Ангелы с деревянными крыльями

20 сентября 2016, 03:14 / 0

Новгородцы могут посмотреть на мир глазами художника-мифотворца Шавката Абдусаламова.

Иногда полезно на мероприятия приходить заранее. В Музее изобразительных искусств мы оказались раньше времени официального открытия выставки Шавката Абдусаламова, что позволило подольше наедине пообщаться с художником, взять у него эксклюзивное интервью.

Шавкат АбдусаламовВыставка «Послание странника. Шавкат.А» - проект, который в Год российского кино осуществили Новгородский музей-заповедник и областной киносервис. Это более 100 прибывших в Великий Новгород работ – живопись, графика, коллажи, эскизы декораций к кинофильмам и театральным постановкам. Шавкат Абдусаламов - художник необычный, со своим видением мира, ощущением себя в этом мире, собственной манерой письма. Недаром для работы над своими фильмами его приглашали и дружили с ним Андрей Тарковский, Тонино Гуэрра, Микеланджело Антониони. Шавкат успешно воплотил себя во всех ипостасях в кино - как художник, актёр, режиссёр, сценарист. Его можно назвать успешным писателем. Неверно утверждение, что известность к нему как к художнику пришла после его работ в кино – в фильмах «Агония», «Сталкер», «Триптих», «Телохранитель». Он рисовал всю жизнь, но публичное внимание его картины привлекли в 90-х годах – наверно, эту востребованность в искусстве, которое говорит о ценностях вечных, продиктовало само время.

В нынешнем апреле Шавкату Фазиловичу официально исполнилось 80 лет. Впрочем, ни с датой рождения он не согласился, ни с тем, чтобы к нему обращались по имени-отчеству. Но – всё по порядку.

Непобедимый Шурик

- Почему не хотите, чтобы к вам обращались по отчеству?

- Так проще. В детстве меня звали Шурик. Потому что в Азии, оказывается, если имя начинается на «Ш» - то все Шурики, если на «М» – то Миша, а Якоб – Яша. В детдомах, где я рос, всегда так было. А потом меня в том, что это просто, убедили в Италии. Например, Гуэрра – просто Тонино, Микеланджело Антониони – просто Микеле, для всех, без исключения.

Шавкат Абдусаламов- У вас в этом году много юбилейных дат. Во-первых, ваше 80-летие. ВГИК вы закончили 50 лет назад. И полвека исполнилось фильму «Белые, белые аисты», вашей первой работе художника в кино. Добавить можно, что 10 лет назад прошла ваша выставка «Пространство Шавкат.А» в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве…

- Самое интересное, что все сведения о моей биографии, которые публикуются, они неверные. Пришло поздравление с днём рождения от Думы, они пишут 28 августа, а я родился 28 апреля. Где-то говорят, что я родился в 1939, где-то - в 1936-м. На самом деле я родился в 1938-м, а мне прибавили два года, чтобы отправить в ремесленное училище. И паспорт мне дали с этой датой. Почему знаю, что в 1938-м? Потому что в 1938 году, когда отца арестовали по 58-й статье, мама была в положении, беременная мной. Это был декабрь, и она пришла с животом, и отец погладил его. Мама мне об этом рассказывала, это же не назовёшь сказкой. Мне даже кажется, что я сам помню, как отец сказал мне: «Надеюсь, встретимся».

- Встреча состоялась? 

- Отца освободили в 1946-м. Он меня нашёл в шестом детском доме, в Коканде, куда мама вынуждена была меня отдать. Отец забрал меня. И мы с ним какое-то время жили в совхозе №9. Там выращивали виноградники. Черенки сажали, а потом, когда они выпускали корни, собирали в пучки, отправляли в Крым, ещё куда-то, в питомники. И там, в этом совхозе, были крымские татары, греки, из Крыма. А директором совхоза был его бывший слуга, он взял нас. И мы год прожили там, отец помогал по работе, жили вШавкат Абдусаламов кибитке. А потом о том, что у отца 58-я статья, пронюхал агроном, он был то ли украинец, то ли русский, помню, я с его дочкой дружил. И отцу пришлось бежать, и мы бродяжили.

А отец мой был очень большой человек, супербольшой человек в Узбекистане. Вот мне говорят, что у меня на картинах, в пейзажах, лицах – черты Востока. Конечно. Я оттуда вышел. Мои предки с Востока. Мой папа по маминой линии перс, а дедушка мой, его отец, то ли узбек, то ли казах, то ли киргиз, он жил в Чимкенте.

