Негатив

В своей книге «Магазинчик смешных ужасов» (Великий Новгород, 2014) я опубликовал подборку коротких пьес, рассчитанных на то, что они будут разыграны вовсе не на реальных подмостках, а в воображении читателя. И вот десять лет спустя занавес нашего диванного театра снова поднимается. Ведь драматургия лаконичнее прозы (если, конечно, не злоупотреблять монологами, которыми грешили классики), а значит, и актуальнее во времена, когда слово наказуемо. Как наказуемо и публичное действо – в отличие от того, которое развёртывается исключительно в вашей голове. Ваша безопасность – превыше всего: уже достаточно клеймённых и униженных. И гонимых.
Декорация предельно проста: на сцене письменный стол, типичный ветеран государственной службы. С виду он ясеневый, но это неправда: такие мебельные плиты из прессованной стружки в своё время просто оклеивались бумагой соответствующего рисунка и лакировались.
Над столом висит портрет Того, Кого Надо. Фотография сделана давно и отстала от реальности, зато на портрете Тот, Кто Надо выглядит Так, Как Надо.
За столом, лицом к нам, - двое мужчин. Один в куртке защитного цвета, который в России многие ошибочно называют «хаки», другой – в цивильном костюме и при галстуке. Оба сидят в неудобной позе: вынуждены наклониться и далеко тянуть руки, чтобы опереться локтями о столешницу, из чего понятно, что стол – двухтумбовый, то есть служит с доцифровых времён исключительно бумажного документооборота, когда популярны были именно такие, вмещающие больше бумаг, а в проёме между тумбами, где можно расположиться свободно, вдвоём не поместишься, и приходится сидеть по углам.
Напротив мужчин, лицом к портрету, – женщина. Следовательно, к нам она сидит спиной, и лица её мы не увидим. Выбор исполнительницы этой роли представляет собою главную трудность: убедительная игра без мимики требует особого мастерства.
Зато мы знаем, что женщина не причёсана. Не в том смысле, что волосы её растрёпаны или там всклокочены, а в чисто куафёрском, парикмахерском понимании результата. Заметно также, что по бокам в её волосах поблёскивает проседь. Видимо, женщина ещё не успела с нею свыкнуться, так как то и дело касается своих волос руками, как бы стараясь инстинктивно прикрыть седину.

Женщина: Нет, это не он.
Хаки: Да вы не торопитесь, не торопитесь. Уже час сидим, но ничего, вы не торопитесь. Смотрите внимательно.
Женщина: Нет, не он. Не он.
Хаки (нетерпеливо): Послушайте…
Галстук (поспешно вставляет): … Марина Андреевна …
Хаки: Да, Андреевна… Мы, конечно, понимаем, как трудно просмотреть столько фотографий подряд…
Галстук: Да ещё таких… Может быть, вас качество снимков дезориентирует? Видите ли, это как бы негативы. Это специально так сделано, чтобы лишние… эээ… подробности не смущали… ну, не отвлекали.
Хаки: Сделайте уж…
Галстук: …Марина Андреевна…
Хаки: Да… Сделайте уж ещё одно усилие, пожалуйста. Ведь последнее фото осталось. Это всё безымянные.
Женщина: А я читала, что у каждого должен быть жетон…
Хаки: Должен. Но у них не было. Видать, кто-то забрал. Свои. Или чужие. Присмотритесь внимательно вы. Особые приметы, может быть?
Женщина: Разве что родинка под глазом. Такая маленькая, сердечком. А тут какая-то здоровенная блямба…
Галстук: Боюсь, Марина Андреевна, это вовсе не родинка.
Женщина: Я же говорю - не он.
Хаки: Только не надо плакать.
Женщина: Что вы, я уже не плачу. Я уже несколько дней совсем не плачу. Я даже вчера тесто поставила на пироги. Надо же как-то... жить, что ли?
Хаки:  Вот и славненько, вы соберитесь.
Женщина: Не он. Не он.
Галстук: Товарищ подполковник, позвольте мне… (Ласково): Марина Андреевна, я так понимаю, что вас затрудняет некоторая, так сказать, непривычность изображения, в данном случае объяснимая. Это со многими мамами бывает, со многими, поверьте. Я знаю, я сталкивался. С точки зрения психологии, явление естественное. Перед вашими глазами невольно всплывают лицо сына, когда ему было пять лет… и десять… и пятнадцать… Они наслаиваются одно на другое. Это всего лишь видения, понимаете? Как бы призраки. Постарайтесь их отогнать, и они не будут мешать.
Женщина: Не могу. Не получается. Нет. Простите меня.
Хаки: Поймите, мы же только добра вам хотим. Только добра. Если вы его опознаете, мы начнём оформлять выплату. Президентскую выплату. По указу от пятого третьего двадцать второго. Это же хорошие деньги… Отставить, не так сказал: не хорошие, а большие. Это же пять миллионов, вы в курсе?
Женщина: Я знаю, знаю.
Хаки: Пять миллионов никак не бывают лишними. Ни для кого. Тут у нас был один предприниматель – вот на этом же стуле сидел, на вашем… Очень небедный человек, но он сказал: не лишние. Пять миллионов! Это если без вычета. Он ведь до того три миллиона за ранение не получал?
Галстук (заглядывая бумаги на столе): Не успел бы. Максимум неделю там пробыл. Не был ранен.
Хаки (воодушевлённо): Вот видите? Всего неделя – и пять миллионов! И вычитать ничего не придётся.
Женщина (то ли прикрывая ладонями седины, то ли зажимая уши): Не могу, не могу. Ну, что я сделаю, раз это не он!
Хаки (сникая): В общем, не хотите вы помочь нам помочь вам... Чёрт, я запутался.
Женщина (не отрывая ладоней, твердит, как делают маленькие дети, когда пытаются заглушить увещевания старших): Не он, не он, не он. Не он.

Занавес начинает опускаться, но раздаётся скрежет невидимых шестерёнок, и несущая балка с полотнищем застревает на полпути, так что зритель, по-прежнему видящий троих за столом, недоумевает, можно ли уже ретироваться в гардероб или ему покажут что-то ещё, и растерянно ёрзает в кресле.

Сергей БРУТМАН