Место силы

Как труд, доверие и природа возвращают желание жить.

В глухом лесу Окуловского района компания из двух десятков алкоголиков и наркоманов учится жить по-новому – то есть трезво. Помогают им в этом трудотерапия, психологические консультации и природные красоты. Предназначение реабилитационного центра «Маяк» – сделать так, чтобы прошлая жизнь не нагнала его обитателей.  

Согласился себя спасти

Дмитрий пристально всматривается в маленькое озеро. Жара под тридцать, солнечные лучи буквально пронзают. Из-за них Дмитрий хмурится и будто бы становится злым – но это только иллюзия. Он жадно затягивается лёгкой сигаретой, поглядывая на красоты местной природы. Ничего тяжелее никотина он не употребляет уже шесть лет.

- Потому что в этот ад я возвращаться совсем не хочу, - пускает Дмитрий дым над водой.

Историю своих взаимоотношений с героином он рассказывает неохотно и сбивчиво. Кажется, что даже его слова пытаются убежать подальше от тех адских лет.

- Всё началось как обычно – дискотека в родном Санкт-Петербурге. Пили вино, танцевали. Потом стали покуривать анашу. Но это ещё баловство, - смотрит Дмитрий прямо в глаза и ищет в них понимания. – Начало девяностых, развал Союза, я ушёл в армию. Там завязал, потому что попал в погранвойска, где всё было более-менее серьёзно. Вернулся в 95-м, работы не было. Зато было много наркотиков на улице, а сложности их купить - вообще никакой. Тем не менее, как-то работал, туда-сюда, на стоянке или охранником. В 2000-м году мои одноклассники уже торчали вовсю, я же к этому относился брезгливо. Но потом – я сейчас даже не понимаю, как так получилось – сел на иглу. И длилось это двенадцать лет.

Каждое утро Дмитрия начиналось отнюдь не с кофе, а с дозы героина вперемешку с разными веществами. Денег тогда хватало – помогло вовремя доставшееся наследство и всякие сомнительные шабашки. 

- Я так прикинул тогда – почти всех моих соупотребителей уже нет в живых, - спокойно рассказывает Дмитрий. – Я могу поверить во что угодно – и даже в чудо. Но слезть самому… это… это… - дальше слов он подобрать не смог.

На «до» и «после» жизнь разделилась в один момент. Дмитрий понял, что скоро игла приведёт его прямиком туда, где он в последний раз видел многих своих товарищей. Проще говоря, в гроб. 

- Когда друзей хоронил… Страшно было только в начале – наверное, в первый год. А потом уже другая реакция наступает – «ну, умер и умер», ведь друзья уже уходили пачками. Ничего нового. Как узнаешь, может, и скажешь «ни фига себе», а на следующий день - всё по новой, - опускает глаза Дмитрий. - Ведь это система. И у меня случилась ситуация – я о ней рассказывать не хочу – когда я в одну секунду понял, что меня убьёт следующим. Я позвонил сестре и сказал – «я всё», увези меня куда-нибудь. У неё был знакомый, который в Новгороде торчал раньше. Все думали, что он умер, а он стал снова человеком. У нас же никто не верит, что можно бросить. В общем, я согласился себя спасти.

Местом спасения стал новгородский «Катарсис». Там у Дмитрия начался долгий процесс реабилитации. Первым делом «детокс» и полная заморозка чувств. Дальше - тяжёлый процесс трезвого принятия окружающего мира, который оказался штукой малоприятной. Тут, к счастью, Дмитрию выпала возможность сбежать из густонаселённого Новгорода в забытую богом, но живописную глушь, чтобы продолжить лечиться там.

Оказавшись под деревней Торбино, он от удивления онемел. Для полноценной человеческой жизни там было всё. Но ещё несколько лет назад там буквально не было ничего.

Постапокалиптический заповедник

В 2007 году на месте в двух километрах от Торбина была, без преувеличения, выжженная земля. Прошло десять лет, и теперь тут обретают новую жизнь от 70 до 80 человек в год, Здесь есть вся необходимая для жизни инфраструктура. И даже настоящая ферма с козочками, коровами и свинюшками. Главный областной нарколог, главврач «Катарсиса» Владимир Фёдорович Стрельцов приезжает сюда раз в месяц. Он – представитель редкой породы деятельных людей в суровых российских широтах. Стрельцов, можно сказать, социальный предприниматель, у которого получилось реализовать большой некоммерческий проект самому и без «указки с выше».

Владимир СТРЕЛЬЦОВ

Обычно Стрельцов гуляет по «Маяку» и нарадоваться не может. Потому что своими руками он закладывал чуть ли не каждый кирпичик этого центра.    

- Когда мы искали место для центра, посетили Демянский, Старорусский и Окуловский районы, - рассказывает Стрельцов. – Была идея использовать под реабилитационный центр бывшие военные части. Но некоторые главы районов отнеслись к такой идее достаточно прохладно, даже настороженно. Поддержал нас только глава Окуловского района. Мы приехали сюда посмотреть.

Специалисты «Катарсиса» тогда будто бы очутились в локации постапокалиптической игры «Stalker». На дворе был 2008 год, экономический кризис. Но для жителей деревни Торбино он, похоже, начался задолго до этого.

- Тут раньше стояла секретная часть ПВО, закрыли её, вроде, в 1995 году. И вот приезжаем мы сюда. Крыша протекает, полы вскрыты, все рамы вынесены, металлические трубы смели подчистую, - вспоминает Стрельцов.

Медсестра Галина Борисовна, очень уважаемая в коллективе, не видит в этом ничего удивительного.

- Вы же в России, вы чего? – медик разве что пальцем у виска не крутит. – Как будто наших людей не знаете! Вообще-то у нас все пьют и воруют. Только это не от хорошей жизни.

Закладывать будущий реабилитационный центр в этом заповеднике постапокалипсиса высадился десант из всего одного врача и нескольких пациентов.

- Мы брали из городского стационара тех, кто был готов добровольно сюда приезжать вахтовым методом. Забирались сюда на две недели – и начинали большую работу. Носили воду с озера и потихонечку начинали тут отвоёвывать все помещения. Потом завезли стройматериалы, перекрывали крышу. Пришлось менять всю канализацию, водопровод, ставить водонапорную башню, проводить электричество. Новую котельную сделали, - загибает пальцы Владимир Фёдорович.

Коллективчик, стоит сказать, подобрался своеобразный.

- Такая смешанная бригада – врач, психологи и больные. Потому что нельзя призывать людей к каким-то трудовым подвигам, а самому оставаться в стороне. Никаких двойных стандартов – все жили, ели и работали в одинаковых условиях. Я, кстати, заметил одну особенность: часто так бывает, что на первых этапах реабилитации бывшие наркоманы горят больше, чем их врачи, - говорит Стрельцов.

На то, чтобы превратить забытую всеми военную базу в тихое место, где человек сможет победить своих демонов, понадобилось десять лет тяжёлого труда, который, к слову, тоже реабилитации помогает. От следов былого вандализма и следа не осталось, зато появился оборудованный всем необходимым медицинский центр, общежитие, которому позавидовали бы многие студенты в России, ферма и, конечно же, русская баня. Но создание инфраструктуры в глухом лесу оказалось самой простой и просчитываемой частью работы. Чего нельзя сказать о лечении.

- Поначалу приходилось довольно трудно, потому что у нас не было чётких и программ, и помощников из числа бывших наркоманов, - рассказывает Стрельцов. - Ведь уследить за всеми пациентами невозможно. И мы давно пришли к пониманию того, что нужно договариваться и быть единомышленниками. Если не хочешь лечиться – можешь уйти, тебя тут никто не держит. И наоборот – если же он хочет лечиться и подольше у нас побыть, то совет центра это одобрит. Или же наоборот – его члены могут сказать, что человек нам не подходит, потому что провоцирует срывы или вызывает в коллективе конфликты. Я считаю, что с самого начала мы выбрали верную стратегию –  показали пациентам, что им доверяют.

Стрельцов как таблетка

Жизненный уклад в центре больше напоминает устройство коммуны хиппи из далёких 60-х. Всё, что обитатели центра видят на своём обеденном столе, они вырастили своими руками на огороде. Для стабильной добычи молока в центре имеется стратегически важный запас бурёнок.

Обычно пациенты живут тут от трёх месяцев до года, но некоторые задерживаются и до двух лет. Таких тут, как правило, трудоустраивают: они становятся социальными работниками и помогают вступать на путь реабилитации свежеприбывшим. И эта дорога, прямо скажем, совсем не из лёгких.

- Если нет законченной технологии реабилитации, то будет большой процент срывов, - объясняет Стрельцов. - Сейчас по статистике в России только шесть процентов тех, кто попадают в стационар, идут на лечение. Остальные говорят, что у них нет проблем – неотложное состояние закончилось и «поминай, как звали». По Новгородской области процент реабилитируемых в два раза выше – 12%. Просто мы хотим, чтобы трезвость была привлекательной. Во-первых, с психологической точки зрения. Те, кто попадает к нам, должны понимать, что можно изменить свою жизнь, стать трезвым, ответственным и счастливым. Но условия должны быть достойными, потому что окружающая среда – это часть внутреннего мира. Мы не должны воспринимать лечение как починку биологической машины. Вообще принцип у нас такой – создай такие условия, чтобы пациент позаботился о себе сам.

На практике это выглядит так. Пациент «Маяка» обучается в центре какому-то ремеслу – тракториста, повара или слесаря. А дальше в ход идут договорённости руководства центра с маловишерским техникумом, где подопечные Стрельцова после курсов получают дипломы. Кого-то из пациентов такая дорожка и вовсе завела далеко: они уже заканчивают магистратуру в НовГУ.

- Но в этом и наша выгода тоже есть. Мы договариваемся, что в период обучения и три месяца после него человек работает в нашем центре. К нам приходили люди, отбывшие сроки в местах не столь отдалённых, без единого дня трудового стажа. А сейчас у них стабильная работа, а у кого-то растут двойняшки, - слегка улыбается Стрельцов.

От работы пациенты, похоже, и сами вполне кайфуют – чего не скажешь о писанине.

- Они ведут дневники – это делать очень трудно, - рассказывает Владимир Фёдорович. – И не страдающего зависимостью, порой, тяжело заставить что-то писать. А тут это превращается в настоящий вызов. Но когда получается – многие ситуации становятся для них более понятными, они перестают быть заложниками стрессов и переживаний. Им не нужно бежать за бутылкой или наркотиком - достаточно будет поговорить.

Опытный Владимир Фёдорович и тут всё продумал, поэтому в «Маяке» работает система спонсорства.

- Это - не про деньги, - сразу объясняет он. – Спонсор – это человек, которому ты можешь позвонить 24 часа в сутки, чтобы поговорить. Конечно, есть процент тех, кто не будет звонить, кто в итоге сорвётся. Но процент тех, кому это помогает, намного выше – более пятидесяти процентов. 

Общение в «Маяке» - вообще главный козырь здешней реабилитации. Пообщаешься с местными специалистами – и, кажется, что кроме правильного разговора для обретения трезвости ничего и не надо. А началось всё с командировки Стрельцова в Италию в начале двухтысячных.

- Там я пожил в реабилитационном центре Сан-Патриано, где полторы тысячи наркоманов. Мне очень понравилась их система самоуправления. Там предъявляют много требований, но пациенты эти требования принимают и учатся с ними жить. То есть это не просто помощь «извне». Это, в первую очередь, самопомощь – я лишь могу направить. Тогда я не буду отвечать за него, я просто буду его костылём или таблеткой, - говорит Владимир Фёдорович.

На родине он уже стал такой таблеткой для очень многих.

Достучаться до человека

Куда бы в «Маяке» Владимир Фёдорович не заглянул, его везде встречают примерно как – «ну, здравствуй, отец родной». Потому что без него не было бы этого самого центра, а без центра, возможно, в живых уже бы не было этих самых людей, которые почему-то всегда улыбаются.

- Вот вы всегда говорите «бывшие» наркоманы. Но ведь многие этой терминологии избегают. Говорят – у пациента «длительная ремиссия»…

- Ну, тогда мы с вами будущие алкоголики и наркоманы, - парирует Стрельцов. – Ведь у нас вроде нет этого диагноза, но мы все можем его получить, так?

