ПО ДУШАМ. Михаил Петров: «Новгородцы живут вечно»

Разговор с археологом, который хочет найти корабль предков.

Громадный труд завершён. Последние штрихи – исследование небольших углублений материка, открывшегося на дне более чем восьмиметрового раскопа, расчистка его профилей по высоте – и трёхлетняя работа, по большей части физическая, перейдёт в стадию научного изучения находок, осмысления преподнесённых фактов жизни средневекового Новгорода.

Михаил ПЕТРОВ, руководитель работ на раскопе Дубошин-II, старший научный сотрудник Новгородского музея-заповедника, уже рассказал об итогах нынешнего, третьего, археологического сезона на раскопе, об удивительных находках, которые приоткрывают тайны жизни первых и последующих поселенцев Славенского конца и позволяют внести дополнительные важные штрихи в реальную топографическую карту Новгорода X-XI веков.

Увлечённость моего собеседника своей работой - столь явная и безудержная, что я в свою очередь не могу удержаться, чтобы не задать вопросы о том, как рождается эта фанатичная преданность делу, что движет человеком в его профессиональной карьере. И я получаю ответы на свои вопросы – во время беседы ещё у раскопа и по дороге от улицы Никольской до Ильиной, к Знаменскому подворью, где располагается Центр по организации и обеспечению археологических исследований Новгородского музея-заповедника и камеральная лаборатория, где Михаил Иванович покажет артефакты, подаренные раскопом в нынешнем году.

Взгляд изменился на 100 процентов

Пока мы не ушли с раскопа, узнав, что мы стоим на не открытой ещё физически, но существующей средневековой улице, расположенной под нами на глубине в несколько метров, задаю археологу вопрос о перспективах её обнаружения и изучения этого городского района. И он поясняет:    

- У нас уже появилось понимание динамики развития города, как он рос на восток: 60-е годы X века – Михайловский раскоп, рубеж XI – XII веков – Дубошин-I, и здесь, на Дубошине-II, соответственно первая четверть - первая треть XI века. А перспективы изучения всегда есть. Люди строятся, археологические исследования проводить надо, и мы хотим.

Этот раскоп, казалось бы, с точки зрения новгородской археологии находится в достаточно изученном районе, потому что Михайловский расположен в 100 метрах к юго-западу, на таком же расстоянии к северу был Кировский раскоп, Дубошин-I - в 15 метрах к востоку, где-то в 150 метрах отсюда был раскоп на Славной улице, который и вскрыл Дубошин переулок. То есть у нас достаточно точек в радиусе 100 м. Но, несмотря на это, наш раскоп поменял взгляд на территорию почти на 100 процентов. Предполагали, что Славенская-Пробойная, которая шла от аркады Гостиного двора, если грубо - от моста к Илье Пророку,  должна была идти через территорию нашего раскопа. Покопали – оказалось не так. Соответственно, эти данные мы осмыслили, и в прошлом году я нашёл эту улицу в двадцати метрах отсюда.

Но ту, на которую были ориентированы усадьбы, на которой мы предположительно стоим, мы пока не нашли.

- Как вы найдёте эту улицу, если под нами более 8 метров культурных напластований?

- Традиционный метод поиска таков: ты выходишь на некое пространство, говоришь, что искать надо где-то здесь. На самом деле улица может находиться в пяти метрах в одну сторону или десяти в другую. Движешься вправо, влево – нету. И иногда эта длина может достигать 30-50 метров. Плюс накладывается существование в живом городе, то есть ты хочешь заложить шурф, а здесь либо линия коммуникаций, либо дорога.

Большим подспорьем в этом случае становятся геофизические методы. Два года у нас шёл совместный проект с Павлом Вадимовичем Хлебопашевым, коллегой из Института океанологии им. П.П. Ширшова РАН, мы использовали георадар. На пустыре прокосили несколько линий. До того, в 2017 году, проводили эксперименты, как отражается средневековая мостовая, но тогда мы проверяли видимую мостовую на Нутном-IV раскопе. Потом прошли в нескольких местах, нашли аномалии, но не вскрывали шурфами.

А в прошлом году мы положили георадарные профили, засекли точки аномалий и заложили шурфы. Первый шурф нам дал настил, но не мостовой. А второй шурф нам дал прекрасную мостовую Славенской-Пробойной в 4 метра шириной, вероятно XIV-XV века. Спил мы взяли, и это дело времени – уточнить датировку. И в принципе мы нашли продолжение трассы, она где-то между этими двумя домами делает более крутой поворот и уходит к Нутному-IV.

«А то как понабегут!»

- Что хотелось бы вам лично найти, какая у вас есть мечта?

- У нас у всех, конечно, есть «хотелки». У меня есть несколько точек, которые относятся к этой категории. Но сразу же возникает вопрос: а кто денег даст? То есть большая часть таких объектов расположена в тех местах, которые застраиваться не будут, и на охранный, коммерческий раскоп рассчитывать не приходится. Надеяться на дополнительное научное финансирование, при том, что ведутся исследования Троицкого раскопа, шансов нет.

Михаил Петров- Какие это места?

- А я не скажу-у-у, - говорит протяжно и хитро улыбается Михаил Иванович. - А то как понабегут, - и продолжает серьёзно: - На самом деле, поскольку я давно работаю в городе и мои раскопы практически все в Славенском конце, фактически можно ткнуть в любую точку – и я скажу, почему мне здесь будет интересно.

Одну из своих «хотелок», впрочем, могу озвучить без проблем, но это желание многих, – очень хотелось бы найти выходы Великого моста на берег. Потому что работы Айвара Степанова показали нам собственно расположение моста, но он где-то там, в воде. А вот как выглядел вход на него с берега, неважно с какого – с Софийской или Торговой стороны, - узнать было бы очень интересно. Это ключевой момент, это топообразующий элемент. Скорее всего, мост был не прямой, но вот какая улица к нему подходила и когда, вот в чём вопрос.

- Но строительство современного пешеходного моста могло уничтожить все следы.

- Нет, пешеходный мост смещён. Следы там уничтожили разнообразные сети коммуникаций, преимущественно послевоенных - на участке от пешеходного моста до середины аркады Гостиного двора на Ярославовом дворище, там всё в сетях. Теоретически,  может быть, что-то и осталось, но копать под водопроводной или газовой трубой, электрокабелем – нисколько не удовольствие.

- Может ли помочь георадар для поиска улицы, на которую выходил мост?

- Пытались, но сигнал глушат сети и телевизионная вышка. Пытались искать улицу на пляже – куча помех. А вот заходишь за кремлёвскую стену – и всё, нету помех, но расстояние уже не позволяет проводить замеры.

Древние новгородцы – вечны?

- Вы цитировали Валентина Лаврентьевича Янина, который сформулировал вопрос: «Умирали ли древние новгородцы?».

- Ещё один момент, который мне был бы интересен, но которым я не хотел бы заниматься, просто потому что это связано с погребальными комплексами. Я этого не люблю. Если есть возможность выбрать, чтобы их не копать, я не буду.

Михаил ПетровНо, несмотря на мою нелюбовь к погребальным памятникам, я бы хотел найти древнейшее кладбище. Дело в том, что, отвечая на вопрос академика Янина, пока мы можем сказать, что новгородцы живут вечно, они не умирают, потому что их нигде не хоронят. У нас нет кладбища X века на территории Новгорода. Нигде.

- Может быть, их сжигали, и захоронения были в курганах?

- Тогда мы бы обнаруживали эти сопки. Вот какой интересный момент: за последние 15-20 лет в разных раннесредневековых центрах – Каупанг в Норвегии, Сигтуна в Швеции, в России Гнёздово под Смоленском и Старая Рязань – выяснили, что соотношение площади поселения и площади погребального комплекса за сто лет выравнивается. То есть «город мёртвых» за сто лет по площади становится равен городу живых. И город живых продолжает расти и наползает на кладбище. В случае с Новгородом – у нас нет могильников - ни на Городище, ни на территории Новгорода. Мы построили карту, представляем территорию города в X веке, и стало ясно, что одного большого могильника в Новгороде нет.

Можно провести аналогию с Сигтуной. Город возник чуть позже, чем Новгород, но ненамного. Он расположен на берегу озера, есть центральная улица и несколько улиц, параллельных кромке озера, и тех, что идут от берега в гору – то, что мы имеем в Новгороде, абсолютно та же картина. Но там каждая из этих улиц завершается кладбищем. Соответственно, у нас должна быть серия мелких кладбищ. Но где они – непонятно. Одна из версий – что церкви стоят на месте бывших кладбищ, но тогда мы их никогда не найдём.

Нынешнее городское пространство совершенно не соответствует средневековому. Мы привыкли видеть церковь Спаса на Ильине в  широком, обозреваемом со всех сторон пространстве.

А некоторые материалы, например, Николо-Дворищенского раскопа показывают, что всё было совсем не так. Буквально в пяти метрах от стены храма шёл частокол. Значит, это был городской надел, сдвоенный или строенный. И как выглядела территория, принадлежащая храму, что было на этом дворе, какой материал оттуда пойдёт – это важно. Но это неминуемо сопряжено с поздними, но не ранними кладбищами.  

«Я не нашёл корабля»

- Какая находка вас потрясла больше всего?

- Первая. Это был костяной гребешок - первая находка, которую я сделал школьником на раскопе.

Каравелла "Лиза фон Любек"- Какую находку вам хотелось бы обнаружить? Чего вы ещё не нашли за свою сознательную археологическую жизнь?

- Я не нашёл целого корабля. Не стесняюсь признаться: да, я бы хотел найти целый корабль. Но, скорее всего, его не будет.

- А какой корабль вы хотите найти - ког, драккар, ладью?

- Ну, кога здесь не будет, они сюда не доходили. Ранние коги XII-XIII веков имели шанс. Такие, как «Лиза фон Любек», нет. Сейчас-то дойдёт, её через ГЭС перетащат - и нормально. А тогда её было не провести через пороги. Есть же письменные источники, что корабли разгружались в Ладоге – либо на местные суда, либо на сани – и поехали. Меня бы устроил любой новгородский или скандинавский корабль. Ладья 10-12 метров, ушкуй меня тоже устроит.

Но вот в истории с «хотелками» есть байка. В 2009 году я копал Ильменский раскоп. Перед работами я коллегам предложил: ребята, давайте сформулируем, кто что хочет найти, и запишем. Я сформулировал, что я хочу корабль. Один из коллег захотел найти погребальный комплекс, чтобы с конём, уздой. В итоге ему пришло семь конских черепов, без всякой узды, без ничего. А мне пришли две игрушечных детских лодочки. Хотел корабль – вот тебе корабль!

Где короли и ферзи?

- Вы обозначили проблему: а кто денег даст? Она, действительно, сложная?

- Набор проблем, как всегда, стандартный – нехватка специалистов и финансирования. К сожалению, времена раскопа Троицкого-VI, когда на три года была полностью перекрыта Пролетарская улица около монумента Победы, кончились. У нас, археологов, к сожалению, совсем «золотой век» ушёл. Поменялась площадь раскопов. Когда я был студентом, начинал профессиональную карьеру, раскоп меньше 600 кв. метров считался ни о чём. Ну, как же – у тебя не будет усадеб.

В последние 20 лет 300 кв. метров считается большим раскопом. Здесь, на Дубошине-II - 200 кв. метров по верху и 150 по низу. Меньше уже нельзя, и, в принципе, этого достаточно для получения неких знаний. Другое дело, что они будут не всегда чёткие, что-то будет оставаться за пределами раскопа. Например, к шахматному набору 2017 года мы нашли ещё одну фигурку при зачистке профиля. Но королей и ферзей мы не нашли. Они в 50 сантиметрах дальше или их вообще нет? На этот вопрос мы никогда не ответим.

Михаил Петров

Тотальное счастье

- Если оперировать цифрами, то на вашем счету более 30 лет археологической карьеры, десятки тысяч находок. Как вы пришли в археологию?

- Раскопками занимаюсь с 1983 года. Руководил десятью раскопами. Археологическую карьеру, можно сказать, начал со школьной практики и продолжил начальником раскопа.

- Что потянуло в эту сферу? Почему не пошли в пилоты, космонавты?

- В пилоты-космонавты я тоже мог пойти, потому что когда мне было 12 лет, у нас на аэродроме открывался ТУ-134 как детский лётный центр. У меня брали интервью, поскольку был звонкий голос и, в принципе, и тогда хорошо подвешенный язык.

Но эта история вовлечения в археологию на самом деле характерна для целого ряда моих коллег. История обыкновенного мальчика из обыкновенной интеллигентной семьи, который рано начал читать. Читаешь книги, где-то в третьем-четвёртом классе тебе попадаются «Мифы Древней Греции». Начинаешь думать: ух ты, античность – здорово, здорово! К пятому классу у тебя есть Древний мир. В шестом классе – история Средневековья, про викингов в моё время не говорили, но рыцари, замки, Айвенго – ух ты, здорово! А в седьмом классе у тебя начинается история России, на тот момент история СССР. И ты понимаешь, что всё это – и Древний мир, и античность, и Средневековье – это всё археология. По истории Древней Руси рассказывают про Новгород, плюс тебя водят в музеи, либо папа с мамой, либо учителя, суть не меняется. И самое страшное или радостное - есть книжки, которые заставляют думать про археологию.

Думаю, что если бы я был на 10-15 лет младше, я бы не стал археологом. Потому что после седьмого класса в былые времена была возможность отработать школьную практику не у школы, а на раскопках. И я пошёл на раскопки. И тут пришло понимание, что для того, чтобы заниматься археологией, тебе не нужно никуда ехать. У меня ни до одного раскопа, на которых я работал, не было больше, условно, 40 минут пешком от моего дома. Зачем куда-то ездить, когда ты можешь жить в родном городе и работать на раскопе?

- Неужели прямо сразу таким прагматиком стали?

- Нет, оно так сложилось. Зачем куда-то ехать?

- Но ведь учиться вы поехали?

- Учиться я поехал. Учиться надо. А где я мог получить образование? В конце 80-х вариантов не было. Если ты хочешь заниматься средневековым городом, учиться – только в Москве. Сейчас ситуация другая.

Более того, когда я учился в Московском университете, я на практику никуда в другие места не хотел ехать. Все на каникулах куда-то едут, а я был сыт жизнью в общаге за время обучения и на каникулы приезжал домой, жил дома, ходил на раскоп пешком. Уже позже осознал формулу, видимо она была и раньше, но подсознательно – где родился, там и пригодился. Я местный, коренной новгородец, мои родители родились в Новгороде, зачем мне ехать куда-то ещё? И я не очень люблю большие города. Шесть лет провёл в Москве, наблюдал зарубежные города – мне не нравятся крупные города, мне нравится Новгород.

Кстати, до Троицкого я иду пешком 37 минут. И я всё жду, когда настанет тотальное счастье, когда я буду выходить из своего кабинета, и у меня сразу будет раскоп. Чтобы вообще никуда не ходить.

И крики чаек над водой

- Можете вспомнить тот момент, когда в сердце ёкнуло: без новгородской археологии не могу?

- Это не касалось археологии. Это касалось Новгорода вообще. Я здесь родился. Меня мама выгуливала в колясочке на Ярославовом дворище. То есть я совсем-совсем местный. Когда учился на первых двух курсах, страна была другая. Цены были на железнодорожные билеты другие, и я ездил домой примерно каждые десять дней, а иногда и каждую неделю. Это было по деньгам, иногда это был вообще самолёт. А вот к четвёртому-пятому курсу стало тяжело. И родителям тяжело, и стипендия никакая. И я застрял в Москве месяца на два. В какой-то момент уже не находил себе места. Я не понимал, что происходит. Что-то не так, а что – непонятно. И в какой-то момент я решил: еду домой. Это была середина апреля. И когда я вышел из поезда, я понял, чего мне не хватало. Мне не хватало криков чаек над Волховом. Всего-то навсего.

- Вам простора, воды не хватало?

- Воды мне везде не хватает. Я в городе, где нет крупной реки, жить не могу. Я вырос так. С ужасом глядел на полупустыни вокруг Алма-Аты и думал, как здесь люди живут.

Но вот формулировка того же периода времени, о котором говорил: вся древнерусская архитектура, которая окружает новгородца, становится его частью. И значимость этого мы поймём только в том случае, если этого вдруг не станет по каким-то причинам. Другой вопрос – у кого и в какой степени эта зависимость есть. У кого-то из фантастов был рассказ про космонавта, который очень любил звёзды и поэтому стал космонавтом. А когда он некоторое время побороздил просторы Галактики, он понял, что он не может жить без Земли. Он закончил с полётами, и звёзды у него были только на небе. Такая парадоксальная трагедия.

Я не уверен, что все такие, но в моём частном случае есть Новгород – и все остальные города.

- Это заложено на каком-то генетическом уровне?

- Может быть. Я не могу сказать, что меня воспитывали именно в любви к городу и патриотизме. Но я знаю, что это моя земля, моя территория, здесь рождались и умирали мои предки. Знаю об этом, как минимум, на 150 лет назад, докуда смог доследить. Причём по отцовской ветке предки происходят из района Тёсова, это 30-40 километров от города. А по линии матери – из Поозерья. Больше знаю про материнскую ветку, покойный дядюшка оставил мемуары, с середины XIX века они жили на Ямке, это старое название села Сергово. То есть я совсем местный.

- Поэтому в вас и простор, и вода, и чайки…

- Да, и я это понимаю. А как без этого?

Наталья МЕЛКОВА

Фото автора, Сергея БРУТМАНА и Андрея ДОЛГИХ

Поделиться: