«Есть такая профессия - милостыню просить»

Каждый день мне приходится ходить на работу и в обеденное время по одному и тому же маршруту. Участок улицы Большая Санкт-Петербургская в районе остановки у кафе «Старый замок» в сторону «Пяти углов» место бойкое, скажу я вам. Здесь всегда жизнь бьёт ключом. Прохожие торопятся по своим делам, летом изнывая от жары, а зимой втянув свои шеи в поднятые воротники пальто. Бабушки-пенсионерки продают на расставленных раскладушках разную снедь и бытовую мелочь типа белья, шерстяных носков, очков. Приставучий зазывала не даёт прохода, пытаясь «впарить» гражданам межкомнатные и входные двери. И когда очередной прохожий отмахивается от него, как от назойливой мухи, и отвечая «дверями не интересуюсь», пытается ретироваться, этот «товарищ» продолжает со знанием дела рассказывать ему на бегу о последних новинках дверной индустрии.

Пожилой рыбак с красным обветренным лицом раскладывает на пропитанный стойким запахом рыбы мешок свежий улов. Девушки-промоутеры с нарисованными улыбками суют прохожим свою макулатуру, а когда те, не обращая на них внимания, пытаются побыстрее проскочить мимо, не взяв заветный листок, улыбка моментально исчезает с их лица.

Одним словом, каждый зарабатывает на жизнь, как может. Весь этот колорит толкучки дополняется запахом свежеиспечённых пирожков из находящейся здесь же забегаловки и выхлопных газов проезжающих машин и автобусов.

И вот среди всего этого людского потока я вижу одиноко сидящего в инвалидной коляске человека неопределённого возраста. На вид ему можно дать лет тридцать, а может быть, и сорок. Но сколько ему на самом деле - понять сложно, поскольку выглядит он весьма не презентабельно. Нездоровый цвет лица говорит о его болезни либо пристрастии к «беленькой». Впрочем, это тоже болезнь. Одежда и обувь его стара и потрёпана. Инвалид сидит рядом с отделением почты каждый день в любую погоду с утра до самого вечера. Тяготы и лишения своей нелёгкой «работы» он переносит стойко и безропотно, будь то палящий зной или холодный промозглый ветер и мороз.

Я всегда удивляюсь его стойкости. Люди идут, закутавшись в шарфы, натянув на уши шапки, наклонив вниз голову от ветра, а ему всё нипочём. Сидит, всматривается в каждого прохожего и что-то бормочет себе под нос, типа «подайте, кто сколько может». Его коляска всегда находится в одном и том же месте, словно кто-то определил ему границы «рабочего места», выход за которые ему запрещён. Многие люди, проходя мимо, кидают ему в шапку мелочь, некоторые подбадривают, жалеют. Глядя на этих сердобольных людей, я всегда удивляюсь доброте и отзывчивости нашего народа. Сами недоедают, недосыпают, экономят на всём и при этом ещё умудряются нищим помогать. Такое милосердие, наверное, присуще только нашему народу. Инвалид в ответ кивает головой, шепчет слова благодарности. Иногда он даже пытается улыбаться, но улыбка его скорее похожа на гримасу.

При виде этой картины у меня, как у человека не лишённого чувства сострадания, а иногда и сентиментального, готового иногда даже пустить скупую мужскую слезу, тоже должно что-то ёкнуть в душе, но не ёкает. Мне почему-то его совсем не жаль. Не знаю, почему, видимо на подсознании я никогда не верил в искренность этих попрошаек, а когда впервые услышал, что это бизнес, причём приносящий очень хороший доход тем людям, которые его организовали и контролируют, то ещё раз убедился в том, что интуиция меня не подвела. А ещё был случай, когда я воочию убедился, как «голодно и холодно» живётся профессиональным нищим.

Этот пятачок возле почты, где «работает» инвалид в коляске, давно пользуется спросом среди местных попрошаек, впрочем, как и подземный переход на улице Фёдоровский Ручей. В подземке в течение многих лет я тоже видел много интересных персонажей.

На Петербургской возле почты какое-то время до инвалида «работала» одна пожилая цыганка. Она всегда очень долго стояла на коленях рядом с положенной на землю иконой и шапкой для мелочи, крестилась и просила подаяния, завидев проходящего мимо человека. На лице её всегда была такая вселенская скорбь и боль. Ну, как не подать на пропитание такой «несчастной» женщине с «тяжёлой» судьбой. И многие сердобольные прохожие, особенно пожилого возраста, кидали в её шапку мелочь, охали, сочувствовали её «горю», жалели «беднягу». Она в знак благодарности крестилась и кланялась. Я, когда проходил мимо, ловил на себе её цепкий тяжёлый взгляд, который сверлил меня: «дай денег, мужик, ну ты же не обеднеешь, ну позолоти ручку», а когда я, окинув её безразличным взглядом, шёл дальше, то чувствовал спиной её сверлящий взгляд и мысль, пульсирующую в её голове «вот жмот, чтоб тебя…».

Каково же было моё удивление, когда через некоторое время я увидел её рядом с местом «работы» уже в другой обстановке. Стояла она с подружкой-цыганкой, покуривая и что-то обсуждая на своём цыганском языке хрипловатым голосом и посмеиваясь. На лице её уже не было ни тени печали, ни горечи утраты, ни страданий. Стояла вполне себе упакованная дама в шубе, на голове пуховый платок, на пальцах золотые кольца, во рту отсвечивали фиксы золотых зубов. Видно, хорошо помогли добрые люди. Жизнь удалась! Вот бы увидели её в таком прикиде простаки, которые подавали ей на пропитание. Наверно, очень бы удивились её перевоплощению за их счёт. Цыганка стояла без тени смущения, ей было всё равно, что её увидят те, кто ей подаёт.

Крылатая фраза Булата Окуджавы «Пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки» по-прежнему работает.

Тут уважаемый читатель задастся вопросом: а к чему всё это? Подумает: этот рассказ не открыл мне ничего нового, тоже мне удивил! Всё это мы уже слышали, и добавить тут нечего, а раз так, имеет ли смысл говорить об этом?

Конечно, имеет смысл! Часто приходится видеть такую картину, когда  в магазине, на рынке, в автобусе люди начинают скандалить с продавцом, кондуктором о том, что их обвесили на пару рублей, или неправильно дали сдачу. Многие покупают товары по жёлтым ценникам и радуются, как дети, когда сэкономят двадцать или тридцать рублей. Я их за это не осуждаю, даже понимаю, поскольку жизнь у нас и в самом деле не сахар. Но я не могу понять этого внезапного проявления доброты к попрошайкам. Нужно давно понять - эти люди, в большей массе своей совсем не обездоленные и оскорблённые, просто они не хотят работать! Многие из них на протяжении долгих лет ведут паразитический образ жизни, клянча милостыню, а вы, зарабатывая себе на хлеб, имея скромные зарплаты или мизерные пенсии, экономите на себе и своих близких, но при этом кормите этих паразитов. При этом, как я уже упомянул выше, – это хороший бизнес, отлаженный и хорошо контролируемый. Ведут его  зачастую цыгане. Бедолаги, что стоят в переходах, на толкучках и вокзалах, - это рабы, которые получают за свою «работу» копейки, которых им едва хватает на еду и выпивку. Остальное идёт в карман хозяина. На эти деньги они строят свои особняки, покупают дорогие машины и прочую роскошь. И при этом считают, что мы обязаны их кормить и обслуживать.

Победить профессиональное нищенство можно только одним способом – не подавать милостыню. Если вы не хотите, чтобы на улицах нашего города стояли нищие, не подавайте им милостыню. Если никто не будет подавать, этот бизнес отомрёт как явление. Все эти попрошайки, калеки, молодые «волонтёры» с прозрачными пластиковыми коробочками, собирающие средства больным и обездоленным детям, исчезнут с улиц нашего города. Помните, что каждый брошенный в шапку нищего рубль - это очередной кирпичик в кладку роскошного особняка или бриллиант в золотой перстень такого «хозяина жизни». До тех пор пока вы будете бросать деньги, инвалид в коляске будет сидеть на своём «рабочем месте».

Алексей РАЗИН

Фото из архива редакции