И вот сейчас, когда изучают мою родословную, выясняется, что он был самым богатым человеком, и он имел право голоса в I, II, III царской Думе, - вот как раскопали. Когда пришла Советская власть, он понял, что всё уже невозвратимо. Он все свои доходные дома, тутовые плантации - всё отдал государству, чтобы сыну Фазылу, моему отцу, дать дорогу. Но в результате его тоже посадили. А другой мой дедушка по маминой линии был директором Уфимской гимназии. Это тоже узнали. А так я был бы детдомовский, и всё. В детдоме я всё время был один. И я много читал, с детства у меня только русский язык. Я не очень любил играть с ребятами, хотя меня никто не мог обидеть, потому что я дрался до сумасшествия, меня нельзя было победить. Вот такой кодекс был: его не трогать.

Команда

- «Белые, белые аисты» - очень хороший фильм, советую посмотреть. Если бы он был сделан не в Узбекистане, он бы получил гран-при на Шавкат Абдусаламовкрупнейших фестивалях. Потом с Али Хамраевым мы сделали фильм «Триптих». Та же команда была, а оператором в этот раз был Юра Клименко, он сейчас работает с Учителем, другими режиссёрами, лауреат разных премий. Он тоже считает, что «Триптих» - лучшая наша работа. Там я сценарий переписал, и всё было под меня сделано в конечном итоге. Был не только художником фильма, но и актёром.

А случилось всё при очень необычных обстоятельствах. В 1976 году в Советский Союз приехали Тонино Гуэрра и Микеланджело Антониони. Здесь, на деньги Советского Союза, они собирались делать фильм «Воздушный змей» и хотели снимать его в Азии. Их привели в дом актрисы Микаэлы Дроздовской. Они с мужем, который был главным кардиологом у космонавтов, жили прямо напротив Дома кино, на Васильевской улице, и у них часто собиралась киношная элита. Микаэла была моей поклонницей, мы познакомились с ней ещё на «Агонии», она там маленький эпизод играла. Мне мои картины беречь негде было, жил в комнате в 12 метров, тесно, и они висели у друзей. И у неё было много моих картин. И на мои работы обратил внимание Антониони. Он был удивлён и стал мною интересоваться.

Ему сказали: он в Азии. Антониони ответил: а мы как раз туда едем. Мы в Азии в это время готовились к съёмкам фильма «Триптих». Встречал делегацию в Ташкенте мой режиссёр, Хамраев, который тогда был секретарём Союза кинематографистов республики. Он показал Антониони свои работы. А Антониони имеет обыкновение засыпать, когда смотрит фильм. И открывает глаза, когда что-то почувствует, по звукам, может быть. И в конце Шавкат Абдусаламоврежиссёр предложил посмотреть пробы к «Триптиху». Антониони устал, но пробы всё-таки посмотрел. Говорит: хороший оператор, а фильм надо делать вот на этого человека - то есть, на меня. А я не собирался сниматься в этом фильме, просто оператор предложил сделать пробы. И Антониони сказали: он не будет сниматься, это художник, Шавкат. Он удивился: как Шавкат?

А я жил тогда в конце двора на «Узбекфильме» вместе со сторожами, мне выделили веранду и комнатку – не могу жить в гостинице, мне же рисовать надо. Прибегает пацан: к вам гости иностранные. И вот приводят Антониони. Я на голое тело только пиджак успел надеть. Говорю: никто не войдёт, только Антониони. Тонино обиделся. И он смотрел, и видел работы, которые сейчас здесь висят.

Так я попал в фильм благодаря ещё и Антониони. Фильм пришлось переделывать на меня. И фильм получился. Его сначала «положили на полку». Но Герасимову и Ростоцкому в ЦК фильм удалось отстоять. И в Италии, в Сан-Ремо на фестивале он получил Гран-при. 

Посмотрите эти фильмы. Такого кино больше нет. Раньше коллективно трудились. Почему и Тарковский упорно выбирал операторов, художников, мучился – по этой причине. Сейчас собирают специалистов. А раньше собирали единомышленников, но которые могут «подпрыгнуть» по каким-то параметрам выше, чем сам режиссёр. Почему я Андрею был нужен? Потому что смогу придумать что-то такое, о чём он не мог предположить.

Не по-академически

- Это ваши любимые работы – которые на выставке в Новгороде?

- Это то, что сохранилось. Что-то дарил, какие-то отдавал… Мне очень жаль эскизы, которые делал к кинотрилогии «Шах-намэ», процентов на 90 они Шавкат Абдусаламовбыли выброшены на «Таджикфильме», который сейчас гордится моими костюмами и тем, что я был у них художником. А чтобы я был художником на этом грандиозном проекте, настоял кинорежиссёр Юрий Егоров, тесть актёра Игоря Есуловича, который был моим поклонником. Он был у меня, когда я там жил в бараке. Туда ко мне приезжала Тамара Макарова, актриса, жена кинорежиссёра Сергея Герасимова. Там Андрон Кончаловский первым у меня купил картины и не пожадничал. И Андрей Тарковский тоже приобрёл мои картины. Тогда это была одна команда, работали вместе. Очень дружил с Гошей Рербергом, кинооператором. Они замечательные фотографы были к тому же. Это очень ценно. Мало ли что сочинишь – а вот как снять? Культура изобразительная – это сложно, это видение произведения в целом, во всём объёме.

- Почему им нравились ваши работы? Что вас объединяло? ВГИК?

- Понимаете, дело в том, что среда, в которой я рос, там важно было – как сделано. Как снято, как написано, как сыграно, как нарисовано - мы на этом были воспитаны. Откуда появились и Тарковский, и Рерберг, и Кончаловский. Мы начинали это. Вот почему на мои выставки замечательный мультипликатор Юра Норштейн приходит с лупой. Рассмотреть детали: как глаз написан, как пальцы. Не по-академически, а как никто не делал.

Вот почему Тарковский, Кончаловский выбирали тех, кто мог сделать не так, как другие. К культуре прибавлялось нечто, что было откуда-то сверху, от боженьки. Не всегда объяснишь, как ты это сделал.

Мы, знаете, в какие игры играли, когда собирались компанией? По кусочку репродукции, сантиметра два, ты должен был узнать, кто это написал, чья это картина.

Шавкат Абдусаламов уникален и феноменален одновременно. Он создал в искусстве свой изобразительный мир и одновременно мир, знакомый всем зрителям по великим древним текстам. Шавкат своим творчеством соединил далёкие точки – и нет границ между явлениями религии и, как следствие, между изобразительными мирами. Его произведения, как вселенная, вышли из незнаемого им и нами ядра. Он не ставит себе отвлечённо-изобразительных задач, разве что в начале  обучения. Его путь – непрерывное погружение в события, которые никто не может вообразить, и по этой причине художник свободен. Но его свобода, его рассказы состоят из мельчайшего количества художественных бесконечностей, лишённых самолюбования. Живописная поверхность выстрадана и потому можно погружаться в неё бесконечно.

Дорогие участники творчества Шавката Абдусаламова, пожалуйста, не торопитесь перелистывать его живопись. Её нужно смотреть медленно, желательно через лупу – поскольку укрупнение проявляет то, о чём даже сам автор не догадывается, искусство прорабатывается творческим, но не рациональным состоянием. Его живопись нужно оглядывать общим планом, как оглядываешь обливные лазурные кувшины или бытовые черепки. Они хранят чувство целого. Всех зрителей поздравляю с возможностью увидеть новый, древний мир глазами художника и своими глазами. А тебе, Шавкат, желаю, как писал Киплинг, «без прежних сил возобновлять свой труд». 

                                                                                         Юрий Норштейн

Все были из ВГИКа. Но нас объединяло и другое. Я дружил с ребятами – режиссёрами, со сценарного отделения, и я же тогда не знал, что смогу быть писателем. Как складывалось общение? Я угадывал, читал ли человек Кафку? Если не читал - он мне неинтересен. Наверно, и ко мне так же присматривались. Меня во ВГИК фактически принял Ромм. Через два дня экзамены, и документы уже не принимали. Ромм просил, чтобы мои работы посмотрели. А потом все помогали, опекали. Кто деньги даёт, кто что. Я детдомовский, пришёл в телогрейке, внизу у меня майка, ботинки и сатиновые рейтузы…

Коля Двигубский, Валера Левенталь – известные художники, и все, кто потом с Тарковским работал, – ходили смотреть, что делает этот «дикий Шавкат Абдусаламовчеловек», и были моими заступниками и защитниками: кто куртку принесёт, кто рубашку… Валера Левенталь, когда уже в Большом театре работал (когда я поступил во ВГИК, он был на четвёртом курсе), хотел меня туда «подтянуть». Своё жильё мне уступил, когда я закончил институт и был выселен из общежития, а сам жил у мамы. И он же добивался, чтобы я был художником на фильме «Христос приземлился в Гродно» в Беларуси – писатель Владимир Короткевич запустил фильм по своему роману. И добился. И я поехал.

Я прочёл «Евангелие от Матфея», а потом остальные канонические. Ездил по республике, по брошенным церквям, собирали материал. Оператором у нас был Толя Заболоцкий, который потом работал с Шукшиным. И мне дали большую мастерскую. В Крыму я построил декорацию гигантского собора и целый городок готический.

Короткевича уже нет. И вот недавно умер композитор Олег Каравайчук. Мы с ним подружились на том фильме. Ему нравилось сочинять, когда я был рядом. Я очень любил Томаса Манна и его героя – композитора Леверкюна, если вы роман «Доктор Фаустус» вспомните. Мне особенно нравилось, как Томас Манн разбирает то ли «Крейцерову сонату» Бетховена, то ли другое произведение, которое он положил в основу как сочинение Леверкюна. Сначала читаю – и ничего понять не могу. С юности я любил книги, которые  не понимаю совершенно, и я перечитываю их по много раз. И мне казалось, что про музыку – в разборе, в конструкции, как она устроена – лучше Томаса Манна никто рассказать не может. И вдруг Каравайчук начинает мне рассказывать, и я остолбенел. Я увидел, что он невероятный музыкант.

«Смотрю на иконы и у меня спина горит»

Шавкат Абдусаламов- Вас растрогали наши новгородские иконы…

- Это так… У меня мурашки пошли по телу. Я шёл и плакал. Внешне дрожу, а внутри плачу. У меня спина горит. От Микеланджело я не плакал. Я объездил полмира. Работал в Италии, спектакли ставил – по мотивам моих картин и текстов спектакли делали. Ни в Лувре, ни фрески Микеланджело, ничто меня так не волновало, как эти иконы. Там всего лишь информация,  культура наработанная. А здесь я плачу. Мурашки. И слёзы. Внутри слёзы. Потому что это то, что над нами, свыше. Над любой школой, над чем угодно. То, к чему я стремлюсь.

- Шавкат, это больше, чем искусство?

- Конечно. Это другое. Это не назовёшь искусством. В Сикстинской капелле обслуга. А здесь нет обслуги. Совершенно неизвестные люди, авторство не пишут, а смотришь на иконы… Вот я сейчас опять разнервничаюсь. Это необъяснимо, как оно творится…

Послания странника

- Почему выставка называется «Послание странника»?

- Я думаю, что всё самое настоящее – рядом с нами. Но мы так «запудрены», что всё время куда-то вдаль смотрим. И не понимаем, Шавкат Абдусаламовчто чудеса вот тут рядом творятся. Вот стоит чашка с чаем. Вот бабушка, шатаясь, подошла. Вот мальчик с трудом залез на табуретку и в окно смотрит. Оно - настоящее, чудесное - рядом. Я об этом. Об этом всегда. Вот на картине солдат встал на табуретку, у него на голове кремль. Я с детства любил Кремль. У нас в Коканде, в детдоме, учителем географии был фронтовик, который войну прошёл на «студебеккере», старшее поколение знает – это машина, которую американцы прислали. После войны его назначили учителем географии. Мы жили и учились в бывшей гимназии, которая была при царе, а потом стала детским домом. В классе была кафедра и висела большая карта СССР. И там, где звёздочка – Москва, был наложен красный трафарет – Кремль. И учитель говорил: «Ахмед, знаешь, где Москва? Знаешь? Покажи». И давал Ахмеду указку. Маленький Ахмед подходил к карте и показывал указкой на этот трафарет. «О, молодец, садись, пятёрка!». Вот оно - простое.

- Почему на картинах ангелы? Почему библейские сюжеты?

- Я же в детдомах вырос, с двух лет. Помню, был манеж такой, в котором мы стояли. Главное было не описаться. Потому что нянька будет лупить. А когда дежурила тётя Маша, все дети радовались и не писались. И были счастливы. Вот так и родилась, наверно, Маруся. Я очень люблю имя Маруся, Мария. Всё самое лучшее, что есть в женщине, есть в Марии. Она родила Иисуса, Будду родила женщина. Всё самое лучшее – в Марии. Посмотрите, Мария Бога родила, а какая она простенькая. Простая женщина.

- Какие вам особенно дороги картины?

Вот эта мне особенно близка. «Поклонение волхвов». Мария с младенцем. А сверху уже ангел фонарём машет. Там вдали паровозик прошёл – собирайтесь. Почему палитра такая Шавкат Абдусаламовнеброская? В цвете тоже есть, а здесь решил сосредоточиться на каких-то внутренних вещах. Это тоже «Поклонение волхвов». Скромно. Цвета почти нет. Голубое небо и всё. А это как будто бы я лежу. Почему такое умиротворение? Ну, если бы мы так жили, вот как всё начиналось - просто. Кто думал, что атомные бомбы придумают или пушки будут стрелять… Вот волхвы едут поклониться, молва и до них дошла. Вот дальний - из России, из Кремля пришёл, видите, у него кремль на голове, пришёл поклониться будущему младенцу и Марии.

Вот эта картина – из моего детства. «Автопортрет детства». Брошенный, оставленный ребёнок. Ботинок дырявый. Страшно. Воду выпил. Куда бежать? Я всё время убегал в детстве. Да, написана не так давно. Почему сейчас такой мотив? Это во мне живёт, это во мне всё время живёт, до сих пор. Детство во мне живёт. Я не могу его оставить.

А вот «Поклонение волхвов», вариант в цвете. Так же я лежу. Под головой у меня книжка. Вот издалека пришла юная поклонница, с флажком пришла, принесла в бочонке водички. Другая тоже водичку приносит, а может, керосин, чтобы фонари горели. Спрашиваете, почему 2008 и 2012 годы? Нет, я не переписываю картины, и не дописываю – я к ним, бывает, возвращаюсь. Пока это не остановится.

Шавкат Абдусаламов

«Пространство Шавкат.А» - так называлась выставка Шавката Абдусаламова, которая была организована на рубеже 2005 и 2006 года в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Мы открыли её в декабре, в преддверии рождественских праздников, и для нас эта выставка запомнилась как одно из значимых событий. Зрителю был явлен индивидуальный мир художника, в котором интимная, личная интонация автора сочеталась с грандиозным, вселенским размахом его мирочувствования. Можно сказать, что Шавкат смог создать собственную евангелическую историю. Это зримая история, в которой переплелись элементы христианского и мусульманского искусства. Переплетаясь, эти элементы образуют новый синтез: суть высказывания художника состоит в утверждении общечеловеческих ценностей, которые существуют в наднациональном, надконфессиональном, надрелигиозном пространстве. Здесь, в этой сфере и располагается пространство Шавката.

И сейчас, по истечении 10 лет, можно с уверенностью сказать – темы, затронутые художником, не только не утратили актуальности, но стали ещё более значимы для сегодняшнего дня.

Пожелаем удачи открывающейся в сентябре выставке Шавката в Великом Новгороде! Выставке художника, писателя, актёра и режиссёра, мыслителя Шавката Абдусаламова.

                                                                                              Ирина Антонова

Шавкат Абдусаламов- Ангелы иконографические и ваши – в чём разница?

- Мои живые. Мои живые, теперешние, как я их понимаю. Они могут явиться сейчас. Вот, может быть, за этой стеной стоит ангел и слушает, что я тут вам говорю. Но он знает, что я его воспринимаю с теплотой, и поэтому он проецирует на меня положительную энергию. Нет, это не конкретный человек. Это что-то. Я, например, ощущаю присутствие каких-то вещей часто.

- Ангелов много в вашей жизни? Людей-ангелов?

- Не много. Ангел мой самый близкий – это моя супруга, моя женщина. Вот картина «Ангел-хранитель». Это её нутро. Это не её лицо, но это её сущность. Вот она такая. Она присутствует везде на картинах. Мария – это она.

 

Наш новгородский маститый художник Борис Непомнящий, выступая с коротким словом на открытии выставки, сказал, что Шавкату можно позавидовать и поздравить с тем, что он выстоял, создал свой мир, в котором живёт, и нашёл свой путь, по которому идёт уверенно.

Шавката Абдусаламова называют мифотворцем. На его картинах – извечный, исторический пейзаж. И человечки – просто люди и люди-ангелы, соорудившие себе ангельские крылья из деревянных дощечек или пучков травы. Среди них сам художник, как часть этого огромного целого – исторического пространства с тем или иным мифологическим сюжетом. В своём романе-притче «Единорог. Из тетрадей скитальца по межконтинентальному пейзажу» Шавкат сказал: «Дорога, она как бесконечность, она всегда. Идёт странник. Идёт давно. На длинных одеждах следы износа, пыли, соли. Есть в мире некие постоянные величины. Странник мой, быть может, одна из них».

Странствующий во времени Шавкат Абдусаламов убеждён, что мир таков, каким он проявляется через любовь. И надеется, что каждая из его картин будет воспринята как послание, как молитва.

Наталья МЕЛКОВА

Фото: Сергей БРУТМАН

Смотреть фоторепортаж

Шавкат Абдусаламов

Поделиться: