Правда Праведницы

Исправляем чужие ошибки и ищем могилу новгородской Праведницы народов мира.

24 января в издании «Коммерсантъ» вышел репортаж известного журналиста Андрея Колесникова «Блокада не отпускает. Как Владимир Путин зажёг «Свечу памяти» в Иерусалиме». Глава государства в Иерусалиме принял участие в памятных мероприятиях, посвящённых освобождению Красной Армией концлагеря Освенцим (Аушвиц), выступил на форуме, посвящённом  Дню памяти жертв Холокоста и открыл монумент «Свеча памяти», посвящённый защитникам и жителям блокадного Ленинграда.

«Известна история санитарки Екатерины Корольковой из психиатрической больницы на окраине города, в Колмово, где было около 800 больных. Все они остались в больнице, когда город был захвачен. Врачам предложили произвести эвтаназию: немцы скептически, как известно, относились к умственно отсталым, по их мнению, людям. Врачи отказались, фашисты расстреляли всех: и медперсонал, и пациентов. Выжила только санитарка Екатерина Королькова, которая к тому же укрыла и спасла маленькую девочку, еврейку Фриду Рабинович, дочку одной из больных: она ещё много месяцев в оккупированном городе выдавала её за свою дочь. В «Яд Ва-шеме»* есть имя этой санитарки, высеченное в граните вместе с другими «Праведниками народов мира», как израильтяне называют неевреев, которые с риском для жизни спасали евреев в годы оккупации в Европе».

*«Яд Вашем» – израильский национальный мемориал Катастрофы и Героизма. Находится в Иерусалиме на Горе Памяти.

Можно было бы закрыть глаза на те ошибки, что допустил автор, ведь «Коммерсантъ» в регионе читают единицы, в лучшем случае – десятки, новгородцев. Но публикацию в части, посвящённой Новгороду, процитировал правительственный интернет-ресурс «53 новости».

Были повторены нелепые утверждения г-на Колесникова, что «фашисты расстреляли всех: и медперсонал, и пациентов» Колмовской психбольницы; что «выжила только санитарка Екатерина Королькова»; что Фрида Рабинович была «дочкой одной из больных»…**

** В тот же день, 24 января, об этом написал на своей странице в «Фейсбуке» и сам губернатор Андрей Никитин. Но газетных ошибок не повторил.  Видимо, они – всё же на совести старейшины президентского журналистского пула А. Колесникова – ред.

 

В новгородских СМИ не единожды обращались к теме трагедии Колмовской психбольницы и, в принципе, наши читатели могут помнить, что с началом оккупации Новгорода 19 августа 1941 года больница почти сразу попала в поле зрения фашистских властей. Как-никак там находились 827 больных, врачи и медперсонал, а также неопределённое число мирных жителей, перебравшихся из разбитого артобстрелами и бомбёжками Новгорода в пригородное Колмово.

В июле 1946 года председатель Новгородского горисполкома тов. Юдин справочно сообщил компетентным органам, что «Новгородская психиатрическая больница, расположенная в Колмово, не была эвакуирована вглубь страны по причине отсутствия транспортных средств. Все больные и значительная часть обслуживающего персонала этой больницы были захвачены немецкими оккупантами в августе 1941 года».

Как пишет новгородский историк Борис Ковалёв в своей работе «Палачи и жертвы Колмовской больницы», во второй половине октября 1941 года в больницу приехал немецкий военврач, собрал русских руководителей медучреждения (главврача Льва Любимова и еще 6 человек) и предложил им подвергнуть эвтаназии (умертвить) тех больных, у которых нет надежды на выздоровление. Врачи больницы отказались это делать. Через два дня состоялся повторный визит немецкого врача и некоего генерала. Последний обозвал наших врачей слюнтяями.

Было дано указание, чтобы в больнице составили список на 250 безнадёжных пациентов, которых якобы эвакуируют в Псковскую психлечебницу. Главврач Любимов транслировал это указание подчинённым.

«Избранных» эвакуировали, предварительно делая инъекции препаратов  геоссин и скополамин в смертельных дозах. Уколы делали как немецкие, так и русские врачи и санитары.

Дальше 20 км от Новгорода несчастные не уехали. Борис Ковалёв пишет, что их высадили где-то по дороге на Лугу и уничтожили.

Оставшиеся больные в дальнейшем были предоставлены самим себе и завхозу психбольницы И.П. Моногарову, который стал комендантом Колмова. Он отвечал за питание больных.

В 1942 году на площадях психбольницы немцами был открыт лазарет для военнопленных, которых очень много прибывало из Мясного Бора. Причём известна такая деталь. Когда Моногаров был арестован, одна из свидетельниц его сотрудничества с оккупантами показала: «В 1942 году, числа и месяца не помню, к военнопленным в Колмово приходил немецкий офицер, он был «шефом» над военнопленными. Осмотрев военнопленных, этот офицер стоял с Моногаровым около мужского корпуса больницы и разговаривал с ним. Я в это время также вышла из помещения… и слышала, как офицер Моногарову задал вопрос: «Господин Моногаров, почему вы так плохо кормите военнопленных, ведь у вас есть на складе продукты?». Моногаров ответил: «Господин офицер, это я делаю потому, что для вас стараюсь. Продукты я оставляю для вашей армии»… В результате этого осенью и зимой 1941 года от голода ежедневно умирало от 25 и больше советских граждан».

Несколько слов о Фриде Рабинович. Сергей Витушкин, бывший редактор новгородской «Книги Памяти», писал в статье «Лазарет в Колмово в 1941-1942 гг.»: «Фрида зимой [1941/42 гг.] попала под бомбы советских самолётов, что парадоксальным образом спасло ей жизнь. Когда она выписалась из лазарета, всех евреев Новгорода (и её мать, медсестру зубного кабинета) уже уничтожили. Её взяла к себе, назвала дочерью, крестила и прятала от немцев санитарка Е.А. Королькова. После войны, после смерти санитарки, обратившись в Новгород за справкой из Израиля, она тем самым инициировала причисление Корольковой за спасение еврейской девочки к числу праведников мира в еврейском государстве».

А вот рассказ из «Базы данных Праведников народов мира стран бывшего СССР» официального портала мемориала «Яд Вашем»: «Во время оккупации Екатерина [Королькова] продолжала работать в больнице, которая была превращена в военный госпиталь: в одной его половине проходили лечение раненые немцы, а в другой – советские военнопленные. Однажды Екатерина встретила в больнице восьмилетнюю Фриду Рабинович, дочь своей бывшей соседки и коллеги Мили Рыжик. Фрида была ранена в ногу осколком гранаты... Пока Фрида находилась в госпитале, её мать вместе с другими колмовскими евреями  вывезли в Новгород. Перед отправкой, навещая дочь в больнице, Миля попросила Екатерину присмотреть за ребёнком до её возвращения. Миля Рыжик уже не вернулась домой».

Губернатор Андрей Никитин на своей страничке в соцсетях  написал, что Миля Рабинович-Рыжик погибла в душегубке. Возможно, так и было, но документы о гибели Мили Рыжик пока не найдены***.

*** Обстоятельства и дату её гибели можно лишь предполагать: дочь, Фрида, заполняя «Лист свидетельских показаний», записала так: «1941 ? 1942» - ред.

На первом заседании областного оргкомитета по проведению мероприятий Года памяти и славы  Андрей Никитин напомнил: «Главным смыслом должно быть сохранение и передача памяти о героях, ветеранах, событиях Великой Отечественной войны».   Поэтому мы обратились к данной теме ещё раз.

Геннадий РЯВКИН

Фото в заголовке: Яд Вашем

 

СВИДЕТЕЛЬСТВО:

Из письма Веры Николаевны Фёдоровой (Столяровой) в «Яд Вашем»: 

Екатерина КОРОЛЬКОВА«Вам пишет Фёдорова Вера Николаевна из города Новгорода. Письмо, полученное мной от вашей организации, очень взволновало меня, заставило вновь вспомнить и пережить страшные годы фашистской оккупации.

Вы просите подробно рассказать, когда, от кого и при каких обстоятельствах я впервые услышала историю спасения Фриды Рабинович.

Мне эту историю никто не рассказывал, я сама оставалась с мамой Ольгой Антоновной Столяровой, родной сестрой Екатерины Антоновны Корольковой, в оккупированном Новгороде. И вся наша семья принимала непосредственное участие в судьбе Фриды Рабинович.

Перед войной все мы жили в местечке Колмово, где располагалась психиатрическая больница. Взрослые жители Колмово в основном работали в больнице, в том числе моя мама, тётя Катя (Екатерина Антоновна Королькова) и родители Фриды Рабинович.

Екатерина Антоновна и моя мама Ольга Антоновна работали санитарками в больнице. Мать Фриды работала там же медсестрой в зубном кабинете.

Когда в город вошли фашисты, больных из психиатрической больницы вывезли за город и расстреляли, а в Колмово в больничных корпусах разместились госпитали для раненых военнопленных и отдельно для раненых фашистов.

Мама и Екатерина Антоновна работали в госпитале для военнопленных. Туда поступали раненые, истощённые бойцы, которые были в окружении под Мясным Бором. Сами недоедавшие, мама и тётя Катя делились с пленными последним куском хлеба, т.к. немцы кормили их пустой похлёбкой с кислой капустой.

Нас, девчонок – подростков, немцы заставляли работать в госпитале для фашистов. Когда немцы несли большие потери, поступало много раненых, немцы ходили злые и угрожали нам расправой.

В 1941 году, зимой, когда выпал первый снег, ребятишки высыпали на улицу. Вместе с другими ребятами Фрида играла около своего дома. В этом месте разорвался снаряд. Одному мальчику оторвало голову, другому ногу. Многие получили ранения, в том числе Фрида - её осколком ранило в ногу. Это её и спасло, так как девочку положили в больницу, а в это время немецкие каратели собрали евреев Колмова, в том числе мать и бабушку Фриды, и вывезли их в город, где содержали под стражей.

Миля РАБИНОВИЧ-РЫЖИКОдин раз Эмилии Борисовне удалось навестить Фриду в госпитале. Она со слезами просила тётю Катю позаботиться о Фридочке и сказала, что надеется ещё раз навестить дочь и забрать её с собой. Но больше её никто не видел. Ходили слухи, что евреев уничтожили в «душегубках», специально оборудованных машинах.

Тётя Катя как могла ухаживала за больным ребёнком. С семьёй Рабиновичей они жили в одной коммунальной квартире. Жили дружно, готовили на одной кухне. Тётя Катя в то время жила со своей мамой, моей бабушкой Натальей Матвеевной. У тёти Кати было двое детей – дочь Екатерина Васильевна 1922 года рождения и сын Василий Васильевич 1926 года рождения.

Сына фашисты расстреляли в 1941 году, приняв его за партизана, а дочь в том же 1941 году отправили в Германию.

Из госпиталя тётя Катя забрала Фридочку к себе домой и воспитывала как свою дочь. Иногда, когда тётя Катя уходила на ночное дежурство, она приводила Фридочку ночевать к нам. Когда немецкий патруль приходил с проверкой, Фридочка пряталась под кровать*.

Однажды, когда я шла по улице и держала Фридочку за руку, подошёл немецкий солдат и спросил: «Юдише мэдхен»? («Еврейская девочка?»). Я ответила: «Нет, русская». Поверил он или не поверил, но нас пропустил. Вот так и жили под страхом смерти.

Тётя Катя, чтобы уберечь ребёнка от фашистов, смогла найти православного батюшку и покрестила Фриду, дав ей имя Люба.

Когда в 1943 году к Новгороду подходили советские войска, фашисты стали угонять мирное население из города. Тётю Катю с бабушкой и Фриду отправили в Латвию, а мы с мамой попали в Литву, под город Шауляй, на хутор Йонишкис.

Когда Новгород был освобождён в 1944 году, мы вернулись в Колмово, а немного позднее приехали Фрида с бабушкой (матерью Екатерины Антоновны). А тётя Катя из Латвии поехала в Германию за своей дочерью. Ей удалось её разыскать, и вместе они вернулись домой.

В 1945 году в Новгород приехал дядя Фриды, его звали дядя Фима. Когда он узнал о судьбе матери и сестры, то очень плакал и хотел забрать Фриду с собой в Ленинград, где он жил. Но Фрида поехать отказалась, не хотела расставаться с нашей семьёй. Когда дядя Фима приехал во второй раз, тётя Катя уговорила Фриду поехать, сказав, что дядя сможет дать ей образование и лучше сможет обеспечить её. Ведь Новгород был полностью разрушен, жить приходилось в подвалах. Найти работу тем, кто оставался в оккупации, тоже было большой проблемой.

О своей тёте, Екатерине Антоновне Корольковой, могу добавить, что родилась она в 1900 году, а умерла в 1950 году от рака. Похоронена в Новгороде на Петровском кладбище. Мы, родственники, ухаживаем за её могилой. Дочь Екатерины Антоновны, Екатерина Васильевна, сразу после смерти матери завербовалась в г. Хабаровск. В настоящее время мне ничего о её судьбе не известно...

Я родилась в 1926 году, в настоящее время на пенсии. Адресов других свидетелей сообщить не могу, т.к. в живых почти никого не осталось.

Заканчивая свое письмо, хочу сказать, что меня до глубины души тронула забота, с которой вы относитесь к своим соотечественникам, интересуясь их судьбой, пытаетесь им помочь.... 

5 января 1999 г.»

ОТ РЕДАКЦИИ:

Мы попытались найти могилу Праведницы народов мира на Петровском кладбище. Но чтобы сделать это самостоятельно, нужна изрядная доля везения. Нам не повезло. Поэтому «ННГ» просит откликнуться тех, кто может помочь нам в поисках – например, родственников её коллег.

Обнаружили мы другое. Если  петербургские,  например, кладбища имеют мартирологи, в которых перечислены упокоенные на их территории, и даже выставляют эти списки в Интернете, то старые новгородские кладбища остаются «белым пятном» для горожан, и тем более – для гостей города. Хотя среди туристов, между прочим, всегда хватало таких, кто склонен осматривать скорбные места – по ним можно многое понять об истории и характере города: о том, кого и как он хранит в своей памяти. А на Петровском есть к кому прийти, чтобы поклониться. Здесь упокоены священники, завоевавшие уважение паствы, заслуженный врач РСФСР М.М. Заболотский, скончавшийся в 1941 году, заслуженный врач РСФСР Н.Н. Лебедев (1886 – 1957) - и многие другие люди, оказавшие нам честь называться их земляками.

Стоит знать, что «Праведников народов мира»  на Земле не так уж мало: 27 362 человека. Но на всю Россию этот статус носят всего 209 человек (в Украине - 2 634, в Беларуси - 660). И одна из  209 - новгородка. 

Служитель при Петровском сказал, что имеется журнал, в котором записаны погребённые здесь, но без указания квадрата и номера могилы.  Информационного щита при входе тоже нет. Хотя здесь расположено и воинское захоронение…

Впрочем, может быть,  власти и не хотели бы, чтобы старый погост с так и не восстановленным ими храмом XII века стал местом посещения?

АРХИВНЫЕ ПОДРОБНОСТИ:

В северной части Новгорода, на берегу Волхова находится уголок, которому с течением времени суждено было стать «больничным».

Название Колмово начинает появляться в летописях с XIV века в связи с Успенским Колмовым монастырём у ручья Колмова, «от которого название своё имеет». В истории монастыря были годы благоденствия и годы оскудения, особенно в начале XVII века, когда монастырь был ограблен и сожжён «свейскими, немецкими людьми».

С приходом на новгородскую кафедру митрополита Иова, сподвижника Петра I, начинается расцвет монастыря. В 1706 году  митрополит Иов при монастыре основывает больницу для инвалидов и воспитательный дом для сирот и незаконнорожденных детей - впервые в России.

Митрополит Иов имел обширную переписку, в том числе и с императором. Пётр Первый не обошёл вниманием этой стороны деятельности Иова. И издал в 1715 году указ, чтобы «по его примеру» устраивать в других городах у церковных оград «гошпитали», помещая в них «искусных женщин для сохранения зазорных младенцев, которых матери стыда ради отмётывают в непристойные места, отчего эти младенцы безвременно помирают, а иные матерями умертвляются».

Больничные палаты, трапезную для больных разместили в келиях при церкви Успения.  «В летние месяцы Иов поселялся в монастыре и сам занимался воспитанием «найдёнышей», - писал современник. Наряду с детским приютом при монастыре была открыта инвалидная больница. Так появились так называемые Колмовские богоугодные заведения.

Откуда брались средства? Детский дом Иов первоначально содержал за счёт собственных доходов. Затем царская семья, вельможи присылали деньги, еду и одежду для «найдёнышей». В Колмов монастырь «на вечное поминовение родителей» владыка с особой благодарностью принимал вклады и деньгами, и «коровками». 

В 1783 году Екатерина II издаёт указ,   которым новгородскому губернатору Я.А. Брюсу повелевалось «...в Новгороде больницу, домы рабочий и смирительный построить в опустевшем монастыре Колмове...». Екатерина пожаловала три тысячи рублей на исправление старых построек и строительство новых. 

После введения земства в 1865 году богоугодные заведения были переданы под опеку губернского земства. Здесь появился комплекс построек психиатрической лечебницы. Она считалась одной из лучших в тогдашней России.  Это не была безликая коробка, какие мы наблюдаем в советское время. В декоративном оформлении фасадов архитектор использовал модные в то время мотивы итальянского Ренессанса.  Интерьеры  также не были скучно-казёнными. Просторные холлы (позднее перегороженные) занимали центральную часть.   Это здание богадельни сохранилось, до 1973 года в нём размещалось хирургическое отделение областной больницы. 

За состоянием зданий следили. В 1859 году члены Приказа Общественного призрения и губернской Строительной и Дорожной комиссии осмотрели Колмовские богоугодные заведения.  Состояние их нашли весьма ветхим. Решили деревянную постройку  разобрать и возвести каменное здание. Первый его проект составил губернский архитектор Франц Иванович Гусаковский.  Подрядный договор на строительные работ заключили с отставным инженер-полковником А.Д. Сахановским и новгородским купцом И.В. Ивановым.   

В 1866 году начали строительство и нового каменного дома для умалишённых с немалыми для того времени удобствами:   вентиляция,   ватерклозеты, ванные, душевые... Этого ещё не было в других больницах. 

Одновременно были выстроены два деревянных флигеля на каменных фундаментах.   Сейчас на их месте - девятиэтажный хирургический корпус  областной больницы.

В 1867 году новгородское земство открывает ещё одно благотворительное заведение - дом призрения для умалишённых. Для него перестроили воспитательный и смирительный дома.  В здании были устроены ванны с кранами для горячей и холодной воды, что, как мы понимаем, в то время было большой редкостью. Территорию больницы благоустроили: очистили старый пруд, вырыли новый, разбили два фруктовых сада (деревья   пожертвовал  Юрьев монастырь). Напротив больницы оборудовали купальню. 

В 1880-е годы Колмовские богоугодные заведения перепрофилировали.  Получилось психиатрическое учреждение колониального типа:  городок с комплексом больничных, хозяйственных и жилых построек,   в котором большое внимание уделялось труду больных. Мужчины работали в мастерских, женщины   шили, вязали одежду, неводы, ткали соломенные ковры, шляпы. Больные работали также в огородах, садах, на скотных дворах (17 дойных коров полностью обеспечивали больницу молоком). Этот метод начали внедрять в России в 70-80-х годах XIX века, и Колмовская больница одной из первых в России стала его применять. Популяризатором метода был  врач Бронислав Антонович Шпаковский, работавший в Колмове с 1875 по 1884 годы.

Комплекс постепенно разрастался. В 1892 году  больница могла принимать более 200 пациентов в год. В 1890-е годы некая госпожа Машковцева из Петербурга за свой счёт построила в Колмове  деревянный дом для содержания платных больных.

К началу XX века относится сооружение новых каменных зданий кухни, для неопрятных больных, для проживания служащих.   До нашего времени сохранились все три. Двухэтажное здание кухни, в строительстве которого был использован кирпич от разобранного моста в Бронницах, находится к югу от главного хирургического корпуса областной больницы. Одноэтажный дом для неопрятных больных  расположен к северу от поликлиники, построенной в 1950-е гг.

В начале XX века в больничном городке появились постройки, возведённые из огнестойких материалов: амбар из колотого булыжника, жилые избы, каретник, конюшня, двухэтажное училище им. П.А. Столыпина. В ремонте старых зданий и проектировании новых в этот период принимал участие Владимир Николаевич Кржишталович - директор школы огнестойкого строительства, открытой в Колмове в 1905 году. В строительстве зданий участвовали и больные.

Персонал Колмовской психиатрической больницы внёс большой вклад в создание одной из лучших в России психиатрических лечебниц. Имена врачей Э.Ф. Андриолли, Б.А. Шпаковского, Б.Н. Синани, Н.В. Краинского, А.А. фон Фрикена вошли в историю психиатрии.  Например,   Э.Ф. Андриолли применял такие принципы лечения душевнобольных, как гуманное отношение к ним, занятие посильным трудом на огороде, в саду, в мастерских. Позднее это стало называться социально-трудовой реабилитацией больных.  Действовал принцип добровольности: кто желал, трудился и получал еду сверх обычной нормы. Если в палате больной уходил в свои страшные фантазии, то на поле, в мастерской он подчинялся принципу коллективности и понимал, что здесь каждый зависит от каждого.

В 1906 году А. А. фон Фрикен на заседании губернского Земского собрания привлёк внимание к непосильной нагрузке на врачей. Так как больных насчитывалось 560 человек, на каждого врача фактически приходилось по 160 пациентов.

Нелёгкими стали для Колмовской психиатрической больницы годы Первой мировой войны. В феврале 1917 года  здесь создаётся лазарет для раненых воинов. В   ходатайстве о награждении Владимира Ивановича Духовского, настоятеля Успенской церкви,  говорится:  «Эти несчастные воины, контуженые или парализованные ужасами войны до помрачения рассудка, более жалки, чем просто раненые или убитые (…) Как от врача-психиатра, так и от священника требуется особенное искусство, умение беседовать с ними, требуется особый склад характера и чуткость сердца, чтобы благотворно действовать на разбитые нервы, на больную душу человека, чтобы ободрить унылого, упрочить надежду на выздоровление или усмирить озлобленное настроение».

В годы Великой Отечественной войны  психиатрическая больница с полным составом больных оказалась во фронтовой полосе. Медицинский персонал не оставил своих пациентов.  В «Книге Памяти» сохранилось четыре имени сотрудников, расстрелянных по распоряжению коменданта г. Новгорода капитана Руфо: Николай Афанасьевич Егоров, Михаил Иванович Соколов, Екатерина Николаевна Богданова, Иван Фомич Чумаков. 

В сентябре 1941 г. оккупанты  под предлогом эвакуации вывезли из   больницы около 200 больных, предварительно сделав инъекции препарата скополамин в увеличенной, смертельной дозе.  В процессе расследования дела об истреблении больных Лопанова Марина Дмитриевна и Мыльникова Мария Петровна признались, что они участвовали в операции, и показали: «Немцы-врачи неоднократно заявляли нам, что в Германии после 2-х лет лечения психбольных неизлечимых физически уничтожают. Немцы, а также все мы знали, что 1 грамм скополамина является смертельной дозой для человека». Оставшиеся больные – до 600 человек (в основном женщины) умерли от голода и похоронены на территории больницы.

Всё это можно узнать из материалов расследования по делу  коменданта Колмова Ивана Моногарова, который не только участвовал в уничтожении «путём голода и отравления» больных и советских военнопленных,  но и  «составлял списки на неблагонадёжных по отношению к немцам лиц, участвовал в арестах советских граждан, организовывал обыски квартир с целью обнаружения партизан».   В обвинительное заключение по делу Моногарова факты о его участии в уничтожении больных не вошли: видимо,   следствию хватило и других его преступлений. 

По прошествии десятилетий наметился интерес к   «живой истории». В качестве свидетелей событий стали выступать простые люди. В 2005 году сотрудник государственного архива новейшей истории Новгородской области В.И. Глухова опубликовала воспоминания матери «Колмово в годы оккупации по воспоминаниям очевидца».

«Когда началась эвакуация, по больнице был издан приказ, запрещающий персоналу больницы покидать больных. Некоторые проигнорировали этот приказ и уехали. Мама помнит, что с больными остались врач Ольга Васильевна Передольская (дочь известного новгородского краеведа  -  И.С.), которая впоследствии оказывала жителям оккупированного Новгорода медицинскую помощь, некоторые медсёстры, санитарки. Среди них были моя бабушка Ольга Антоновна Столярова, её сестра Екатерина Антоновна Королькова и брат Алексей Антонович Пензин с женой Марией Николаевной Пензиной. С бабушкой осталась моя мама Вера Николаевна, ей тогда исполнилось пятнадцать лет…».

«Перед эвакуацией была получена зарплата на весь персонал больницы. Деньги тем, кто остался, не выдали, их забрали с собой чиновники, которые уезжали. Эвакуировались на Урал. Жители Колмова с отчаянием наблюдали, как по Волхову проплывают баржи с эвакуированными новгородцами. Последнюю баржу разбомбили как раз напротив больницы…».

«Первыми в город въехали на мотоциклах каратели с металлическими бляхами на груди. Воплощая на деле расовую теорию, гитлеровцы принялись первым делом за уничтожение душевнобольных. Пациентов психиатрической больницы вывезли за город и уничтожили. Некоторые из них догадывались, что их везут на смерть, и выкрикивали вполне осознанные антифашистские лозунги...».

В марте 1945 года, сразу после образования Новгородской области, на территории бывшей  психиатрической больницы была организована областная больница. Для этого  восстановили одно из  зданий, которые во время оккупации были превращены в руины. В остальных домах  проживали сотрудники больницы и около 350 человек посторонних жильцов, которых некуда было выселить в связи с дефицитом жилья в разрушенном городе.

Ирина СЕРГЕЕВА

Фотоснимки из Колмовской больницы военных лет сделаны оккупантами.

 

 

Поделиться: