Жертвы бумажного геноцида

Как уничтожают народное образование.

В Великом Новгороде увидела свет книга «Школа в бумажной пучине. Кризис информационных потоков в образовании» - коллективная монография* под редакцией доктора социологических наук, профессора А.М. Осипова.

*Авторы - Ю.В. Башкирова, П.А. Бояджиева, К.К. Ёлкина, А.Г. Кукушкина, В.В. Матвеев, Н.А. Матвеева, А.М. Осипов, Ю.П. Тримбицкая, Т.Г. Ширина.

Школа – одна из самых чувствительных для общества точек, поскольку в ней сосредоточены интересы миллионов граждан, чьи дети и внуки сидят за партой или вот-вот сядут за неё. И поскольку именно она «даёт путёвку в жизнь» -  считается, что от багажа школьных знаний во многом зависит будущее нового поколения. Общественный интерес к этой сфере, правда, граничит с недовольством заинтересованного наблюдателя, особенно, если его дети сталкиваются с какими-то проблемами как в овладении науками, так и в общении с педагогами. Тем более что, как известно, в педагогике и в футболе разбираются все.

  Но это не значит, что «мирный обыватель» вполне понимает природу проблем, с которыми сталкивается школа. Нам не помогает, а только мешает личный опыт – чаще всего, опыт давних-предавних лет. У тогдашних  учителей тоже были свои трудности. Но, кажется, несколько иные. Новое время выстроило перед педагогами новые барьеры: из того же самого материала, что и барьеры на пути всего постсоветского общества. 

Мы предлагаем вам подобие конспекта монографии, которую авторы называют «пионерской» из-за новизны темы и фактуры, которую они анализируют.  Обильные прямые  цитаты  из монографии  выделены в публикации курсивом.

Менеджеры всего

Нынешний политический режим есть режим всевластия бюрократии, и это понимают, наверное, все. Включая тех, кто у власти. Заметьте: сколько гнева вызвало присвоение А. Навальным главной политической силе страны звания «партии жуликов и воров» - но на общеупотребительное выражение «партия чиновников» никто из членов «Единой России» не оскорбляется и в суд не идёт. Ибо отрицать очевидное невозможно.

«Бюрократия - особый инструмент формализованного управления нижестоящими уровнями общественной системы.  Бюрократия, став независимой от общества, ориентируется на свои потребности и устанавливает тиранию в управляемой системе. Она имитирует полезную деятельность и придаёт имитации   господствующий   характер   в   управляемой   системе,   в   том числе образовании. Предмет имитации сводится к организации и направлению всей корпоративной деятельности на выполнение канцелярских задач, сформулированных самой бюрократией».

Причём у власти – бюрократия в её чистом виде. В советские времена, помнится, постановления «руководящей и направляющей» и журнал «Крокодил» клеймили бюрократами всех руководителей, которые чрезмерно увлекались «бумажной работой». При этом тогдашний бюрократ всё же  бывал порой и специалистом (пусть и плохим) в отрасли, которой руководил.  Сегодня эту двойственность почти изжили.

Появились факультеты и целые вузы, которые готовят не инженеров, агрономов или педагогов, а именно бюрократов: менеджеров -  управленцев без всякой специализации. Считается, что они способны управлять ПРОЦЕССАМИ – просто ПРОЦЕССАМИ, любыми. Достаточно вспомнить, что нынешний министр сельского хозяйства РФ  закончил именно Госуниверситет управления по специальности, которая лаконично называется «менеджмент».  «Сильной» его стороной является разве что отец – бывший глава ФСБ, а ныне – Совбеза. 

Всё чаще видим: чтобы «сделать карьеру», многие управленцы нового поколения фактически отказываются от полученного ранее базового, специального высшего образования и получают второе – «менеджерское». Так легче получить пост в правительстве, стать губернатором. Таких  стали стыдливо называть «технократами», чтобы не именовать прямо – бюрократами.   

Всё это очень напоминает практику первых лет после Октябрьской революции, когда членский билет победившей партии служил допуском к руководящей работе, неважно какой: сегодня – директор театра, завтра – бани. Вот только многие «процессы» в наш век сильно усложнились по сравнению с теми временами, и быть «универсалом» без вреда для отрасли всё сложнее.

«В новейшей России оказалась отвергнутой прежняя система подготовки, «выращивания» резерва кандидатов на руководящие должности, их социального и общественно-политического обучения, последовательного проведения через работу на должностях с постепенным нарастанием уровня сложности. Характерной чертой процедур формирования корпуса «универсальных топ-менеджеров» стали конкурсы на занятие должности. Решающее слово в них имеют конкурсные комиссии, чей состав определяется исключительно «сверху».

В монографии нашлось место для яркого примера из недавнего новгородского опыта:

«Так, региональным министром образования, имеющим в своём подчинении десятки тысяч работников, становился в Новгородской области в 2018 г. по решению губернатора один из молодых финалистов конкурса «Лидеры России», предыдущий профессиональный опыт которого был ограничен маркетинговым сопровождением сети банкоматов. Новый министр образования запомнился уже на первом широком совещании со специалистами, применив термин «обучательная деятельность» и задав вопрос «А что такое ЗПР?»*. Вскоре он же «наломал дров» в кадровой политике с нарушениями финансовой дисциплины. Правда, такой министр через год ушёл «по собственному желанию». Ответственность за подобные кадровые назначения, без сомнения, лежит на политических элитах, а немалую цену провалов такой бюрократической кадровой политики платят вся система образования и общество».

*Задержка психического развития – термин, который министр не мог не слышать на студенческой скамье. И вообще звучит как-то символически.

«Бюрократия, при слабости или отсутствии участия институтов гражданского общества, с лёгкостью пересматривает и меняет  канцелярские задачи, манипулирует ими, представляя их как отдельные проекты, когда после реализации (или провала) одного проекта она неизбежно выдвигает другие проекты».

Фетишисты

К сожалению, «образование и наука тоже стали полем болезненных бюрократических экспериментов. В российской системе образования в последние десятилетия наблюдается рост объёмов и интенсивности информационных потоков, источники которых – федеральные органы управления образованием и многие ведомства разных уровней. 

Независимость управленческих структур от управляемых уровней перерастает в тиранию, одним из главных орудий которой стал бумажный прессинг. Тирания игнорирует квалифицированное мнение большинства персонала отрасли,  ликвидирует механизмы двухсторонней связи между управляющими и управляемыми подразделениями».

Учёные отмечают формально-статистический подход к эффективности образования, используемый в национальном проекте «Образование» (на 2019–2024 гг.). «Бюрократы подменяют социальные показатели эффективности отрасли бумажными отчётами о выполнении принятых ими же решений. Средние баллы по предметам и ЕГЭ, число медалистов,  поступаемость выпускников школ в престижные вузы, предметные олимпиады, удельный вес участников волонтёрских акций, десятки миллионов оказанных психологических консультаций семьям, международные и национальные рейтинги вузов – все эти и подобные им показатели не дают убедительной картины состояния и динамики образования как отрасли.

Некоторые показатели, будучи на деле лишь мнимыми достоинствами, превращены бюрократами в фетиши, на них откровенно спекулируют в интересах доступа к бюджетным ассигнованиям или ресурсам платёжеспособного спроса на образование». 

Услуга - и, значит, прислуга?

«Бюрократический набор «показателей эффективности» образования крайне противоречив. Он подчас лишён здравого обоснования и связи даже с провозглашёнными приоритетами общественного развития. Так, внедрение платных услуг противоречит социальной справедливости и равнодоступности образования, «оптимизация» сети сельских школ подхлёстывает миграцию из села и инфраструктурный распад сельских сообществ. Усиление властных полномочий органов управления сковывает инициативу образовательных организаций и учреждений, провоцирует коррупцию.

Очередной исторический отрезок, отмечаемый в России с 1990-х годов, при декларируемой либеральности, внепартийности и идеологической нейтральности образования связан с настойчивыми попытками внести определённый набор черт в систему образования, а именно - укоренить в ней маркетизацию.  Её ведущими инструментами оказались позиционирование образования как услуги, авторитарный менеджмент,  количественные показатели эффективности как основа отчётности образовательных организаций».

В просторечии, особенно среди россиян старшего возраста, даже образованных, всё это определяется – по какому-то недоразумению – как влияние «либералов». «Либерал» нынче – слово ругательное. Хотя мы не уверены, что все ругающиеся способны правильно подобрать антоним к этой характеристике. На самом деле говорить надо о неолиберализме. Можно было бы традиционно пошутить, что между ним и либерализмом разница не меньше, чем между каналом и канализацией, но это будет тоже неточно. Потому что либерализм – он вообще бывает «всякий», и неолиберал  противостоит не либералам вообще, а социал-либералам, которые находятся в политике немножко правее социал-демократов. Различие между ними, малоизвестное рядовому россиянину, состоит в том, что социал-либерализм предполагал социальное сотрудничество и защиту, сочетание конкуренции с государственным регулированием и социальными программами, уважал равенство прав для членов общества и коллективизм. Почти всё это вроде бы уважаемо в обществе  – если бы не пугающая тень «либерализма», за которым многим согражданам видятся бог весть какие жупелы. А вот «неолиберализм устраняет ценность человека, трактует всё в плане конкурентоспособности и прибыли, служит инструментом рыночных элит в контроле над финансовыми потоками  и сохранении их власти в обществе».

В книге мы находим указание на родовые черты «неолиберального менеджмента в современном российском образовании: претензия на универсализм, не зависящий от реального личного жизненного и профессионального опыта, компетентности; выдвижение «по назначению»,  в  обход  системной  подготовки кадрового резерва и общественно-профессионального признания».

С протянутой рукой

С удивлением замечаешь, что официальные лица всерьёз расхваливают дистанционное обучение  и даже пророчат ему счастливые перспективы. Понятно, что во время пандемии его внедряли вынужденно, из безысходности. Понятно также, что «удалёнка» чревата смертью школы как общественного института, как социальной среды, она уничтожает и понятие педагогики, исключая живое общение личностей и заменяя  воспитание – лекциями. Какое  тут «светлое будущее»?

Понятно, что «материалы экспертных опросов свидетельствуют, что ни один из менеджеров не владеет сколько-нибудь развёрнутым представлением о миссии образования в обществе. К слову, ни один документ, включая Закон об образовании, не содержит сколько-нибудь общей или строгой в научном плане трактовки этой миссии»

Но, с другой стороны, процесс уничтожения уже начался – именно из-за «бумажного прессинга», которому бюрократы подвергли школу и учителя.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ: «Мы больше не работаем с детьми, мы работаем с бумагами» (из интервью с  учителями).

«Структура информационно-управленческих потоков имеет серьёзные дисфункции: утверждённый Минобрнауки России ведомственный перечень документов в 2018 г. включал 1 684 вида (точнее – группы) документов, из них лишь 11% прямо или косвенно затрагивают образовательный процесс.

«Менеджмент» не знает  масштабов «бумажного вала», который сам породил.  «Министр просвещения О. Ю. Васильева 16.11. 2018 г. на встрече с педагогическими работниками в Новгородском государственном университете не смогла ответить на вопрос о том, знает ли она, сколько документов постоянно создаёт школьный учитель, но сообщила, что скоро учитель будет заполнять всего 3–4 вида документов».  

«В сугубо экономическом плане бюропатологии в образовании проявляются, во-первых, в якобы «скрытых» от менеджмента и политических элит материально-экономических и финансовых нецелесообразных издержках (потерях)  госбюджетных ресурсов. Правда, более цельная и ёмкая картина таких бюропатологий требует специальных экономических исследований образования как отрасли, а они в нашей стране не ведутся. 

Бюджетное финансирование подавляющего большинства муниципальных школ в регионах России (кроме столичного региона и нескольких мегаполисов) исходит из подушевого норматива в сумме 1 500 руб. в год на ученика. Этого бюджетного ресурса обычной школе хватает лишь на оплату вывоза мусора, обязательных медицинских осмотров персонала, части приобретаемой литературы и телефонной связи. Отдельными статьями муниципальный орган управления образованием оплачивает коммунальные услуги (водоснабжение, отопление), системы пожарной безопасности и «тревожную кнопку», санитарную обработку школы. Все прочие ресурсы школа «изыскивает сама», включая расходы на текущий и косметический ремонт зданий и классных комнат, эстетическое оформление, озеленение и обслуживание пришкольной территории, покупку офисной техники и ТСО, литературы и канцтоваров... Во всём этом учреждения системы образования вынуждены надеяться на спонсоров и родителей, реже - на гранты.

ЦИФРА: По экспертным расчётам,  расходы на бумажную работу учителей составляют ежегодно около 2,5 млрд. руб., а обычная городская школа (с контингентом около 1,3 тыс. чел.) в месяц выполняет около 10 тыс. часов уроков и 4,5 тыс. часов бумажной работы.

Национальный проект «Образование» (на 2019-2024 гг.) с бюджетом около 150 млрд. руб. в год, составленный кабинетными бюрократами и утверждённый без обсуждения с экспертными сообществами, не предусматривает покрытия описанных выше расходов и улучшение оплаты труда персонала отрасли».

Круговорот целлюлозы

«Насаждение обязательной и избыточной отчётности и документального сопровождения создало и воспроизводит в системе образования непрерывный круговорот массы документов.

По экспертным оценкам, около половины всей совокупности «входящих» сообщений носит дублирующий характер, а 70–80% их массы вообще выходит за установленные законодательно границы ответственности школы (обеспечение концертов, избирательных участков, отчётов о молодёжной политике, транспортировке детей, работе «клубов молодой семьи», занятости детей во внешкольных формах досуга и местах летнего отдыха, участия в общественно-политических мероприятиях, предметных олимпиадах, соревнованиях и пр.). 

Структура «исходящих» также выглядит деформированной: документы с отчётами муниципальному комитету образования составляют лишь 4% «исходящих», ответы иным локальным ведомствам – 13% (то есть в 3–4 раза больше)».

ПРЯМАЯ РЕЧЬ: «Там куча вопросов, в том числе: сколько всяких патриотических клубов, сколько песен патриотических спето, сколько мест призовых занято? Есть вопрос – количество клубов молодых семей.  Каждый раз мы пишем по этим клубам прочерк. И каждый раз вопрос появляется снова. Я не знаю, для кого он вообще, этот отчёт? Может, он откуда-то из коммунистического прошлого, и некому заглянуть в него и переделать?».

«Чем крупнее школа, тем больше поток. В школе  N, гимназии с хорошей репутацией, расположенной в спальном районе областного центра, число «входящих» составило в 2018–2019 учебном году 1903 (2 084 стр., плюс приложения объёмом 9 050 стр.)».

Думаю, родители школьников даже не представляют себе, чем приходится заниматься учителям, помимо работы с детьми.

Отчёт по досуговой занятости обучающихся школа составляет два раза в год, обычно требуется на сбор данных три дня.  Сходный отчёт школа сдаёт раз в год и в электронном виде  на сайт Росстата.

Отчёт «ФК-1» – по видам спорта. Необходимо подсчитать, сколько девочек и мальчиков занимаются определёнными видами спорта. Около ста видов спорта, есть и немыслимые для города виды.

«Отчёт по туризму» (ежеквартальный), содержит 12 таблиц.

Отчёт «Молодёжная политика» выглядит как статистическая таблица из 25–28 показателей и не содержит аналитической части или «предложений» от исполнителей, сдаётся два раза в год.

«Школы не получают средств на реализацию государственной молодёжной политики, но вынуждены отчитаться за неё. Такой отчёт, вероятно, служит потребностям бюрократии: обеспечить статистикой вышестоящие и смежные органы управления. Будучи очень трудоёмким для администраторов школ, он вызывает неподдельное возмущение: «Для чего этот отчёт? Никто ж не знает! Нужно выбрать отдельно патриотические мероприятия и конкурсы. А какое мероприятие не считать патриотическим?».

ПРЯМАЯ РЕЧЬ:   «Получила команду сдать отчёт об организации пенсионного образования детей. Ну, кому из них оно сейчас нужно, тем более что оно меняется так часто!  А в Пенсионном фонде поставят свои галочки».

«Однажды решил выяснить, зачем и кому нужен очередной отчёт. Выяснилось, что запрашиваемые цифры нужны некой даме в одном из непрофильных ведомств, которую на выступлении с докладом могли бы спросить об этих цифрах».

Только что узнал – с удивлением и тревогой – что Российский футбольный союз намерен «пробить» введение в школьное расписание дополнительный  урок физкультуры, который целиком будет посвящён футболу. Организационные трудности (при нехватке игровых полей и дефиците детских тренеров) и сомнительная  эффективность урока для судеб унылого отечественного «спорта №1» - ничто по сравнению с тем, что перед школами наверняка поставят задачу отчитываться и об этом мероприятии,  необходимом опять же только стороннему ведомству.

«Документационный круговорот не подразумевает, с позиции топ-менеджмента, никакого научного анализа состояния и перспектив. Известное поручение о снижении избыточной отчётности школьных учителей, сформулированное Государственным советом при Президенте РФ  в 2016 г., так и не выполнено».

Буксуя в ворохе

«Массированный документооборот не оставляет персоналу сил и времени «оторвать голову от бумажек». Он заставляет отрасль буксовать и даже отбрасывает её назад, однако топ-менеджмент придаёт бумажному круговороту приоритет и рапортует об успехах по всем намеченным самими бюрократами направлениям».

В годы моего детства в нашей школе – среднего по тем временам размера – имелась «канцелярия»: предбанник перед директорским кабинетом. В клетушке сидела девушка, работавшая, по сути, и машинисткой, и секретаршей, и делопроизводителем. Всё переменилось. «В стандартном персонале городской школы с контингентом свыше тысячи обучающихся имеется целый административный сектор, включающий директора, канцелярию (2 сотрудника) и группу заместителей директора (обычно 5–6 человек)».

Какова же бумажная работа современного учителя? Ему приходится составлять от 83 документов в начальных до 102 - в старших классах.

ЦИФРА: Учитель должен составить от 3 758 до 5 614 страниц документов за учебный год. На это у него может уйти от 1 630 до 2 042 часов.  И лишь 1 422 – 2 556 страниц (658 – 1 014 часов) относятся к документам  для обучения по основной образовательной программе.

Лишь последнее -  «святое»:  «все учителя считают этот перечень обязательным для себя как для профессионалов, поскольку он позволяет с большей объективностью и доказательностью выразить качество своей работы». Остальное – бюрократический шлак.

ЦИФРА:  Применительно к школе N  расчётное обеспечение нормативных потребностей бумажной работы учителей (320 тыс. стр.) предполагает приобретение в год 160 коробок офисной бумаги (по 10 кг.). В масштабе страны расчётный вес документов бумажной работы учителей по основным образовательным программам достигает 12 тыс. тонн ежегодно, а по всем тринадцати группам документов – около 27 тыс. тонн (540 грузовых железнодорожных вагонов).  Это означает затраты около 2,7 млрд. рублей (по розничным ценам).

«Ежегодные расходы на приобретение  объёма офисной бумаги, достигающего в расчёте на одного учителя только для обучения по основной образовательной программе 12 кг (без учёта дополнительных печатных копий для хранения), а по всем группам документов – около 27 кг, в бюджете школ и муниципальных органов управления образованием не предусмотрены. Учителя могут   приобретать   этот   немалый   объём   офисной   бумаги   на   свои средства, но чаще – на «добровольные пожертвования» из средств родителей учащихся».

Жизнь на алтарь бюрократизма

Это – в тоннах и рублях. А что – с «часами»? На что уходит время жизни педагога? «Примерный хронометраж работ учителя говорит о том, что при одной ставке (18 учебных часов в неделю) его рабочее время составит 11–12 часов в день.

Время бумажной работы условно делится для большинства учителей на две примерно равные части. Первая выполняется в стенах школы и охватывает те виды документов, которые чаще требуют согласования с учебными и нормативными материалами, хранящимися в самой школе. Вторая половина бумажной работы вынужденно выполняется в домашней обстановке.

Чаще всего бумажная работа выполняется учителем, ради экономии времени, в сочетании с ведением урока (при выполнении обучающимися самостоятельных учебных заданий длительностью от десяти минут); присутствием и участием на школьных и иных совещаниях.  

С ростом учебной нагрузки почти вдвое растёт объём бумажной и внеучебной работы (подчас подменяемой лишь отчётами о мероприятиях, поскольку времени готовить и проводить эти мероприятия остаётся недостаточно). По данным хронометража, учитель, работая на 1 ставку, отдаёт самоподготовке к  школьным занятиям около 20 часов в неделю, а при работе на 2 ставки, соответственно, только 10 час., то есть его подготовка к уроку сокращается втрое (до 15–20 мин.)».

Учитель, подобный школяру, не выполнившему «домашку» - по-моему, это – всё, что надо знать о качестве преподавания нашим детям.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ:  «Теперь плохую оценку ставить – себе дороже выйдет. Как только есть неуспевающий – будь добра документацию на пять страниц о работе с этим ребёнком, о мероприятиях, планы, диагностику... Нет, мы эту работу, конечно, и так проводим… Но пока всё это перенесёшь на бумагу, подготовишь документ – потерял ещё один час или больше» (учительница истории со стажем 25 лет).

Трудно отделаться от ощущения, что далеко не все, в отличие от неё, готовы «эту работу проводить». До того ли? 

ПРЯМАЯ РЕЧЬ: «Мы теперь за всё в ответе. Ученика моего класса во дворе задела машина. Но на комиссию с ним иду я, а не его родители. Мне – отчитаться о проведённых мероприятиях по профилактике нарушений ПДД, показать план воспитательной работы. Почему это не спросят с родителей-то?» (учительница с 27-летним стажем).

«С недавних пор мы клеим в дневник детей маршрут безопасной дороги домой. Который нам ещё нужно продумать и составить. Кажется, учитель теперь – самый ответственный человек в жизни ребёнка» (классный руководитель 5-го класса).

И после этого  политиканы говорят с высоких трибун о семье как важной традиционной «российской скрепе»? Разве главное в семье – разнополость супругов, а не их роль в жизни своих чад? Почему главную ответственность за всё, включая безопасность ребёнка, возлагают на учителя, как будто он –телохранитель своего ученика?

ПРЯМАЯ РЕЧЬ: «В школе мы каждый день составляем приказ на учеников, отсутствующих в этот день на занятиях. Требуем с родителей заявления. Это огромная и скучная работа, но это гарантия безопасности наших учителей. А иначе, случись что с ребёнком, даже если была договорённость с родителями – ответственность коснётся и учителя, и меня» (директор школы).

Заметил, что в экспертных интервью не упоминается ответственность за «технику безопасности труда» учащегося: чтобы не стукнул по пальцу молотком, не был ударен током… И вспомнил:  школьников вообще перестали привлекать к какому-либо труду  - реальному и полезному. Нынешний ребёнок мозолей не набьёт – пусть растёт белоручкой, бездельником. Я даже не против: педагога жалко - за каждую мозоль опять ответил бы он.

Феерия, однако

«При колоссальных объёмах бумажной работы ни полная проверка, ни тщательный анализ и использование её продуктов в принципе не являются возможными».

ЦИФРЫ: Для вычитки 100 стр. текста нужно 8 часов, для школы N (320 тыс. стр.) – 13 работников дополнительно. В России 1,1 млн. учителей общеобразовательных школ создают в год около 4,4 млрд. стр. документов (в печатном и экранном виде), следовательно, для их вычитки системе образования нужно дополнительно 172 тыс. чел.

«Анализ информации подменяется лишь учётом документов и бумажной работы, и именно на процедуры учёта тратится львиная доля усилий образовательного менеджмента на местах и в центре».

Помимо этих крупных и трудоёмких отчетов, «…каждый день присылают задания. Например, провести уроки доброты, цифры, предпринимательства, финансовой грамотности. Вот только что пришло письмо: вести урок по информационной безопасности. Вот, сейчас был «урок цифры». Тема – как обучить роботов работе на ферме. Да как его вести для наших детей в 11-м классе? У нас же не сельская школа, и не Германия и не Голландия! Технологически передовых хозяйств нет, все это знают, фермеры едва выживают с ручным трудом! Там наверху, что, нормальные люди сидят?».

На днях встретил в «Новой газете» мнение о «феерическом идиотизме» тех, кто придумывает подобные чисто формальные мероприятия. Выражение мне очень понравилось. Увы, описан таким образом был печальный опыт: в Нижнем Новгороде  девочку увезли в психбольницу с нервным срывом, который  случился у неё во время «мероприятия» по поводу Дня матери. Тонкость в том, что этим мероприятием педагоги намеревались «формировать семейные ценности»… у воспитанников детдома.  День матери – праздник,  до сих пор  почти никем не отмечаемый, несмотря на его «скрепность». Во имя галочки в отчёте заставлять учить стишки  о мамах детей, лишившихся родителей или просто брошенных ими,  - это идиотизм или не свойственный профессии педагога цинизм? Решайте сами. Между прочим, 6 лет назад в точно такой же ситуации в Сибири второклассник сбежал из детдома – и погиб. И, судя по всему, это не стало предметом всероссийского «разбора практики» - да и кому есть дело до ребёнка в царстве «галочек»?

Униженные  и оскорблённые. И бессловесные

«Социально-экономическая политика правящих элит постсоветской России игнорирует  принятую даже в Социальной хартии, по которой строится законодательство рыночных стран Европы, норму равной оплаты за равный труд в бюджетной сфере. В столичных и провинциальных муниципальных школах разница оплаты труда учителя за ставку достигла 10 раз, а учитель высшей категории в провинциальной школе получает за ставку сумму, близкую к законодательно установленной минимальной оплате труда.

Топ-менеджмент, опираясь на присвоенные полномочия, угнетает творческую активность и инициативность персонала органов и учреждений системы образования, чем существенно ослабляет интеллектуальный потенциал всей отрасли.

Ушли в далёкое прошлое регулярные  съезды учителей и  научно-практические конференции по  животрепещущим   темам,  в которых  ключевую роль играли бы коллективное профессиональное мнение, профессиональная самоорганизация учителей или исследователей образования, а не головные учреждения или бюрократические органы управления. Почти единственной формой  стали районные и областные «августовские педсоветы» - парадные и жёстко спланированные мероприятия, повестку которых диктует вышестоящий орган отраслевого управления. Соответственно, никогда не оказываются в центре внимания  вопросы социальной ценности педагога, его профессиональных нагрузок, справедливой оплаты труда, бумажного прессинга или бумажного геноцида в образовании».

Называя сложившуюся систему «бумажным геноцидом», авторы имеют в виду уничтожение профессионального учительского  сообщества, к которому приводит возникающее искажение общественного смысла педагогической деятельности. Человека, занятого преимущественно не обучением и воспитанием детей,  а чиновничьим, по сути, делом – усвоением и созданием «бумажек» - нелепо  называть педагогом.

«Студенты педагогических и гуманитарных специальностей, столкнувшись с бумажной работой уже на своей первой производственной (школьной) практике, всё чаще отказываются от профессиональной карьеры учителя. Катастрофически стареют кадры сельских школ, тот же процесс охватил городские школы в провинции. В определённом смысле началось уничтожение учительской профессии как особого, в высокой степени востребованного вида труда, основанного на гуманитарных канонах».

Если только выпускник вуза укроется от «бумажной работы» в сельской школе… 

«Сельская школа получает ровно тот же объём запросов (профильных и от посторонних ведомств) на отчётность, что и городская», - отмечается в монографии. Ну, если только  на 20–25 % меньше, чем в упомянутой выше городской школе N.  «Однако  руководители и специалисты муниципальных органов управления образованием вполне отдают себе отчёт в  неустранимом неравенстве городских и сельских школ  и негласно смягчают требовательность к таким школам в плане бумажной работы».

В городских же школах учитель спасает сам себя, на формализм бюрократической системы откликаясь составлением таких же формальных, неточных, некачественных отчётов. Или списывает их с чужих образцов, как нерадивый ученик. От этого никто не пострадает, раз отчёты не являются материалом для серьёзной аналитики. Но и на списывание уходит драгоценное время…  И эта необходимость хитрить и обманывать ведёт к унижению профессионалов, их человеческого достоинства.

Если бы только это!  «Государство «разрешает» провинциальным учителям работу сверх одной ставки, мирясь со снижением качества обучения, хотя никто и мысли не допускает, что на полторы или на две ставки могут трудиться, например, офицер армии, машинист поезда, ректор университета, министр, президент. Этим подтверждается недостаточная общественная защищённость, сравнительно низкий социальный статус учителя».

Естественно, всё это ведёт к систематическому вымыванию лучших и наиболее перспективных  кадров из профессии. Кто же останется в итоге?

Не могу не добавить в копилку этих унижений ту роль, которую некоторых учителей заставляют исполнять, например, на избирательных участках,  размещаемых в школах.  Причастные к фальсификациям волеизъявления  понимают, что участвуют в грязном деле  и перестают быть образцами для своих воспитанников. Но зависимость учителя в наше время уже сравнялась с пресловутой зависимостью актёра. И это – тоже разрушает систему образования, которая из национальной гордости всё ближе к состоянию   национального позора.

Рабская покорность учительского цеха, его неспособность открыто и организованно сопротивляться прессингу государственных бюрократов, на мой взгляд, тем ужаснее, что именно на этих людей возложено бремя «патриотического воспитания молодёжи». Как вы думаете,  патриотизм это будет - или такая же покорность?

С сельским хозяйством у нас давно всё не слава Богу – задолго до нынешнего «менеджера-универсала». Ждём, когда и народное образование постигнет та же участь?

Сергей ХЛЕБНИКОВ

В заголовке: И. Воробьёва «Учительница». 1957 г. 

 

Поделиться: