались открытиям и находкам друг друга. Не помню ни зависти, ни конкуренции, никаких отрицательных эмоций.  Прекрасная была у нас среда.  Мы же не только вместе работали -  мы все в Броннице жили. С Ольгой Чураковой вообще не расставались. У нас дома были рядом. Все вечера проводили вместе. Молодые были, энергичные, идеями делились… Завод развивался и в 80-е построил дом для своих работников, и нам всем дали там квартиры. Пожалуй, те годы были самыми плодотворными для всех нас. И никто ничему не мешал. Мы были единомышленниками.

Во-вторых, меня огорчало то, что на Бронницком заводе «Возрождение» не было надглазурной росписи - того, о чём я мечтала.  И только когда я уже ушла с завода и стала работать в своей мастерской, только тогда я от всей души занялась надглазурной росписью.

Она богаче, палитра её разнообразнее, наносится, как рисунок на белый лист по глазурованному белью, и после обжига краски блестят, а роспись более устойчива к внешнему воздействию. Она гладкая, нет шероховатостей. А для подглазурной росписи чаще всего используется синяя кобальтовая краска. В этом был как бы «конёк» новгородской сувенирной продукции. Дело в том, что глина, поступавшая на завод, была не белой, а желтоватой, более низкого качества, и её как раз «спасало» кобальтовое покрытие. А уж художники украшали изделия чаще всего белым рисунком и золотом по тёмному, как ночь, синему цвету. Я же сразу старалась все-таки работать с росписью, потому что и так уж на заводе было всё синее и с золотой графикой, а мне казалось, это как-то мрачно…

Я, конечно, совсем другого склада человек, чем предприятие, куда я попала. Вообще не гожусь для производства. Да и продукция… Стиль простой, Гжель, народное искусство. Как ни странно, но я его не чувствовала. Почему? Потому что вообще не люблю непрофессионального искусства (да простят меня его поклонники). Мне нравилась императорская школа, где видны в работе не только профессионализм и техничность, но и большие знания, большой опыт и интеллект, широкие интересы. Это искусство – большой широкий мир, разнообразный даже в способах выражения, когда человек может и широко писать, и мелкую графику изящно исполнить. Вот этого я и добивалась…

Марина Андреева- Некоторые твои графические работы отличаются  многократным повторением одного и того же рисунка, составляющим в результате удивительный орнамент. 

- О! Это комбинаторика. С ней я познакомилась в Новгородском университете, где преподавала десять лет. Она буквально завладела мною. Это стало моей любимой игрой. Вот, вот и вот… (показывает листы с графическим, уходящим за горизонт рисунком). Собственно, комбинаторика - это раздел математики, изучающий задачи выбора и расположения элементов из некоторого множества в соответствии с заданными правилами.  Формулы и принципы её используются в теории вероятностей для подсчёта вероятности случайных событий и получения законов распределения случайных величин. Она позволяет исследовать закономерности массовых случайных явлений. Это так увлекательно. По крайней мере, для меня. Оказалось, она применима и в изобразительном искусстве. В такой манере я расписывала, например, тарель «Пора лететь» с изображением белых чаек.

Преподавать в  университете меня пригласили, когда завода уже не стало. Когда попала в университет, поняла, что самое лучшее образование для художника - архитектурное. Потому что оно как бы не даёт эмоционально распуститься. Оно строгое, там много математики, всё просчитано.

Я вообще с большой благодарностью вспоминаю университет. Мне всю жизнь хотелось учиться. Преподавала и училась сама. Я попала в замечательную среду. Это был расцвет в университете. Тогда была только что создана кафедра архитектурного дизайна, которую возглавила Т.М. Кауда, и были приглашены многие интересные люди, архитекторы и художники. Новгородские художники Г. Булганина, В. Булганин, Г. Слюсарев, В. Сахарова и другие тогда работали с огромным воодушевлением. А руководителем у нас был московский художник А. Ефимов. У нас были интересные общие планы, мы разрабатывали новые программы для студентов, искали новые оригинальные методы. А какие творческие встречи  проводили! Читали стихи, даже на французском языке, в гости к нам приезжали преподаватели из Московского архитектурного института.

Марина Андреева

- 90-е годы…  Как художники завода встретили их, с чем столкнулись? Ведь под разговоры о приватизации предприятий они один за другим просто закрылись…

-  Да, 90-е годы.  Началась реорганизация предприятия, создавались всякие ООО, перевод на частное производство. Много бумаг, много волнений. Но, видно, ничего не получилось.  Как выживали художники после закрытия завода? По-разному. Но почти всех выручали открытые тогда художественные салоны, где продавались их работы.  Тем и жили.

А потом мне повезло. Или моя решительность меня выручила. Потому что именно тогда меня пригласили поработать в Швецию на два месяца.  Началось всё с того, что шведский миллионер решил пригласить к себе на остров Готланд на виллу поработать двух новгородских художников. А как художникам решить, кто Марина Андреевапоедет? Тогда же демократия у нас наступила. Мы и взяли шапку, написали на бумажках наши фамилии и бросили в шапку - кто вытянет счастливый билет? Вытянули  я и скульптор Юрий Александров. На этой вилле когда-то была мастерская  известной шведской художницы-скульптора Миллер.  Всё там было: и гипс, и другие материалы, оборудование.  Но заниматься нам пришлось графикой, акварелью. К нам приходили шведские гости, журналисты. Смотрели, как мы работаем. Восхищались моей графикой. Они понятия не имели, что я ещё и фарфор пишу, ведь они не видели моих работ…

-  Это была единственная твоя профессиональная поездка за рубеж?

- Нет. Но все мои истории пребывания за границей были забавными. Во-первых, все они были случайны, как сюрприз.  Однажды я зашла в Новгороде в галерею, а девушка-продавец, знавшая, что я знаю английский язык, неожиданно попросила узнать, чего хочет иностранец, который как раз держал в руках мою работу. Поговорила я с ним. Он спрашивает про автора работы и никак не может понять, что я и есть автор. Тогда я его пригласила в свою мастерскую. Показала работы, ему многое понравилось. Оказалось, что он - бывший мэр английского города. Он уехал, а через некоторое время прислал мне газету Оксфорда со статьёй на пол-листа с цветным фото и приглашением в Лондон. Там я работала, писала акварели. Это было в 95-м году. Англичане приходили, смотрели, как я пишу, немного общались.  Жила я у преподавателя английского языка для иностранцев. Это сильно облегчало мою жизнь в Лондоне. Вечерами мы с ней много беседовали обо всём. За три недели я уже легко могла разговаривать. В Лондоне я преподавала в королевском колледже и вела мастер-классы. Конечно,  бывала в музеях и галереях. Современные работы мне там не нравились. Наши российские художники были сильнее и интереснее. Но мне сама их жизнь понравилась - как всё там устроено, приятно и логично, с умом.

Ещё я работала в Норвегии, опять же по приглашению норвежцев, где мы тоже видели большой интерес к российским художникам, к России, к нашей культуре и искусству.

- Марина, меценаты всегда играли большую роль в жизни талантливых художников. А сейчас меценаты есть?

- Есть, конечно. Как правило, это бизнесмены. И очень увлечённые люди, романтики. Например, в Новгороде - Александр Николаевич Одиноков. Многие о нём знают. В прошлом году он и меня увлёк одной из своих идей. Как-то он зашёл ко мне в мастерскую, и мы стали с ним смотреть фарфор, фотографии… Наше Марина Андреевавнимание привлёк сервиз с росписью по мотивам произведений Питера Брейгеля из художественной мастерской Лады Быстрицкой. Александр Николаевич восхищался, а я говорю: «У нас Кустодиев нисколько не хуже. Можно ещё и лучше сделать». И он загорелся мыслью сделать передвижную выставку по Новгородской области по жизни и произведениям Кустодиева.

Он собрал воспоминания Кустодиева о пребывании и лечении в Старой Руссе в 1921 году, работал в архивах и библиотеках и написал книгу со своими комментариями. А иллюстрировал книгу фотографиями моих работ, созданных по его просьбе. Это были портреты и пейзажи тех мест, портреты людей, о которых вспоминал сам Кустодиев, тех, кого он писал, кто помогал семье, в том числе портрет Шаляпина, самого Кустодиева. Я писала эти портреты на тарелках. Расписала сервиз по его картинам («Купчиха за чаем»).   Тем более что Кустодиев был сам неравнодушен к фарфору,  делал эскизы скульптур для фарфорового завода на Волхове.  Одиноков нашёл и собрал сохранившиеся скульптуры тех времен.

Получилась  очень красивая выставка - интерактивная, со всякими затеями:  половой, который нёс чайник, стояли самовары и сервизы. Каждый мог в старинных платках и юбках фотографироваться, вот как я на этом снимке за самоваром. Было весело и интересно. Мы целый год этим жили.  Ведь Кустодиев с 34 лет был болен и малоподвижен, но  друзья сделали для него специальный станок, чтобы он мог лёжа писать картины. И он писал - жизнерадостные картины писал. У меня даже отношение к жизни изменилось.

Выставка прошла в Старой Руссе и на Валдае, и А.Н. Одиноков полностью подарил эту выставку Новгородскому музею-заповеднику. Меценаты, конечно, очень нужны. В наше время без них художникам трудно жить и работать.

-Марина Андреева Твои работы участвуют в выставках в Санкт-Петербурге и Москве. Можно сказать, что ты принимаешь участие в светской жизни двух столиц. Галереи сами тебя приглашают?

- Чаще всего – да. Вот мне рассказывали, что есть в Санкт-Петербурге Музей фарфора и шахмат. Его владелец Герман Алексеевич Александров коллекционировал шахматы, сейчас у него около двухсот наборов. Потом ему стало интересно собирать не только шахматы, но и фарфор, конечно,  императорский и художников Санкт-Петербурга. А потом уже стал интересоваться и всем фарфором в стране. И заинтересовался новгородскими художниками. Так он нашёл меня. Предложил сделать шахматы. Но без производственных условий это невозможно. Я сделала шахматы только один раз в жизни, они находятся в нашем новгородском музее. Тогда он выбрал мою «Шахматную партию». Ему очень понравилось. Я ему очень благодарна ещё и потому, что он обратил внимание на мою графику.  Теперь в этом музее целая витрина моих работ. Музей очень красивый. И очень посещаемый. Каждый месяц там меняются выставки, музей выпускает много книг и альбомов высокого качества о художниках. Сам Герман Алексеевич энергичный обаятельный человек, эмоциональный, всегда полон идей, что очень поддерживает нас, художников. 

Что касается выставки в Москве, посвящённой Рудольфу Нуриеву, то куратор её нашёл меня в Интернете совершенно случайно - увидел мои «балетные» работы.  Выставка очень интересная, отличается от привычных  самим подходом. Там нет голого скучного эстетства. Не просто работы представлены, а в ярком интерьере в стиле ар-деко, мебель, светильники, лампы старинные, картины, балетные костюмы для спектаклей, цветов много, букетов... И - живых балерин среди множества известных гостей на открытии выставки… Я рада, что принимала участие в таком необычном вернисаже.

 

В ближайших планах Марины Андреевой - работа над серией «Кармен-сюита». И ещё одна персональная выставка - в Новгородском государственном музее-заповеднике в начале 2020 года.

Татьяна ЗОЗУЛЕНКО

Фото автора и М. Андреевой

Поделиться: