Сад Марии

Мария Михайловна Тейс, в девичестве Лор-Вуарен, умерла в апреле 1959 года. О чём она думала, что вспоминала в последние свои дни? Может быть, среди многих была мысль и о том, что она, прожив долгие восемьдесят лет, сохранила, а теперь уносит с собой навсегда свою тайну. Все, что сберегла память. Историю своей любви…

Тайное

Она никогда никому не рассказывала о своём прошлом. Во всяком случае, о тех событиях, что происходили до 1900 года и о некоторых более поздних. Даже для её любимого младшего сына Николая было настоящим открытием, когда он прочитал в 1972 году краткую справку о маме в брошюре, выпущенной Ленинградским государственным педагогическим институтом имени А.И. Герцена: невеста Василия Тимофеевича Талалаева, революционера, руководителя новгородского социал-демократического кружка, организатора нелегальной типографии петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», действовавшей в Новгороде в 1896-1897 годах.

От детей и внуков Марии Михайловны я узнавала о её жизни после замужества в 1900 году. О том, что её муж, Георгий Августович Тейс, мелкий чиновник, работал до революции в суде, а при Советской власти был банковским служащим.

О том, что Мария Михайловна родила и воспитала шестерых детей. Времена были трудные, и она, чтобы прокормить семью, ухаживала за садом и огородом. Причём, занималась этим с особым старанием и даже вела переписку с Иваном Владимировичем Мичуриным. Получала от него посылки с семенами, выращивала на своём огороде огромных размеров тыкву и клубнику. В доме росли пальмы, араукарии, комнатный жасмин. И розы, красные розы, всегда окружённые заботой и любовью.

Свободного времени у неё было мало, и всё же музицировала (у внучки Елены Николаевны, проживающей в Новгороде, хранится бабушкин маленький рояль), общалась с соседкой – матерью Сергея Васильевича Рахманинова. А ещё – вышивала скатерти, плела кружева «ришелье».

И дети, и внуки запомнили её строгой, почти величественной. Она много читала, и муж даже ворчал частенько по этому поводу. Сын Николай Георгиевич говорил, что самую лучшую политграмоту они получили от мамы. До самого своего ухода она следила за всеми событиями, происходящими в мире, читала газеты, беседовала с детьми и внуками.

Она провела военные годы в эвакуации, в Пермской области. Тревожилась за четверых сыновей, ушедших на фронт, писала им длинные письма. Двоих не дождалась – Дмитрия и Александра…

Я в подробностях узнавала о её жизни – сначала матери, потом бабушки, и всегда – главы семьи, мудрой, сдержанной, почитаемой.

А была ли вообще «невеста революционера Талалаева»? Задавала этот вопрос её сыну Николаю Георгиевичу Тейсу, внучкам Елене Николаевне и Людмиле Вениаминовне. И они, готовые ещё больше поведать о том, какой запомнилась мама и бабушка, пожимали плечами: «О том времени она ничего не рассказывала…»

Но почему? Почему она превратила в тайну всё, что было связано с именем Василия Талалаева? Были ли они невестой и женихом? И если да, то почему судьба развела двух любящих друг друга людей?

Жених и невеста

Конечно же, они были невестой и женихом. В июле-августе 1897 года, когда за Василием Талалаевым и другими членами новгородского социал-демократического кружка велась неустанная слежка, уже петербургской охранкой, филёры в своих донесениях в жандармское управление наряду с описанием многих встреч и занятий революционера указывали на визиты Талалаева в дом Феникова на Десятинной улице. Там проживали французская подданная Лаура Лор-Вуарен и её девятнадцатилетняя дочь Мария. В донесениях так и говорилось: «… был в доме невесты своей Марии Вуарен».

Позже, в 1901 году, начальник новгородского губернского жандармского управления полковник де Гийдль в докладной записке, направленной в Петербург, в Департамент полиции, писал:

«Мария Михайловна Тейс состоит в замужестве менее года (замуж вышла в июле 1900 года). До этого проживала в Новгороде же с матерью своей учительницей французского языка Лаурой Вуарен, в доме которой часто бывал до своего ареста в августе 1897 года Василий Тимофеев Талалаев. Талалаев был женихом Марии Вуарен и она была сильно влюблена…»

Наверно, главное для мужчины – идея и любимое дело, которым можно отдавать все силы без остатка. А если рядом любимая женщина, разделяющая твои взгляды, можно с уверенностью утверждать: ты счастлив!

И Талалаев был счастлив. Работала созданная им подпольная типография. Уходили в Петербург отпечатанные в Новгороде прокламации. Он даже написал и отпечатал революционное обращение в стихах «Песнь рабочих». Готовил материалы для первого номера социал-демократической рабочей газеты «Трибун».

Днём - консерватор (хранитель) музея, ночью – в одном лице – журналист, типографский рабочий и издатель. Василий Талалаев, сосланный в Новгород под надзор полиции, старается, как он сам вспоминал, «в глазах губернского начальства выдержать марку деловитого, но беспечного молодого человека», романтичного героя, недаром Овод был одним из его партийных псевдонимов. 

Арест

В ту ночь, с 21 на 22 августа 1897 года, Мария и её мать проснулись от громкого стука – сначала в калитку, потом в окно.

- Обыск!

Несколько часов в доме хозяйничали жандармы. Ушли, ничего подозрительного не обнаружив, но перевернув всё вверх дном.

Если бы захотела, Мария могла бы рассказать, как мать, выходя из комнаты, переступая через разбросанные на полу вещи, объявила ей категоричным тоном: «Моё терпение кончилось. Этого молодого человека в доме больше не будет!».

Мария ждала прихода Талалаева или хотя бы вести от него. И он написал ей:

«23 августа. Тюремный замок. Дорогая Маня! Ты, я думаю, удивлена, что я не являюсь к вам. Что делать, милочка, засадили меня вдруг в тюрьму. Ты не грусти и веди себя паинькой – плакать ты любишь, ведь правда? Проси в жандармском правлении свидания. Я думаю, что его тебе разрешат. Целую тебя. Твой Талалаев. Поклон маман, Михаилу Григорьевичу».

Эту записку Мария Лор-Вуарен не получила и не узнала о ней никогда.

В ту страшную ночь Мария не догадывалась, что больше никогда не увидится с Василием Талалаевым.

Мария не знала, что Талалаева уже нет в Новгороде – он был переправлен в Петербург в Дом предварительного заключения. Велось дознание и следствие по делу о новгородском социал-демократическом кружке, о подпольной типографии. В июле 1898 года без судебного разбирательства было определено наказание для каждого из обвиняемых революционеров. В том числе для Василия Талалаева: «Выслать в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции на 5 лет».

Утешение

Из донесения полковника де Гийдля в Департамент полиции:

«Талалаев писал ей (Марии Лор-Вуарен – Н.М.) много раз из Дома предварительного заключения и долго не терял надежды на брак, но мать Вуарен решительно была против этого брака и приняла энергичные меры, чтобы его расстроить. Тем не менее, едва ли можно сомневаться, что Мария Вуарен в своё время была распропагандирована Талалаевым (т.е. привлечена к революционной деятельности – Н.М.)…

Все вышеизложенные обстоятельства побудили меня установить негласное наблюдение за образом жизни и знакомствами супругов Тейс, причём выяснилось следующее…

До замужества своего Мария Тейс служила в земском книжном складе. У них в доме, между прочим, бывают Миллотов Николай, Малюковский Иван, Михайловская Антонина, ныне по мужу Александрова, и муж её Александр Михайлов Александров. Первые трое состояли под гласным, а ныне под негласным надзором. Из них Миллотов и Малюковский привлекались к дознанию о новгородской тайной типографии вместе с Талалаевым, а потому принадлежат к прежним девичьим знакомствам Марии Тейс.

Кроме того, Мария Тейс во время служения своего в книжном земском складе была знакома со служащим в земстве агрономом Александром Адамовичем Люстом, с которым поддерживает знакомство и теперь… Отношения между ними остановили на себе внимание агента…»

Прошло уже три года с тех пор, как был арестован Талалаев. Знала ли о его судьбе Мария? Да, он писал ей письма из Петербурга, из Дома предварительного заключения. Но получала ли она их? Скорее всего, нет. Ведь Лаурой Лор-Вуарен были предприняты «энергичные меры». Но забыть Талалаева Мария не могла. Так же как не продолжать его дело.

Она поддерживала связи с новгородскими «искровцами». Александр Адамович Люст в 1902 году выполнял роль связного между представителем ленинской «Искры», направленным на организационный съезд новгородской аграрной социал-демократической группы, и её руководителем А.У. Залогой. Иван Малюковский получал «Искру» из-за границы.

Снова и снова я возвращалась к вопросу: почему своё прошлое Мария Михайловна Тейс хранила в тайне всю жизнь? Может быть, она корила себя, что не сделала всего возможного, чтобы разыскать любимого, последовать за ним в Сибирь, разделить с ним его судьбу?

… Понятно состояние молоденькой влюблённой девушки, которая три года напрасно ждала хотя бы вестей от возлюбленного. Какие чувства ею владели? Наверно, отчаяние, а ещё желание освободиться от постоянной опеки матери, сыгравшей роковую роль в её жизни. И тут появился Георгий Тейс. Может быть, и из сострадания к нему, в жизни которого тоже случилось горе – он похоронил молодую жену, прожив с ней совсем немного, - Мария вышла за него замуж.

С мужем у неё были ровные отношения. Но она не посвящала его в свои дела и связи с революционерами. С Георгием Тейсом она прожила до самой его смерти в 1936 году.

В сборнике псалмов, подаренном в 1913 году «многоуважаемой Марии Михайловне Тейс от недостойного её духовного отца I.В.», - пожелание обрести спокойствие и утешение.

Конечно же, она искала утешения в детях. А с ними, шестерыми, управиться было не так-то легко. Без конца она выслушивала жалобы  соседей: сорванцы-мальчишки оборвали все яблоки в саду. Ругала их за то, что из церковного сада утащили груши. А позже – за то, что, положив в лампады, развешенные вокруг церкви, самодельные патроны из селитры и бертолетовой соли, устроили пальбу во время крестного хода. Потом волновалась уже за взрослых детей, которые собирались в доме со своими 18-20-летними сверстниками на репетиции очередного спектакля. «Молотковцы» - так они называли себя. Я видела их фотографии - членов «новгородского драматического литературного и музыкального кружка», прописавшегося на улице Молотковской и существовавшего с 1917 по 1922 годы.

Дети боготворили её. У них был даже своеобразный культ её имени: все четыре сына женились на Мариях.

Память о розах

Эта романтичная история, по меркам человеческой жизни, очень давняя: Мария Вуарен и Василий Талалаев познакомились 110 лет назад. Нынешние старожилы улицы Молотковской помнят Николая Георгиевича Тейса, но его маму, Марию Михайловну они не знали. Дома семьи Тейс теперь уже нет – старые частные деревянные строения сменяются на Молотковской новыми каменными коттеджами. Не существует давно и огородов за близким городским окольным валом, перекатывая через который, доставляли домой выращенные Марией Михайловной огромные тыквы.

Стражем времён остаётся здесь лишь старая церковь Рождества Богородицы на Михалице, ей уже более 600 лет, и построена она на месте ещё более древней – деревянной, возведённой по велению матери самого Александра Невского…

… Я так и не знаю ответов на вопросы, забыла или нет Мария своего возлюбленного, чувствовала ли она свою вину, уверовала ли в то, что права, выбрав другую жизнь, – без Талалаева. 

Можно предвидеть возмущение некоторых мужчин: «Ага! Вот они каковы, романтичные девушки: забыла героя своего романа, променяла на обывательский уют с мелким чиновником, которому даже всё равно, какой власти служить. Стала практичной, стала обычной - заурядной «матерью семейства». Отставной герой романа подставлял грудь сибирским метелям, а она - пила чай в саду. С вареньем клубничным чай пила!»

Забыла - или нет, чувствовала какую-то вину - или нет... Этого знать не дано. Но «спокойствие и утешение», думается, она всё же обрела: в саду, в детях, в детском смехе в саду... в волшебных тыквах размером с карету Золушки... Обрела в женском своём жизненном пути. Игры не взрослеющих мальчиков в индейцев, в револьверы, прокламации и революции - не для девочек. Женский путь другой, он  нацелен на внятное продолжение, устремлён в вечность.

Называй себя хоть Оводом, хоть Чингачгуком, хоть Лениным, но игры  в «мы наш, мы новый мир построим» закончились, по большому счёту, ничем.

Библейское «произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое» - это не про Василия: его «новый мир», наполненный насилием не меньше, чем мир старый, оказался шатким шалашиком, через семьдесят лет его разметало ветром истории. А мир Марии - устоял. Её потомки передают друг другу благословенное имя её - и память о розах в её саду.

Наталья МЕЛКОВА

Фото автора: Молотковская улица, церковь Рождества Богородицы на Михалице