Попадается, правда, во врачебной практике и такая категория людей, у которых уже либо вены чернее нефти, либо руки из-за трясучки не могут и гранёный стакан удержать. Такие, кстати, обычно громче других кричат: «У меня нет проблем».

- Чтобы достучаться до человека, надо уважать его позицию непринятия, - считает Владимир Фёдорович. - Ведь мы с вами сделали очень большой вклад в то, что теперь алкоголики и наркоманы считаются изгоями, которые должны прятаться. И смертность от передозировок происходит у тех, кто не попал в поле зрения ни наркологов, ни полиции – это наркоманизация скрытая. Прийти и сказать – «я употребляю алкоголь или наркотики» у нас постыдно. Попробуйте работодателю сказать, что вы бывший наркоман или алкоголик – и вас никуда не возьмут. То есть, с одной стороны у человека есть социальные основания не говорить о своих проблемах, а с другой - он хочет уважать себя. Поэтому он и молчит о своей проблеме.

Но иногда можно зайти и с другой стороны.

- Мы ищем компромиссы, - продолжает Стрельцов. – Говорим, что не принципиально – считаешь ли ты себя наркозависимым и алкоголиком или нет. Но у тебя есть проблемы с законом? У тебя есть проблемы с семьёй? Давай попробуем их решить. Ведь кого-то пугает малейшее нарушение закона или страх попасть в тюрьму. А кого-то даже две или три передозировки не остановят.

Егор ШИРОЧЕНКОВБеседы такого примерно содержания в центре проводит штатный психолог «Маяка» Егор Широченков, которому немного за 25. Он приезжает в центр примерно раз в месяц – поработать и, что удивительно, - отдохнуть.

- Тут тишина, красота, - рассказывает Егор. – Можно  читать, писать что-нибудь спокойно, сезончик сериала посмотреть. Да и работу свою я люблю. Про Торбино много слышал, знал, конечно, что это место непростое. Но тем интереснее. Поэтому когда пригласили – не раздумывая согласился.

Молодость, конечно, не стала главным козырем Егора в начале работы в центре.

- Была зима – как сейчас помню, 23 февраля. Я сидел в куртке – так выглядел хоть немного массивней, - смеётся худой Широченков. – Я к ним с первого дня относился по-человечески – с уважением. Но сначала они на меня смотрели ой с каким недоверием – мол, «молодой ещё, зелёный, на наркоте не сидел – да что ты о жизни знаешь?». Но постепенно это непонимание спало. Ведь онкологу не надо болеть раком, чтобы от него лечить. Мы начали вести группу, консультации начались – и пациенты поняли, что моя работа им помогает.    

В «Маяке» на душевное и физическое здоровье пациентов работают не только медицинские специалисты, но и их шерстяные помощники.

- У нас тут лошади, коровы, свиньи. Ну и, конечно, кошка, - перечисляет психиатр и нарколог центра Филипп Подерский. – Вообще зависимым людям не свойственна забота о ком-либо, кроме самого себя. И наши подопечные начинают с заботы о животных – выгуливают коней, убирают за свиньями. Когда мы замечаем существование другого, мы меньше думаем о своих проблемах. Основное в теме зависимости – это общение, один зависимый лечит другого. Просто алкоголик и наркоман сам по себе изолирован – он выстраивает отношения лишь с «веществом». На пути выздоровления он строит отношения уже с другими людьми, животными или высшими силами – так делают в обществе анонимных алкоголиков, например. От успеха таких отношений зависит жизнь – ведь если они развалятся, то человек вернётся к употреблению. Поэтому животные – это такой тренировочный полигон. Если я смогу позаботиться о братьях наших меньших, то значит и о семье, работе и других людях.

На этих словах к Подерскому подбежали местные дворняжки и стали настойчиво просить ласки. На этом и закончился разговор.

Ох уж эти Жени Лукашины...

В «Маяке» абсолютно спокойно признают, что основной поставщик поломанных судеб и различных зависимостей в России - это тюрьма.

- Не совсем так, - поправляет Егор Широченков. – В основном, люди попадают туда как раз по причине преступления, которое совершили в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. И проблему зависимости конкретного человека, конечно, там не решить.

Лучше всего этот тезис подтверждает статистика по регионам, где есть предписанные судом обязательная лечение и реабилитация зависимых. В областях и краях, где такая практика введена, цифры разительно лучше.

- В Новгородской области мы достаточно давно практикуем принудительное лечение, - подробно рассказывает Филипп Подерский. – Мы ездили во Псковскую область делиться опытом и с удивлением обнаружили, что у них нет такой системы, хотя законодательство у нас, вроде, одно и то же. Мы долго спорили с местной судьёй, спрашивали – почему вы не предписываете им пройти лечение. Но судья отпиралась: не хотела брать на себя дополнительную работу. Мы же ей цифры предоставляли – 50% пациентов «Катарсиса», проходящих реабилитацию, направлены к нам судом.

В начале такого обязательного отрезвления многие из пациентов на людей похожи лишь отдалённо.

- В наркологии есть такое понятие – алкогольная деформация личности. - Ещё её называют алкогольной деградацией. В выраженной форме она приводит к слабоумию или деменции. Алкоголь, токсины съедают мозг, отсюда и побочные эффекты – грубость, раздражительность, агрессивность, эгоцентризм, пренебрежение общественными нормами. Можно сказать, что человек превращается в животное, потому что руководствуется лишь  инстинктами, - рассказывает Филипп Подерский.

У него, кстати, есть несколько вопросов к массовой современной культуре.

- Мы сейчас в серьёзном духовном кризисе, - говорит нарколог, который в этот момент становится очень похожим на пастора. - Потому что коммунистические ценности исчезли, были осмеяны, а новых ценностей у нас нет. Поэтому молодой и зрелый человек не знает, на что ему ориентироваться – он не знает, что «хорошо». Из-за современных фильмов, сериалов и книг человек, злоупотребляющий алкоголем, воспринимается более-менее терпимо. В России проходящие мимо алкоголика женщины будут жалеть его – спасать, кормить.

Филипп ПОДЕРСКИЙ

- А надо пройти мимо?

- Это сложный вопрос. Нужно понять, как относиться к алкоголизму. Спросить – почему мы настолько терпимы к этому? Это вопрос общественной позиции.

- А когда в обществе появилась романтизация бытового алкоголизма? Во время «застоя»?

- Ну вот Женя Лукашин из «Иронии судьбы» вызывает у наших людей симпатию и жалость. И что с этим делать? Надо понять – как помочь конкретному человеку и тем, кто страдает от его алкоголизма. Пока таких жалеют, холят, лелеют и решают за них проблемы – это называется созависимость - у них нет мотива обратиться за лечением. Ведь если за меня решают мои проблемы, то я могу пить дальше. А если я с ними сталкиваюсь непосредственно – значит, придётся в жизни что-то менять. 

Но иногда что-то менять нужно не только в человеке, но и в его среде. И вот вам яркий пример.

Потенциальная пропасть?

Главный вопрос, который мучает почти всех специалистов торбинского «Маяка», отнюдь не связан с алкоголизмом. Тут вопросы вполне хозяйственные.

- Ну, посмотрите на него, - говорит главврач Владимир Стрельцов, шагая по ветхому мосту через реку Вялка, что в километре от центра.

От моста тут давно было одно название, но весной ситуация обострилась до невозможности - до невозможности по мосту проехать. Завалились деревянные балки. Поэтому идём по нему пешком: так безопасней. Да и автобус становится легче. 

- Дорога есть, река есть – а моста на муниципальных картах вроде как и нет, - усмехается главный нарколог области. – Если его в ближайшее время не починить, то наш центр останется без продуктов и прочих необходимых вещей. А зимой - и без дров, потому что их будет не подвезти.

После полуразрушенного моста всех, кто выезжает из Торбина, ждёт сорок километров здоровенных ям и ухабов. Трясучка покруче, чем в Диснейленде. Подобные аттракционы вызывают у русского человека бурю эмоций. И очень  хочется выпить...

Матвей НИКОЛАЕВ

Фото автора

Поделиться: