ПО ДУШАМ. Елена Рыбина: «Москва – не для жизни. Новгород – да»

Разговор с профессором МГУ, которая «новгородка, больше чем новгородцы».

Елена Александровна сама позвонила, чтобы уточнить, не отменяется ли наша заранее назначенная встреча. Этот, вроде бы маленький, штрих так хорошо характеризует её как человека интеллигентного, воспитанного и… педантичного. Невысокого роста, хрупкая женщина. Тонкие пальцы рук, через которые прошли сотни тысяч предметов, найденных на раскопках в Великом Новгороде – тридцать три года она руководила камеральной лабораторией Новгородской археологической экспедиции. Сильный, хорошо поставленный голос – даже трудно представить, сколько лекций прочитала своим студентам в МГУ имени М.В. Ломоносова доктор исторических наук Елена Александровна РЫБИНА, учитывая, что на кафедре археологии она работает с 1965 года.

На смену «неревлянам»

- Елена Александровна, каждый открывает для себя Новгород по-своему. Как вы открыли его, как он открылся вам?

- Десять лет назад я издала книгу воспоминаний участников экспедиции. И там рассказала, как попала в Новгород. Вообще по природе я гуманитарий, любила литературу, историю. Когда училась в школе, моя учительница по истории Бронислава Михайловна Билак, с которой я поддерживала отношения до последних её дней, на выпускном вечере мне сказала: «Лена, тебе нужно поступать в университет». Она сама закончила исторический факультет МГУ. И я стала поступать в Московский университет. Поступила со второго захода и, наверное, это и определило мою судьбу.

У нас много бывает реформ в образовании, и то, что сейчас происходит, - не новость. Тогда по реформе было правило, что на дневное отделение принимали абитуриентов с двумя годами стажа и более. И только 20 процентов - были вчерашние школьники и молодые люди с одним годом трудового стажа. Я оказалась в этой группе. И первый год мы учились на вечернем отделении. У нас собралась очень хорошая, тесная компания – тех, кто поступил после школы.

В университете обязательна практика после первого курса, археологическая. И мы поехали в Гнёздово, копать курганы. В этой большой группе сформировалась команда, которая заинтересовалась археологией. Потому что в Гнёздово было интересно, и у нас был замечательный педагог и прекрасный человек, археолог Даниил Антонович Авдусин. Мы погрузились в археологию, и многие из нашей группы пошли затем на кафедру археологии, где в результате из моего курса оказалось 16 человек.

После второго курса на кафедре археологии такое правило – обязательна экспедиция в Новгород. Поскольку нас было много, в Новгород поехали только шесть человек – мои однокурсники и я. Это был 1962 год, последний год Неревского раскопа. (Неревский раскоп замечателен тем, что 26 июля 1951 года здесь археологами Новгородской археологической экспедиции под руководством академика Артемия Владимировича Арциховского была найдена первая берестяная грамота. Обнаружила её новгородка Нина Фёдоровна Акулова – ред.).

Дух, атмосфера в экспедиции были просто замечательными. Здесь, с одной стороны, никогда не было панибратства и фамильярности по отношению к старшим. Но с другой стороны, не было чинопочитания, заискивания перед начальством, пренебрежительного отношения к обслуживающему персоналу. Мы, студенты, чувствовали себя младшими коллегами ветеранов экспедиции, которые относились к нам по-доброму и общались с нами на равных. Жизнь была невероятно интересная – и экскурсии по городу, и воскресные поездки на Ильмень, в лес и даже на Валдай, иногда с ночёвками. Это кроме работы - повседневной, не простой - на раскопе. И это всё очень увлекало.

В итоге из шести человек, которые были здесь на практике, четверо выбрали для себя Новгород. Так мы погрузились в этот мир. И дипломные работы у нас были по Новгороду.

Теперь я понимаю, что 1962-й был кризисным годом для экспедиции. Потому что закончился огромный Неревский раскоп, где было занято каждый год по 300 рабочих, где по 100 человек было научных сотрудников. Нового большого участка не предполагалось, такого большого коллектива уже было не нужно. В 1962 году стали выбирать, где можно копать. Город после войны в общем-то застроился, но пустыри были, и здесь, на Ильиной улице (она называлась тогда улица Первого Мая), где сейчас детский сад, был большой незастроенный участок, его и выбрали для продолжения раскопок. В результате мы четверо, совсем ещё юные, пришли на смену знаменитым «неревлянам». Из них продолжала руководить раскопами Гайда Андреевна Авдусина, остался Александр Филиппович Медведев, который в 1966 г. начал раскопки в Старой Руссе. На Ильинском раскопе, который продолжался до 1967-го, в разные годы руководили работами М.Д.Полубояринова, Н.В.Рындина, М.В.Седова.

Киевская блокада

- Елена Александровна, почему вы затем выбрали работу в лаборатории, а не на раскопе?

- А я не выбирала. После первой экспедиции было решено, что мы специализируемся по Новгороду. После третьего курса нас отправляли в разные экспедиции, не связанные со специализацией. Я была и в Сибири, и в Средней Азии. А после четвёртого курса каждый год – только Новгород. Огромная полевая лаборатория, которая существовала на Неревском раскопе, где сразу обрабатывались находки, закрылась. В период с 1962-го по 1965-й каждый год менялся руководитель лаборатории. Камеральная обработка находок обязательна, иначе они не будут источником для изучения. Когда мы защитились в 1965 году, меня распределили на кафедру и поручили заниматься лабораторией. Точно так же моего однокурсника Сашу Хорошева после окончания аспирантуры поставили на раскоп, т.е. нас не спрашивали, что мы хотим делать в экспедиции. Делали то, что было нужно.

А поскольку у меня не было опыта и некому было его передать, мне пришлось всё начинать буквально с нуля. Лабораторией я руководила  33 года. Через мои руки прошли сотни грамот, тысячи вещей. Потом здесь стала работать моя первая ученица, Любовь Владимировна Покровская. У неё в лаборатории – полный порядок. Поэтому с лёгким сердцем я ей доверила лабораторию, где происходит первичная обработка находок, создаётся база данных, находки рисуются, сканируются. Работа не такая простая, как кажется на первый взгляд. И Люба успешно со всем справляется.

- Вы очень быстро написали кандидатскую диссертацию. Почему заинтересовала тема средневековой торговли в Новгороде? 

- Не так быстро появилась кандидатская, я ведь в аспирантуре не училась. Дипломная работа у меня была по Ярославову дворищу. Материалы раскопок, которые вёл Арциховский после войны, в 1947-1948 годах, им не были опубликованы в таком масштабе, как предыдущие, поэтому я взялась за обработку и анализ этих материалов. Когда работали на Неревском раскопе, был большой научный коллектив, и Арциховский раздал каждому из исследователей определённую тему. Янин занимался печатями, Колчин предметами из железа, кто-то костяными изделиями, кто-то стеклянными. Была дипломная работа на тему торговли в Новгороде, но студентка, которая её писала, уже работала в издательстве и не собиралась продолжать разработку. Так тема торговли досталась мне.

Я стала собирать материал, материал огромный, совершенно новый. А я особенно люблю – исследовать новое, то, что ещё не обработано, не систематизировано. И это позволило сделать очень интересные выводы, совершенно потрясающие, увидеть всю динамику торговли, потому что материал массовый и хорошо датируется.

- К каким выводам пришли?

- К разным, конечно. Вот, например, южное направление, знаменитый путь «из варяг в греки», где центром был Киев, с которым Новгород торговал. И из Киева поступали товары, и через Киев шли – из Византии, других земель. Когда я разложила массовый материал по хронологическим ярусам, вырисовалась очень любопытная картина. Начиная с X века город растёт, увеличивается поступление товаров, к XII веку наблюдается пик, потом объёмы сокращаются и после монгольского нашествия вообще исчезают. Кстати, и в берестяных грамотах это отражено: Киев упоминается в них шесть раз и в основном в связи с торговыми делами или финансовыми расчётами.

Массовыми импортными категориями южного направления были амфоры, грецкие орехи, шиферные пряслица, по которым происходит спад на рубеже XI-XII веков. Довольно ровно всё развивалось – и вдруг падение. Это меня заинтересовало, стала думать, чем можно объяснить. Пришла к выводу (и специалисты этот вывод оценили и меня поддержали), что это была торговая блокада со стороны Киева. Такие случаи прослеживаются и в летописях, когда в Новгород не поступал товар.

А почему торговая блокада? Причиной, как и всегда, была политическая борьба. В тот период, в последние десятилетия XI века, была острейшая борьба между Новгородом и киевским князем. Новгородские бояре окрепли экономически, сами собирали дань, стремились к независимости от киевского князя, к созданию собственного органа власти - посадничества. Хотя князь всегда здесь был, тем не менее, с ним заключались договоры, ограничивавшие его власть. В середине 90-х годов XI века новгородцы впервые изгоняют неугодного им князя Давида Святославича и приглашают «своего» князя – Мстислава Владимировича.

В этот период создавался институт посадничества. И всё это сопровождалось торговой блокадой. В подтверждение есть интересная грамота - 424-я, абсолютно целая берестяная грамота, которая хранится в Новгородском музее-заповеднике. Она звучит так: «Грамота от Гюргия к отцу и к матери. Продавши двор, идите сюда - в Смоленск или в Киев: дёшев [здесь] хлеб. Если же не пойдёте, то пришлите мне грамотку, как вы живы-здоровы». Сын заботится о родителях, что очень достойно. Но почему он велит им продать двор в Новгороде и идти к нему, где дешёвый хлеб? Очевидно, в Новгороде в это время был голод, что случалось нередко. А почему дешёвый хлеб те, кто им владел, не везли в Новгород, где его можно было продать по высокой цене? Блокада. Представляете, как всё сцеплено и взаимосвязано?

С нижненемецкого - «300 золотых поясов»

- Вы – бесспорный эксперт по западноевропейским связям древнего Новгорода. Как вы подступились к Ганзе?

- Я писала кандидатскую диссертацию в основном по археологическим источникам, но, конечно, привлекала и письменные. Волей-неволей всё равно выходишь на западное направление. Торговля у Новгорода с Западной Европой была с самого начала, с X века. Валентин Лаврентьевич Янин, который был моим руководителем, настойчиво говорил, что мне нужно познакомиться с ганзейскими документами. А это 40 томов, изданий чуть ли не с начала XIX века – постановления ганзейских съездов, письма немецких купцов из Новгорода, из немецкой конторы в Любек и т.д. Сами документы – на нижненемецком языке, это примерно, как у нас древнерусский. Чтобы их изучать, нужно владеть определёнными навыками. Я всё как-то отпихивалась, потому что меня больше интересовала археология.

Защитила диссертацию, и вдруг неожиданно случилась научная стажировка в Германию, тогда ГДР, в университетский город Грейфсвальд, на побережье Балтийского моря, на полгода.

- С языком не было проблем?

- Со школы у меня был немецкий язык. Читала без проблем. Разговаривать по-немецки научилась. А перед моей поездкой мы копали Готский двор, где было много западноевропейского материала, много предметов, которые надо было атрибутировать. Пока была в Германии, много работала в библиотеках. Там и погрузилась в ганзейскую тематику. Тогда ведь не было никаких копиров, компьютеров. Поэтому у меня осталось несколько общих тетрадей, исписанных собственной рукой, – я переписывала документы. В Москве были микрофильмы с этих источников, я всё копировала, изучала, выбирала, про Новгород информации было очень много. Исследователи, которые занимаются Средневековьем и Новгородом, часто пользуются этими документами. Ведь, к примеру, именно в ганзейском источнике 1331 года упоминаются «300 золотых поясов», чего в наших источниках нет. Янин считает - и историки, и исследователи с ним согласны, - что это влиятельные боярские семьи, главный исполнительный орган Новгородской республики - Совет господ.

Что касается перевода, я современным немецким владею и могла переводить, но нижненемецкий понятен меньше. Все, кто у нас занимается Ганзой, обращались за переводами к замечательному исследователю Игорю Эриховичу Клейненбергу. Я к нему ездила в Ярославль, он мне переводил, у нас с ним была длительная и очень интересная переписка. Очень важный ганзейский документ – скра, устав немецкого двора в Новгороде. Существуют все редакции скры – от XIII до XVII века. Основная из них – четвёртая, это XIV век. Её в качестве приложения, с параллельными текстами на нижненемецком и русском языках, я опубликовала в своей книге «Иноземные дворы в Новгороде». В 1992 году защитила докторскую диссертацию на тему «Западноевропейские связи Новгорода».

«Рубежа не творить»

- Елена Александровна, можно ли утверждать, что древний Новгород  был вписан в европейскую жизнь, а новгородцы обладали европейским менталитетом? Ведь были уголки в стране, куда, в отличие от Новгорода, иноземцы и вовсе не добирались. Или новгородцы строго обороняли свой менталитет? 

- В немецкой литературе, действительно, – необозримое море информации по Ганзе, огромная библиография, и долго звучало утверждение о «культуртрегерской роли ганзейцев в Новгороде». Якобы они здесь насаждали культуру и прочее. На самом деле мы при раскопках не обнаруживаем, чтобы было очень заметно влияние немецкой культуры. Новгород изначально был, как котёл, горнило, где переплавлялись элементы самых разных культур: западнославянской, угро-финской, западноевропейской, восточной. Безусловно, какие-то элементы западноевропейской культуры перенимались и использовались, например, в архитектуре – романский стиль. Примером может служить и Грановитая палата, построенная в готическом стиле.

Но вот сама себя перебиваю - в Новгороде очень чувствуется скорее, не ганзейский, а европейский дух. Потому что Новгород изначально был связан с Балтикой теснейшими узами. Исследования Андрея Анатольевича Зализняка берестяных грамот доказывают, что древненовгородский диалект отличается от всех славянских языков, и некоторые признаки этого диалекта не прослеживаются ни в одном славянском языке, то есть, нет аналогий. Но многие признаки прослеживаются – прежде всего, в западнославянских языках. Откуда же в берестяных грамотах западнославянские элементы? И в домостроительстве тоже? Это говорит о том, что северо-западные земли, где местным населением были угро-финны, заселялось славянским населением в основном не с юга, как считалось ранее историками, а западнославянскими племенами, с южного побережья Балтики, это нынешние север Германии и север Польши. А если вы посмотрите на план Новгорода XIV-XV веков – весь город окружён валами со стенами и каменными башнями. Вы можете назвать ещё хоть один древнерусский город, чтобы он весь был окружён оборонительными укреплениями? Обычно окружается кремль, центр, а извне существует посад, где живут ремесленники, он не защищён, он без оборонительных сооружений. Это опять западноевропейские традиции, когда весь город окружён оборонительными сооружениями, с многочисленными башнями.

- Вы в своей книге «Новгород и Ганза» подробно рассказываете о взаимоотношениях новгородских и ганзейских купцов. Не больно-то безоблачными они были – каждая сторона отстаивала свои интересы. Но вам удалось уточнить дату одного важного мирного договора, состоявшегося после очередного конфликта…

- В X веке у Новгорода уже были торговые контакты с Готландом (потому и Готский двор), и в летописи XII века это отмечено. А как развивалась торговля? Ведь Ганзейский союз только в XIV веке появился. В XII веке немецкие купцы вытесняют славян. Готланд в центре Балтийского моря всегда был транзитным пунктом. Немецкие купцы основали здесь свою контору и, конечно, заинтересовались торговлей с Новгородом, стали приезжать в Новгород.

В летописи под 1188 годом отмечено: «в то же лето рубоша Новгородьце Варязи на Гьтех, Немьце в Хоружьку и в Новотържце; а на весну не пустиша из Новагорода своих ни единого мужа за море, ни съла въдаше Варягом, нъ пустиша я без мира». Это сообщение о конфликте между новгородскими и немецкими купцами чрезвычайно интересно. 150 лет оно читалось и трактовалось неправильно - кто кого порубил и где. Зализняк всё поставил на свои места. «Рубоша» - означает, что конфисковали товар, имущество у новгородцев. Варягами назывались готы на Готланде. Но летописец объясняет, что это не те варяги, которые изначально с Новгородом торговали, а «варяги на Готах, немцы», то есть немецкие купцы, которые поселились на Готланде. Именно они конфисковали у новгородцев товар за вину других новгородских купцов. Произошёл разрыв отношений. Но заинтересованность в торговле была. И вскоре был заключён договор, который первым до нас дошёл. Это правило из договора в договор повторяется: рубежа не творить, то есть не конфисковывать имущество у купцов за чью-то вину. Договор датировался широко по именам князя, посадника и тысяцкого, которые его заключали, 1189-1199 годами. Но я, занимаясь этой темой, разбирая подробности, установила, что этот договор был заключён в 1191 или 1192 году, то есть, сократила датировку до двух лет. Сейчас эта датировка общепринята. Это тоже моё маленькое достижение.

- Вы говорили о том, что ни одно десятилетие в истории ганзейской торговли в Новгороде без конфликтов не обходилось. Казусы были?

- Скорее, это просто потрясающе интересные случаи, которые говорят о характере новгородцев. В 1439 году – у меня это письмо опубликовано в переводе – ганзейские купцы пишут жалобу в Любек. Что же произошло? После пожара на Готском дворе стали восстанавливать ограду и ворота. И для того, чтобы поставить столбы ворот, нужно было подтесать мостовую Михайловой улицы. Они её подтесали – всего на ширину ладони. И что тут новгородцы устроили! Они примчались, сидели напротив на крыльце, потрясали щепой, призвали посадника, тысяцкого: как так – нарушили новгородскую мостовую! Казалось бы, в общем-то пустяк, но сколько негодования. А вы говорите – ганзейский менталитет.

Но если всё-таки вести разговор о менталитете древних новгородцев и связях Новгорода с Западом, то очень хорошо на эту тему выразился один современный писатель, Борис Киселёв. Он приезжал сюда и совершенно погрузился в атмосферу Новгорода и нашей экспедиции. Он написал «Слово о Новгороде». Его фразу, даже не называя автора, многие используют: «Там, где Пётр I рубил окно в Европу, во времена Новгорода двери были настежь». Так что у новгородцев менталитет европейский – изначально.

Спасать красоту, которая спасёт мир

- Елена Александровна, с точки зрения историка, что должен представлять собой Новгород? Могущественный в средневековье, он был маленьким провинциальным городом до революции, до войны – уездным городом, районным центром Ленобласти. Он должен быть городом-музеем, заповедником – объектом для изучения археологами и историками или развиваться по-другому?

- После войны, когда Новгород был разрушен, обсуждалось предложение оставить его в таком качестве. Но тогда здесь был бы пустырь. Новгород всегда понимался как очень важный город в русской истории, не случайно памятник «Тысячелетие России» поставлен в 1862 году именно в Новгороде, а его могли поставить и в Москве, и в Петербурге, в том же Киеве. В Новгород был приглашён князь Рюрик, и из Новгорода действительно начиналась государственность. Чрезвычайная комиссия по изучению разрушений в городах, созданная после войны, Новгород назвала одним главных пунктов, где нужно было всё восстанавливать, потому что здесь памятники от XI до XVIII века. Надо было - что и случилось - чтобы он оставался жилым городом.

Но надо всегда понимать – что такое Новгород. Ведь в истории России другого такого города нет. Исключительный по всем показателям. В прошлом году на встрече губернатора Андрея Никитина с Обществом любителей древности, поскольку он человек новый, я выступила и в тезисной форме перечислила все исключительные особенности Новгорода и весь его великий вклад не только в русскую, но и мировую культуру. Говорила о том, что за всеми заботами об экономике, сельском хозяйстве (понятно, что проблем очень много), нужно беречь Новгород и не портить его новыми, современными проектами. Конечно, после войны его надо было восстанавливать. Но в 90-е годы началось чистое безобразие. Безобразные коттеджи, которые поставлены на месте наших раскопок на Троицком раскопе. Как можно, имея образцы великолепной архитектуры, кремль, рядом устраивать такое? В 70-80-е годы театр драмы построили – это годится для нового городского района, но никак не для его исторической части. В Западной Европе такого не допустили бы. Новгород мог бы стать Меккой для туристов. Ландшафт в сторону Юрьева монастыря и в Ильмень – это же средневековый ландшафт. Знаю, что были идеи построить мост по быкам несостоявшегося строительства дороги Петербург-Орёл – но это была бы  катастрофа. Этого категорически нельзя делать.

- Знаете, мне очень обидно, что Новгород как родина России незаслуженно мало окружён заботой со стороны государства, не обихожен так, как достоин.

- Вот я сейчас шла от дома по Ильиной улице. Церковь Спаса на Ильине – памятник мирового значения, объект Всемирного наследия ЮНЕСКО, здесь фрески Феофана Грека, все туристы сюда идут. И по каким дорогам мы идём? Сплошные колдобины… Я шла и думала: ну, как не стыдно городским властям, что здесь такая дорога? Вот они без конца перекладывают асфальт на улицах, в прошлом году асфальтировали Михайловскую. В этом году опять заново асфальтируют. Неужели и здесь нельзя проложить тротуары? Двадцать лет ничего не меняется. Даже не хочу говорить об этом, это боль.

Ещё когда была перестройка, в конце 88-го года я написала письма - в Фонд культуры, в газету «Правда», в другие инстанции. Есть такое выражение – «красота спасёт мир», но в случае с Новгородом нужно спасать сам город, эту красоту нужно спасать, чтобы она потом спасала мир.

- Новгородцам лестно быть наследниками предшественников, строивших город, который сыграл огромную роль в истории России. На ваш взгляд, на одной ли волне современники со своими предками, соответствуют ли им по духу? 

- Не могу отвечать за все 200 тысяч новгородцев – какие они, гордятся ли Новгородом. Это, наверно, для каждого лично, индивидуально. Но я могу сказать, что люди, которые впервые приезжают сюда, в разные годы, в том числе и с давних лет у нас в экспедиции, - чувствуют какую-то особую ауру в Новгороде. Здесь лица другие, обстановка другая. Как-то со мной в купе в поезде ехала молодая пара. У меня всегда было, несмотря на мусор в городе, его неухоженность местами,  ощущение, что Новгород - не провинциальный город. Так, ладно, у меня. Но эта молодая пара была в Новгороде буквально 2-3 дня. И они мне говорят: это не провинциальный город. Я думаю, что эти памятники, эта общая атмосфера создают такое ощущение. Но это опять зависит от человека, от его образования, культуры. Наши студенты, которые сюда каждый год приезжают на практику, все в восторге. Мы с ними тут проводим и лекции, и экскурсии, объясняем, чем замечателен Новгород, и они этим проникаются, а потом на зачёте всё рассказывают.

Старинные зеркала без мистики

- У вас в соавторстве с немецкой исследовательницей есть книга о средневековых зеркалах. Это сравнительно недавнее издание. Почему именно эти предметы выбраны для исследования? С вами происходили какие-то мистические вещи – ведь беря в руки средневековое зеркальце, можно заглянуть в далёкое прошлое?

- Нет, мистики со мной не было. Но вы спрашивали о самом длительном периоде атрибуции отдельных предметов. Это как раз тот случай. Я уже говорила про раскопки Готского двора в 1968-1970 годах, это место, где сейчас находится гостиница «Россия». У нас были большие планы, но шло строительство, и раскопали мы небольшую часть. Там среди западноевропейских находок была крышечка - верхняя часть предмета, похожего на современную пудреницу. На внешней стороне - изображение всадника, вокруг орнамент. Я вообще люблю атрибутировать вещи. И это одна из больших проблем – атрибуция. Надо сказать, что у нас в коллекции много вещей не атрибутированных, не только обломков, но и целых. Поэтому когда атрибутируется вещь – для меня это просто подарок, счастье. Я сама этим много занималась, есть на эту тему работы.

Запомните эту дату – 1968 год. Крышечка – непонятно, что такое. И вот спустя годы, в 1976-м, я поехала в Германию. Там я с этой крышечкой обращалась к разным коллегам – никто ничего сказать не мог. В одном архиве, в Потсдаме, коллега, любезный и приветливый, предположил, что это, возможно, кустодий – вместилище для восковых печатей. То есть, к документу привешивалась не свинцовая печать, а восковая, понятно, что она легко могла повредиться, поэтому находилась в коробочке.

Кстати, таких предметов в Новгороде стали находить много, в виде подъёмного материала, на берегах Волхова, у Юрьева монастыря. Коллекционеры собирали, в Новгородский музей стали приносить подобные. С разными изображениями - и орлы, и драконы, и музыканты… Больше всего – с всадниками. В раскопах, кроме металлических, находили много похожих по конструкции деревянных. Стало понятно, что это предметы одной категории. И мы стали в описях записывать их как кустодии. Время от времени, с каждой новой находкой, интерес к этим предметам возобновлялся.

Наступил 1995 год, значит, прошло 27 лет. Пётр Григорьевич Гайдуков был в тот момент в Германии и там обнаружил статью про оправы зеркал немецкой исследовательницы Ингеборг Крюгер, которая занимается стеклянными изделиями. И одновременно – так совпало – в Новгородский музей принесли очередную крышечку, на обороте которой сохранилось содержимое. Я такими предметами много занималась, попадались такие, где внутри было кольцо, которое явно что-то придерживало. На принесённой на внешней стороне в центре было изображение музыкантов, вокруг орнамент, а на обороте, не целиком, но всё же очень хорошо сохранилось содержимое: самый нижний слой – глина, солома, то есть амортизирующий материал, потом тонкий слой свинцовой фольги, и сверху плотный, заполированный слой – стекло. Стало очевидно, что это зеркало. Статья Ингеборг Крюгер и эта находка - всё совпало, мы поняли, что наши крышечки – это оправы стеклянных зеркал.

Кстати, Крюгер впервые в Западной Европе собрала такой материал, некоторые из предметов правильно атрибутировала, исследовала с немецкой дотошностью и тщательностью. Я её статью перевела для себя, и стало очевидно, что надо издавать – и не просто наш материал, а совместно с ней, с её исследованием. В 1998 году мы пригласили её в Новгород. Она приехала, мы познакомились - очень приятная женщина, крупнейший исследователь стеклянных изделий. Мы познакомили её со всей коллекцией Новгородского музея. Она признала атрибуцию – что это оправы зеркал. Подобных, с изображениями, в Западной Европе нет. Есть другие предметы, которые она приводит в книге, но в основном на них геометрический орнамент (в раскопках мы тоже такие находили, это, несомненно, импорт). Я получила её согласие на перевод и на издание исследования. Долго это продолжалось – перевод, согласования, и вот, наконец, в 2013 году, книга вышла. Из новгородской коллекции только несколько металлических оправ можно считать привозными, а остальные, может быть, действительно сделаны в Новгороде местными мастерами. 

Самое примечательное, что не так давно при раскопках в Пскове нашли подобную оправу хорошей сохранности - она у меня тоже опубликована в книжке. В центре птица – голубь и вокруг надпись: «а се птица на зерькале голубь». Если бы этот предмет был найден раньше – мы бы столько не ломали голову над атрибуцией. Но зато какой был научный поиск!

«Я – не урбанистка»

«Чётко вижу двенадцатый век.

Два-три моря да несколько рек.

Крикнешь здесь - там услышат твой голос…»

Александр Кушнер

- Что для вас археология? Вы могли бы себя представить в какой-то другой сфере?

- Когда в первый год поступала, сдавала экзамены в одной группе вместе с Игорем Волгиным. Это известный писатель, исследователь творчества Достоевского, поэт, совершенно замечательный человек. Недавно мы с ним встретились на юбилее одного коллеги. И я вдруг подумала: если бы в первый год поступила в университет - не факт, что я оказалась бы на кафедре археологии. Потому что когда я заканчивала школу, у меня не было представления об археологии, а есть люди, которые со школьных лет, с первого курса стремятся в археологию. Меня же интересовали история, литература, гуманитарное образование. И поэтому я пошла бы на общую историю, на какую-нибудь кафедру отечественной истории, даже не знаю, по какому периоду. А тут именно так сложилось. Говорят, характер человека – это его судьба, известный афоризм, с античных времён. Я не то что в это свято верю, а убеждаюсь на примере каждого человека, что это действительно так. Но в моём случае с профессией – это не судьба, а обстоятельства. Иначе могла бы не знать ни Новгорода, ни своих коллег. Такие вот повороты.

А что вообще для меня археология? Это хобби, такое совмещение работы и увлечения. Мне мои подружки вечером звонят: что ты делаешь? Я сижу за компьютером, пишу, работаю. Они отдыхают, а у меня мои занятия постоянно. Недавно по Интернету одна из внучатых племянниц из Томска написала, что посмотрела фильм про Ганзу, увидела меня, затем нашла мою книгу «Новгород и Ганза», читает и восхищается, какая у меня интересная жизнь. А я не спорю и повторяю: у меня жизнь и работа – как хобби.

- Но увлечения помимо археологии есть?

- Я по натуре не урбанистка. Для меня природа – всё. Но Новгород – это другое. Гуляешь по Дворищу, сидишь на лавочке, смотришь – такая замечательная городская среда. И даже не в выходные дни вечером после работы люди гуляют, с колясками, детишками. Нормальный город, хорошая атмосфера. Москва – не для жизни, конечно, но поскольку работа там, всё не бросишь. Хотя я с большим удовольствием постоянно жила бы в Новгороде. Я здесь столько провела времени, что мне кажется, что я уже новгородка больше, чем кто-нибудь из живущих в Новгороде.

Мы всегда сюда стремимся, не только я, но и мои коллеги, и мои ученики. В Новгород стоит только попасть, как заболеешь им. С Виктором Сингхом, например, так и случилось. Он терпеть не мог археологию, когда учился на первом курсе. А летом совсем юным на практику приехал в Новгород. Я проводила для студентов занятия в лаборатории. И пришёл только он и ещё одна девочка. Я всё показала, рассказала, и, видно, его это как-то зацепило. Потому что всю зиму второго курса – а у нас каждый вторник новгородский семинар, где доклады читают, начиная от Валентина Лаврентьевича Янина, кончая аспирантами, – он ходил на каждый семинар, записывал на диктофон. И уже после второго курса попросился в экспедицию в Новгород. Александр Степанович Хорошев ответил ему: иди записывайся на кафедру. И всё, и он пропал, сейчас без Новгорода уже не мыслит своей судьбы…

И ещё поэзию люблю очень. Многих поэтов. Но Пушкин, Пастернак – самые любимые. Давно думала: XIX век, «серебряный век» – больше для меня никаких открытий не будет. И вдруг в 90-е годы – я подписывалась тогда на библиотечку «Огонька» - уходя из дома, вытащила из почтового ящика очередную книжечку, Александра Кушнера, и тоже пропала. Открыла по дороге на работу, читала. Потом случилось такое счастье, что мы с ним познакомились лично и переписывались.

А из последних десятилетий - Борис Чичибабин. Совсем современных поэтов - не знаю. Хватает прежних. Как у них выражены мысли - это же потрясающе! Нам, людям, которые изъясняются простым, обычным, бытовым языком, удивительно, как они умеют сказать, причём простыми словами. У Пушкина: «Мне грустно и легко; печаль моя светла…»

- С вами очень легко общаться. Вы, несмотря на статус, очень демократичны…

- Ну, что вы! Какой статус! Это не про меня. У нас в экспедиции работали и работают или сотрудничают с нами академики, члены-корреспонденты, доктора и кандидаты наук, но при этом атмосфера была всегда самая демократичная. Я уже говорила об этом. Конечно, тон задает руководитель, а Янин совершенно открытый, доступный в общении. Несмотря на все свои регалии, звания и главное – научные достижения - он и пошутит, и анекдот расскажет, и песни со студентами споет. Для него все равны – что президент, что простой человек с улицы, он с каждым будет разговаривать просто и уважительно, потому что это достоинство самого человека.

- Чем человек образованнее, чем интеллигентнее, тем он вежливее, корректнее и доступнее в общении.

- Не скажите, есть же академики – ну, такие бонзы. К нему не подступись, он же академик. Знаете, что я совершенно не выношу в людях, просто категорически – это холуйство. И в нашей среде это есть. Когда с равными себе или выше – если не навытяжку, то очень уважительно. И чуть человек ниже по рангу – начинается ор, спесь, высокомерие, хамство. Просто не выношу этого.

- Вы сильный, волевой человек?

- Наверно, да. С одной стороны. А с другой стороны, что-то можно было бы делать по-другому. Но тут уж характер, что всегда было, и когда училась тоже, - чтобы всем было хорошо. Чтобы всё правильно устроить. Чтобы все были вместе.

- Вас устраивает современное поколение, ваши студенты? Они другие? Чего вы от них хотите?

- Они разные. С кем-то сразу, очень быстро возникает контакт. Вот про молодёжь говорят: они такие, сякие. Но каждый год приезжают к нам в экспедицию - очень хорошие ребята. С интересом работают, с интересом относятся ко всему. И в других экспедициях – у нас же на кафедре семь экспедиций, каждый курс, 120 человек, распределяют по разным экспедициям – в основном очень хорошие ребята (мы потом делимся, естественно, впечатлениями).

Хочется, чтобы они продолжили работу по специальности. К сожалению, в последние годы особенно, не у всех получается. Многие, кто закончил университет, ушли из профессии. Но эта проблема общая. Для своих учеников хочется, чтобы они состоялись в профессии и… были людьми.

Наталья МЕЛКОВА

Фото: автора, Александра КОЧЕВНИКА и из архива Е.А. Рыбиной

Поделиться: