Государевы стены

Как Иван Грозный крушил и восстанавливал Новгород.

27 августа федеральные СМИ сообщили сенсационную новость. В историческом центре Великого Новгорода археологи Новгородской экспедиции (НАЭ) Института археологии РАН обнаружили фрагменты Государева двора Ивана IV Грозного. В частности, «Интерфакс» сообщил, что находка случилась «в том месте, в котором, согласно летописным источникам, по указанию царя после разгрома Великого Новгорода в 1572 году началось строительство деревянной крепости».

На первый взгляд – довольно странная затея, с крепостью. На противоположном берегу Волхова почти полтора века (с 1430 года) стоит каменный кремль, а тут государь затеял построить деревянную крепость. От кого в ней хорониться? К тому же из Новгородской 2-й летописи следует, что «в лето 7078 [1570], месяца марта в 13 день, на пятой недели Великого поста, за две недели Христова дни, после государева разгрома в Великом Новгороде, на Торговой стороне, от Волхова все дворы очистили, нарядили площадню, а ставити на том месте двор государев». А в 1572 году «месяца июня в 15, в неделю заложил государь избы ставити на своем дворе на Дворище».

Государев двор – термин двузначный. Во-первых, это орган управления страной. Во-вторых, территория, на которой размещаются «управители», резиденция государя. Но никак не крепость в общепринятом значении этого слова. Хотя, как всякое значимое сооружение того времени, Государев двор должен был быть готов к самостоятельной обороне.

Например, Владычный двор находился внутри новгородского кремля, но был с тыла защищён кремлёвской стеной, с востока – Софийским собором и стеной, которая после перестроек стала частью Никитского корпуса, а с юга – глиняным замком с частоколом. Кроме того, в первом этаже архиепископского дворца были устроены камеры с бойницами подошвенного (ближнего) боя. Это была настоящая «крепость в крепости», по выражению известного археолога Марка Алешковского.

Техника безопасности

Иными словами, можно согласиться, что Государев двор обязан был иметь оборонительные сооружения, как имели их московский Кремль или Александрова слобода, куда Иван Грозный переехал в 1565 году. Но нужно ли строить деревянные «крепости» (укрепления), которые более присущи усадьбам городской знати, нежели царю?

Это, как говорится, дело вкуса. Если только  найдены нынче не фрагменты части Большого окольного города на Торговой стороне. Марк Алешковский в книге «Каменные стражи. Путеводитель по древним крепостям» (1971) писал: «В XVI веке каменные проездные башни [Новгорода] разобрали до первого яруса, и на их каменной кладке срубили деревянные башни. Участки каменных стен также были полуразобраны и засыпаны землёй и глиной, а поверх образовавшегося вала поставили деревянную стену». Автор полагает, что причиной стало их обветшание и осыпание. Но не только это.

Окольный вал, охватывавший весь Новгород по обоим берегам Волхова, перестраивался постоянно. Потому что город быстро разрастался. К примеру, в 1335 году новгородцы решили оградить посад, для защиты которого и предназначался острог (вал), каменной стеной. Пока шло её сооружение, за городской чертой вырос жилой квартал, который и получил название Загородская улица. Строительство каменной стены остановили, сделав всего 400 м, а потом и вовсе её демонтировали. А городской посад окружили привычным земляным валом с частоколом поверху, включив туда и Загородскую улицу.

Историк (по совместительству – новгородский губернатор с 1815 по 1818 годы) Николай Муравьёв в работе «Описание древней новгородской серебряной гривны и ея рублей с некоторыми понятиями о древности, величии и богатстве Новагорода» (1826) подсчитал, что в начале XVI века Новгород располагался на площади порядка 280 десятин или около 310 га (3 кв. км). При этом только половина городской площади находилась в пределах Большого окольного города. Муравьёв так обосновывает размеры города: «До 16-го столетия Новгород был окружён дремучими лесами. В Литовском статуте 16-го века ещё узаконяется о собственности бобровых гонов*. Значит, бобры там водились. А бобры, мы знаем, водятся только в дикой, лесистой местности».

Согласен, аргументация не безупречная**. Но, согласившись с Муравьёвым, мы получим совсем небольшой фронт работ по строительству Большого окольного города. Если площадь Новгорода внутри окольного вала порядка 1,5-2 кв. км, значит, длина вала не более 5 км. Вполне посильно возвести каменные стены и башни. Однако установлено, что протяжённость вала максимально достигала 11 км, когда вал утратил своё оборонительное значение. К тому же советский историк Александр Семёнов в статье «Древняя топография южной части Славенского конца Новгорода» доказал, что Государев двор Ивана Грозного занимал в Новгороде не менее 14 га (10% площади защищённого острогом города).

Итак, в XVI веке, когда за Новгородом из-за строительства столь масштабного оборонительного кольца уже закрепилось звание Великий, начался демонтаж каменных стен и башен окольного города (до нашего времени осталась только Белая башня). На каменных фундаментах ставили деревянные стены и башни. Следовательно то предположение, что найденная «крепость» – именно часть окольной стены на Торговой стороне, – не так уж и фантастично.

Ещё один субъективный аргумент в пользу этого: Михайлова улица близка к Ярославову дворищу, но ещё ближе к Торгу. А по указу Ивана Грозного на этой улице был в 1570-е годы открыт один из двух городских кабаков (второй – на Рогатице) для торгового люда. Кабак у подножия крепости, входящей в комплекс Государева двора – это блажь, если не глупость. Не будет же царь с утра в выходной день тайком от челяди спускаться в кабак, чтобы поправить здоровье!

Город под свал

Или Иван Грозный, задумав строить Государев двор как свою резиденцию, распорядился защитить её малым острогом? Так был через 10 лет защищён (огорожен) земляным валом кремль. Да и после того, как в конце 1564 года, когда Иван Грозный объявил, что за «измены боярские и воеводские и всяких приказных людей, которые они измены делали и убытки государьству его до его государьского возрасту», уезжает из Москвы, он сразу принялся укреплять новое место жительства – Александрову слободу. Царь велел стены деревянных укреплений, возведённых по приказу Елены Глинской (матери Ивана Грозного), выложить (зашить) кирпичом «от земли до стрельниц». Плюс ко всему Иван Грозный «взял [в слободу] с собою святость, иконы и кресты, златом и камением драгим украшенью, и суды золотые и серебряные, и поставцы все всяких судов, золотое и серебряное, и платие и денги и всю свою казну повеле взяти с собою», рассказывает Никоновская летопись под 1565 годом. Царь не забыл также «на свой обиход прибрать… городы и волости» (19 городов – в том числе Старую Руссу – и 16 волостей). И в конце концов объявил о введении опричнины, сделав слободу столицей «опришной земли».

В 1569 году в Александрову слободу была перевезена первая в России типография. Вход в Успенский (Троицкий) собор слободы после новгородского погрома украсили Васильевские врата новгородского Софийского собора, новгородский 500-пудовый благовестник архиепископа Пимена тоже был перевезён в слободу и т.д.

В Новгороде до этого не дошло. Потому что Иван Грозный не собирался покидать слободу (он там и жил до 1581 года). Стало быть, начинать через пять лет строить третью столицу Руси ему было ни к чему. Однако новгородские писцовые книги говорят, что «на Михайловой [улице] сваливали [сносили] дворы для Большого государева двора». Правда, это происходило после того, как в 1580 году «погореша двор государев на Ярославле Дворище» (Новгородская 3-я летопись). И свал состоялся. А строительство не началось. Большую часть территории отдали под Государев сад.

Однако А. Семёнов в своей «Древней топографии южной части Славенского конца Новгорода» пишет, что с самого начала под «свал» были назначены на «Дворище, Железной и Отцовской улках - 40 дворов, Михайловой - 38 дворов и 2 дворовых места, Славенской - 18 дворов, Витковой - 35 дворов… Всего 235 дворов и 6 дворовых [территорий]».

Все дороги ведут в Новгород

Но что-то ведь влекло его в «разграбленный» Новгород… Обратите внимание: Новгородская 2-я летопись сообщает: «В лето 7080 (1572), месяца сентября в 30 день, в неделю, повелением Царя-Государя Великого князя Ивана Васильевича, слип бысть сей колокол новой в Великий Новгород, в Слободе… Колокол новой поставили у [церкви] Жен-Мироносиц, у двора государьского, на четырех столбах на переклади».

Очевидно противоречие в происходящих событиях: с одной стороны – разорение Новгорода, с другой – укрепление. Разгадку нужно искать в событиях отнюдь не городского масштаба. А именно – в том, что происходило на международной арене. В 1558 году началась Ливонская война. Иван Грозный развязал её, чтобы получить выход к Балтийскому морю для торговли с Европой. Предлог для начала боевых действий против рыцарей Ливонского ордена – неуплата  ими юрьевской дани, установленной ещё основателем Юрьева (Дерпта, Тарту) Ярославом Мудрым.

В 1554 году Иван Грозный потребовал в течение трёх лет погасить долг в размере 60 000 талеров, который образовался у Дерптского епископства по договору от 1503 года. Рыцари отказались, понадеявшись на военный союз с Великим княжеством Литовским и Швецией. Когда началась война, русское войско легко заняло более 20 городов в Ливонии (в том числе – Дерпт и Нарву). Но орден перешёл под протекторат Литвы и Польши. В 1570 году было объявлено трёхлетнее перемирие, которому предшествовали захват литовцами и освобождение русскими Изборска и создание унии (союза) Литвы и Польши – Речи Посполитой, – направленной против России.

Польский историк Юзеф Вольф описывал события вокруг Изборска: «В начале 1569 г. во главе отряда Полубинский совершил единственную в то время серьёзную вылазку из Вольмара на московскую крепость Изборск, расположенную в 30 км на Юго-Запад от г. Пскова. 11 января после отчаянной атаки замок был взят. Взятых в плен солдат, вместе с воеводой Афанасием Нащокиным, доверенным лицом русского царя Ивана IV Грозного, Полубинский отправил под охраной своего брата Михаила к польскому королю Сигизмунду-Августу. Полубинский просил короля о помощи для последующей обороны, а сам в это время опустошал окрестности самого Пскова. Однако помощи он не получил, а оставленная им в Изборске группа польских войск под началом Петра Казимирского не выдержала четырёхнедельной осады московских войск».

Происшествие стало сигналом русскому государю о слабости северо-западного театра неизбежных военных действий. Стали разбираться, в чём дело, и пришли к выводу, что в Новгороде и Пскове действует сильная «польская партия». Так родилась идея о зачистке территории.

К тому же, по мнению историка Михаила Бенцианова (Екатеринбург), которое он приводит в работе «Дети боярские «Наугородские помещики», «наибольшие трудности вызывал вопрос о причинах обособленности новгородской служилой корпорации». По его мнению, «новгородский служилый люд вызывал недоверие у московского правительства». А после появления польско-литовского союза было необходимо «содержать здесь [в Новгороде] значительные воинские силы... При решении этой важнейшей проблемы московское правительство столкнулось с острой нехваткой кадров… Ещё в 1503 г., в разгар русско-ливонской войны, московскому правительству пришлось прибегнуть к помощи отдалённых устюжского и двинского ополчений, чтобы «стеретч Иванагород о немец».

И дело было не столько в «новгородской измене», сколько в активном выселении новгородских помещиков из Новгородской земли, которое началось в 1476 году и продолжалось до начала XVI века. «Московские дети боярские, которые начали получать в большом числе поместья в Новгородской земле [не менее 1200 человек] после 1489 г., не спешили перебираться на новое место, – пишет Бенцианов. – Такое же нежелание проявляли и виднейшие московские купцы».

Дети боярские

Но свято место пусто не бывает. В Новгород двинулись Литва и Польша. Плюс московская оппозиция.

В другой своей работе «Новгородские источники Тысячной книги 1550 г. Опыт ретроспективного анализа» (2013) Бенцианов пишет: «Были предприняты меры по упорядочению службы: создано деление на отдельные пятины, выработаны нормы поместных окладов. Служба новгородских помещиков приобрела обязательный характер и была прямо увязана с землевладением». Однако «лучшие представители [Новгорода], не имея доступа в Государев двор, оказались отстранёнными от процесса управления Русским государством». На этом сыграла оппозиция.

Особенно показательным явилось выступление новгородских помещиков во время так называемого старицкого мятежа 1537 г., считает Бенцианов. Передвижение сравнительно небольшого отряда этого удельного князя вызвало серьёзный переполох в Москве. Посланному в Новгород воеводе князю Хромому Оболенскому предписывалось «укрепясь с людьми, да и с намесники, да против князя Андрея, стояти, сколко бог поможет». Когда мятеж Старицкого был подавлен, 30 новгородских помещиков, перешедших на его сторону, были повешены…

В 1542 году на совет с князем Иваном Шуйским о проведении переворота [отстранении князя Ивана Бельского от власти при 12-летнем Иване IV] прибыли «княжата и дворяне и дети боярские многие, а новогородцы Великого Новагорода всем городом». Сергей Соловьёв в своей «Истории России с древнейших времён» подчёркивал: «Имя Шуйского может объяснить нам, почему в заговоре участвовали новгородцы всем городом: один из Шуйских был последним воеводою вольного Новгорода; и… новгородцы останутся навсегда преданы этой фамилии».

Короче говоря, понимая, что Ливонская война не закончена, а Новгород ненадёжен, Иван Грозный обрушился на новгородцев не с безумными репрессиями, а с глубоким расчётом зачистить Новгород и вернуть в строй защитников. Допускаем, что его страхи были преувеличены, но основания опасаться измены тоже были.

Осуждая Ивана Грозного за жестокость, мы чаще всего остаёмся в плену подробностей новгородских казней и смакуем, сколько же народу он здесь погубил! В «Синодике опальных Иоанна IV», например, точно указано: «По Малютине скаске в новгороцкой посылке Малюта отделал 1490 человек  (ручным усечением), ис пищали отделано 15 человек». Эту статистику охотно вешают исключительно на Малюту Скуратова, но вряд ли это справедливо. Всё-таки он был не палачом по должности, а главой «опричного сыска», то есть вёл дела, а не исполнял приговоры. И нельзя забывать, что по дороге в Новгород, когда Малюта казнил в Торжке пленных татар, на него бросились с ножами и ранили в живот так, что «из него выпали внутренности». Тут и захочешь покуражиться, да не получится…

Кроме того, в Новгороде после царского суда были казнены 211 помещиков и 137 членов их семей, 45 дьяков и приказных с семьями. Но вот на что хочется обратить внимание. В «Записках о Московии» опричника-иностранца Генриха фон Штадена проскочили такие строки: «Ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться; всё, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось. Если кто-нибудь из земских пытался вытащить что-то из воды, того вешали. Затем были казнены все пленные иноземцы; большую часть их составляли поляки с их жёнами и детьми и те из русских, которые поженились на чужой стороне». А уж Штадена в симпатиях к русскому царю не заподозришь.

Вместо эпилога

Все эти подробности нужны для понимания причин новгородского погрома и стремительного восстановления Новгорода. Строительство Государева двора должно было способствовать вере новгородцев в то, что царь не оставил их, верит им.

Эта вера нужна была и Ивану Грозному, потому что он знал, что впереди тяжёлая война. Новгородская резиденция должна была стать военной столицей России.

Но в этой войне победа не была на нашей стороне. В 1582 году состоялось Ям-Запольское перемирие между Россией и Речью Посполитой. Мы отказались от Ливонии. В 1583 году после подписания  Плюсского мира со Швецией потеряли выход в Балтийское море через Финский залив. К тому времени Иван Грозный покинул уже Александрову слободу и вернулся в Москву. Нужды строить Государев двор в Новгороде тоже не стало.

Геннадий РЯВКИН

Поделиться: