Госдума и «еллинские борзости»

Культурная неразвитость как гарантия патриотизма

ФАКТ:

В Государственной Думе разработан новый закон «О контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием», который придаёт новое наполнение уже прижившемуся в стране понятию «иностранный агент».

 «Иноагент» не сможет быть организатором публичных мероприятий (то есть митингов, шествий, пикетов); вести преподавательскую, просветительскую, воспитательную деятельность в отношении несовершеннолетних; производить информационную продукцию для несовершеннолетних; получать государственную финансовую поддержку (гранты).

Из текста законопроекта следует, что отнести к «иноагентам» смогут не только тех, кто имеет иностранное финансирование или какие-либо иные виды конкретной  помощи, но и находящихся якобы под «воздействием» иностранного источника.

Под иностранным влиянием подразумевается не только предоставление лицу поддержки иностранным государством, его органами власти, международными организациями, но и оказание воздействия на это лицо «иными способами».

КОММЕНТАРИЙ:

В последних словах и содержится «революционное» новшество. «Иной способ» - значит, любой и всякий. Любой – по выбору того, кто будет решать судьбу гражданина, которого, в соответствии с требованием момента, очень захочется занести в реестр «иноагентов».

Я бы даже сказал – почти всякого мало-мальски образованного гражданина. Прежде всего – имеющего гуманитарный склад ума.

Никогда не получавший ни «печеньки Госдепа», ни даже крошек от этих печенек, лично я вынужден сознаться: да, я безусловно находился и нахожусь под «влиянием Запада».

Прямо с самого детства подпал под это влияние. Как только прочитал Диккенса (том за томом) – так и подпал.

Я нахожусь также под влиянием  Хемингуэя и Стейнбека. Наверняка, зловредным с точки зрения одного из авторов закона, г-на Лугового, который так и не отмылся от обвинений в покушении на убийство, однако (или даже благодаря этому) заседает в парламенте.

И под сильным влиянием Фолкнера – этого всемирного «другого Достоевского», лишённого  ксенофобии и назойливого религиозного миссионерства нашего классика.

И под весёлым влиянием  едкого, саркастичного Курта Воннегута и его не менее едкого друга Джозефа Хеллера.

Вообще -  под влиянием американской литературы, которая в XX веке сыграла для человечества ту же роль, какую играла в XIX веке русская, к прошлому столетию растерявшая своё величие – за исключением нескольких отечественных гениев, пересчитать которых нетрудно: у каждого хватит на это пальцев.

И под влиянием литературы латиноамериканской, прихотливой, нарядной и свободолюбивой.

И под влиянием философии иностранцев Бертрана Рассела и Пьера Тейяр де Шардена.

И под воздействием Виктора Франкла, который открыл мне и нам тайны человеческого сопротивления Злу даже в нацистском концлагере.

Я нахожусь под воздействием мировой культуры, включая рождённую в тех странах, которые теперь Москва объявила «недружественными».

И от этого влияния я ни за что не откажусь, как бы ни пыжились люди, которых назначили в депутаты российского парламента.

То же самое могут сказать о себе многие мои сограждане, прежде не догадывавшиеся, что являются «иноагентами».  Разве что в их личном списке фамилии могут оказаться другими.

Всеобъемлющая формулировка «иное влияние» заставляет вспомнить практику камбоджийских полпотовцев, которые убивали всех, кто носил очки. Носит очки – наверное,  испортил зрение многочтением; много читает – слишком умный, чтобы жить под благословенной властью «красных кхмеров».

Хорошо, что наши «красные кхмеры» из Госдумы своевременно позаботились о том, чтобы не быть под подозрением. Кто тоже нечаянно испытывал когда-то «влияние», сумел сделать вид, что ничего такого с ним не было. Что ум и душа его девственно чисты. В полном соответствии с отечественной  прописью XVII века:  «Не высокоумствуйте! Если спросят тебя, отвечай: еллинских борзостей не текох (ну, то есть  не освоил – С.Б.), риторских астрономов не читах, с мудрыми философы не бывах, философию ниже очима видех».

Кажется, возвратное  движение Отечества не готово ограничиться хотя бы XVII веком. Пятиться есть ещё куда.

Сергей БРУТМАН

 

 

Поделиться: