Чума очумелости

Теперь в России судят уже просто за осмысление процессов. И даже выносят приговоры.

Всё уже было – и журналистов,  блогеров,  просто пользователей соцсетей задерживали, арестовывали, судили, приговаривали, и целым СМИ запрещали работать. Тем не менее, в «деле Светланы Прокопьевой» государство сумело явить обществу кое-что новенькое, оттого этот судебный процесс и стал так заметен.

Красноречие Марса

Раньше в суд попадали, по сути, за неосторожное, неаккуратно подобранное слово. Даже если речь шла о политике или об очень важных персонах, всё-таки – за слово. И коллеги пострадавшего успокаивали себя: дескать, я-то   слова ловчее подбираю, а если не обойтись без острого выражения, без опасного предположения или допущения, расставляю «маркёры» -  выражения, которые в суде позволят мне сослаться на непредосудительность (в полном соответствии с законом) личных оценок, которые я умело не смешиваю с фактами. Не «клевещу», мол, не «умаляю честь и достоинство», а только делюсь ощущениями, и если они возникли – не с меня спрос, а с того, кто подал повод.

Вообще-то это был первый признак наступившей несвободы слова.  Там, где нет места честному, прямому, однозначному выражению, всегда на первый план выходит стилистика. Поверьте мне, я знаю, что говорю: я прошёл школу советской журналистики, журналистики в нескрываемо тоталитарном обществе, и это было время стилистических изощрённостей. Для тех, конечно, кто умел изощряться. А кто не умел – приспосабливался к немоте официальных клише.

Кстати, читателю эти «вопросы мастерства» были, как правило, совершенно безразличны. И тогда, и теперь.

Но в «деле Прокопьевой» не нашлось «неаккуратных» слов и выражений. А если таковые и находили привлечённые к делу эксперты, то экспертизы их при рецензировании оказывались беспомощными или предвзятыми. Следовательно, псковскую журналистку судили не за слово, а за МЫСЛЬ. За попытку рефлексии. Попытку осмыслить происходящее в стране.

То есть – за журналистику как таковую.

В начале 90-х обществу старательно внушали, что истинная и современная журналистика – это производство «голых» новостей. Специально, чтобы никто не замахивался на осмысление событий. Чтобы эти самые «новости» пролетали из уха в ухо гражданина, не возбуждая нейронов в «сером веществе». Не получилось? Значит, будем судить тех, кто пытается пробудить мыслительный процесс у сограждан.

Модным стало судить за «мыслепреступление» - за «неправильную» с официальной точки зрения мысль. В «деле Прокопьевой» пошли дальше и глубже: судили сам мыслительный процесс.

Да это же – цитата из сатиры Салтыкова-Щедрина «Скрежет зубовный»! Там принцип «красноречия Марса» сформирован кратко и ёмко: «Не рассуждать! Руки по швам!».

И спустя небольшое время «Марс» спустился с Олимпа на русскую улицу, вышел на панель в шинели и с «селёдкой» на боку и оказался полицейским надзирателем Очумеловым, чьей образованности и красноречия хватало, чтобы пресечь даже не дискуссию, а простое  словоизвержение мастерового Хрюкина: «Не рассуждать!».

Чеховского «Хамелеона» читал всякий школьник и был обучен осуждать Очумелова. И  вдруг, надевши погоны прокурора или следователя, он сам враз… очумел.

Трибунальная юстиция

Салтыков-Щедрин – вообще «наше всё» и даже «наше навсегда». Все его формулы только крепчают с годами. «Красноречием Марса» он не только современность охарактеризовал, но и в XXI век заглянул, когда погоны вновь стали самым важным элементом государственного устройства.

Характерная и вопиющая деталь: Светлану Прокопьеву судила на выездном заседании коллегия судей Второго западного окружного военного суда. Военного! Не военнослужащего, не комбатанта незаконных вооружённых формирований, не  террористку – а журналистку, гражданское лицо, осмелившееся  рассуждать о природе терроризма. Гражданское лицо, уполномоченное обществом именно что – рассуждать. Это не против законов, но против здравого смысла. Когда правосудие доверено  богу войны Марсу, когда верховенствует  трибунальное правосознание, - это аномально, согласитесь. 

Что дальше? Столыпинщина с её военно-полевыми судами? Почему бы и нет – нас уже сколько лет приучают трепетать перед именем Столыпина, который был, конечно, реформатором России – но и палачом её, очередным «подмораживателем» её духа,  был тоже...

Выступая перед судом, 40-летняя журналистка Прокопьева в футболке с надписью «Мы не замолчим», отстаивала своё право критиковать государство: «пусть лучше будет, в том числе, необоснованная критика, чем не будет вообще никакой».  Тезис верный. Но размышления, за которые её судили, я бы вообще не назвал критикой.

Она всего-то подметила важную деталь: наращивание репрессивной мощи государства и её применение, зачастую непропорциональное, способно лишь провоцировать столь же жёсткое сопротивление со стороны некоторых членов общества.  Так государство «само воспитывает», словами Светланы,  граждан, которые борются с ним.

Это – не столько критика, сколько помощь… государству. Подсказка ему. Повод для государства задуматься.

Так задумались  однажды в царской России благонамеренные присяжные заседатели – и увидели корни  террористического поступка Веры Фигнер. Увидели, что насилие было порождено насилием.  И решили, что карать последствие, не имея возможности покарать причину, было бы законно, но бессмысленно.

Пока государство не оценит трезво, откуда когда-то взялся «кавказский терроризм» и почему страсть к насилию овладевает  юными радикалами даже на самых, казалось бы, долготерпеливых территориях, с этой проблемой оно не справится. Откупиться от неё трудно – есть перед глазами пример. Выжечь её огнём – тоже: начинается цепная реакция наращивания мускульной силы с обеих сторон. Решить её можно лишь в экономической и политической сферах, и желательно – одновременно. А вот пресекая попытки рефлексии, государство само себя лишает шансов выйти из замкнутого круга, внутри которого нарастают агрессивные устремления.

«Дело Прокопьевой», на которое было потрачено столько сил, заставляет меня задуматься, чего именно больше хотят силовые ведомства: победить терроризм – или бороться с терроризмом (а вместе с тем  и с любыми попытками осмыслить  явление, его связи с действительностью).

Это – не одно и то же. Это два разных процесса. Не обязательно взаимосвязанных, между прочим. Потому что победа над терроризмом – это раз и навсегда. А борьба с ним может быть перманентной, растянутой на неопределённый срок. В течение которого на погоны будут сыпаться всё новые звёзды, прибывать звания, оклады и будущие пенсии.

Любопытно, что из-за того же архангельского теракта подозрение в «оправдании терроризма» пало ещё на нескольких граждан. Например, на 44-летнего многодетного фермера Олега Немцева из города Коряжма Архангельской области, которого следствие обвинило в том, что он «придерживается убеждений о допустимости практики терроризма для изменения основ конституционного строя Российской Федерации». Убеждения у фермера, однако, иные. «Я по-прежнему считаю, что 17-летние дети должны заниматься учёбой, работой, - говорит он. -  Всё это случилось лишь потому, что наши государственные органы не выполняют свои задачи. Ведь парень не с бухты-барахты пошёл себя взрывать. Плюс мы, старшее поколение, ведём себя как вата. Видя, что мы ничего не делаем, дети в нас разочаровались. Они выбирают свои пути». Что здесь не так?

«Я считаю, что нужно адекватно бороться с террористами, они есть, - убеждён фермер. -  Но нужно разделять реальную работу против террористов - и против людей, которых за один-два комментария могут на семь лет посадить».

Допустим, Прокопьеву-таки не посадили. Но полумиллионный штраф, плюс оплата экспертиз, некачественность которых можно считать доказанной уже самим «мягким» решением военного суда (плюс натуральная кража государством её личного ноутбука – а как ещё можно расценивать в этой ситуации конфискацию этого орудия труда), трудно считать адекватной мерой. Ведь виновность журналистки в суде так и не доказали. Доказали бы – всё было бы иначе. Это как в анекдоте: «Знал бы, за что – убил бы». Нет, победа здравого смысла не состоялась.

«Марс» вообще здравого смысла чужд. А уж когда находится в кондициях надзирателя Очумелова…

Очумелову главное, чтобы все молчали. Потому что от слов у него голова пухнет.

«Благородные мотивы»

«Именно государственная власть, попавшая в руки циничных и жестоких людей, становится самой страшной угрозой для безопасности граждан, - сказала в своём последнем слове перед судом Светлана Прокопьева. – (…) Репрессии развиваются постепенно. Невозможно предугадать, когда ограничение прав и преследование инакомыслия превратится в концлагеря и расстрелы. История говорит нам о том, что такое превращение возможно даже в самом культурном и цивилизованном обществе - при условии соответствующей государственной политики и пропаганды. Именно поэтому и нужна свобода слова - чтобы вовремя забить тревогу. Нужны независимые медиа, журналисты, оппозиционные политики и активисты, чтобы своевременно сказать правящему большинству: «Ау! Оглянитесь! Вы встаёте на скользкий путь!». Именно поэтому главным и основным объектом критики для СМИ всегда было и будет государство - система власти с аппаратом принуждения, способным стать инструментом массовых репрессий».

Сей глас вопиющего звучал где? Правильно – в пустыне. Может быть, в сердцах «активистов» он и найдёт отклик. Но «правящее  большинство» стоит на своём. Оно жаждет всё новых и новых поводов для репрессий.

Комиссия Госдумы по расследованию фактов иностранного вмешательства в дела РФ – этот аналог  давней американской комиссии Маккарти – успешно завершила поиск «противоправного влияния иностранных неправительственных организаций на подготовку и проведение общероссийского голосования по поправкам к Конституции РФ».  Если ты, читатель, решил «голосовать ногами» или, не дай бог, вообще подал голос против поправок, ты, конечно же, подпал под влияние вражеских агентов. А может, и сам – агент.

Бред парламентских Очумеловых так густ, что не знаешь, какую цитату из этого варева лучше выхватить. Может быть, из прелестного сенатора Алексея Кондратьева? Ему открылось, в частности, что противники путинской Конституции выступали, оказывается  против того, чтобы РФ оставалась в числе «не более 20 стран мира, обладающих полным, а не усечённым суверенитетом». В его 20-ке, наверняка, Северная Корея и Китай, может быть, Венесуэла – а кто, интересно, ещё?

Ещё из последнего слова Светланы: «Преступная политика начинается не с преступного умысла - нет, всегда есть «высокие цели» и «благородные мотивы», типа возрождения величия нации, защиты суверенитета или борьбы с внутренним врагом. Именно поэтому в преступную политику так легко вовлекаются рядовые исполнители, которые просто следуют инструкциям и выполняют приказы».

Печально не то, что  режим насажал в законодательную власть настоящих маккартистов, а то, что он сумел в соответствующем духе воспитать многих россиян. В результате многолетних исследований «Левада-Центр» обнаружил, что в 1994 году 7% его респондентов считали, что «наша страна окружена врагами со всех сторон», а 44% говорили - «зачем искать внешних врагов, когда корень зла – в собственных ошибках». С тех пор число верящих в решающую роль внешнего врага (плюс врага внутреннего) лишь росло, а число их оппонентов, напротив, упало до 16-17%. То есть людей успешно отучили признавать ответственность свою и лиц, избираемых ими во власть. И когда  теперь говорят о качественном отличии  нашего времени от «лихих 90-х»,  придётся согласиться: да, отличие есть. Народ стал хуже. Он стал безнадёжнее в смысле работы над собой. Стал бесперспективнее. Наши маккартисты из законодателей и пропагандистов сделали свою работу.

Первыми в списке агентов, конечно, стоят опять-таки журналисты. И меня ничуть не удивило обвинение Ивана Сафронова в разглашении гостайны и госизмене. Дело  обещает быть не менее интересным,  чем «дело Прокопьевой». Во Пскове обвинения, пусть абсурдные, были хотя бы внятно изложены. А обвинение Сафронова состоит из каких-то загадок.  Центр  общественных связей ФСБ сообщил, что он, «выполняя задания одной из спецслужб НАТО», собирал и передавал чехам сведения о военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации. Маккартисты сами не замечают, что у НАТО нет собственных спецслужб, а о продажах оружия (журналист об них писал) Россия сама ежегодно, в соответствии с международными обязательствами, сообщает ООН, ведущей особый регистр, и тайны здесь быть не должно. А периода работы в  «Роскосмосе», где Сафронов работал в последнее время и к гостайнам причаститься мог, обвинение не касается.  Впрочем, есть в УК РФ статьи, по которым практически не оправдывают.

Вершки и пяди

Репрессий много не бывает – это единственное убеждение Очумеловых, мужественно обороняющих собственные  шинель, шашку и жалованье. Тот же сенатор Кондратьев остро ощутил несовершенство действующего  законодательства, которое почему-то  позволяет  голосовать против инициатив «свыше», да ещё и объяснять, почему поступать следует так. Он уверен, что  в отношении таких действий следует вводить «новые формулировки в правовом поле» - «Надо давать оценку этому (…) как подрывной деятельности внутри страны вплоть до измены Родине».

«Родина» и «Ваше превосходительство» были синонимами и для Очумеловых. Их наследники не поскупятся на «новые формулировки».

Опираясь на перелицованную Конституцию, законодатели готовятся пополнить Уголовный кодекс РФ  новой статьей 280.2 «Нарушение территориальной целостности Российской Федерации», санкции по которой предусматривают лишение свободы на срок до 10 лет и крупные штрафы.

Вообще-то в УК уже есть статья «за сепаратизм» (280.1), которая пресекает не только действия, но и «мыслепреступление» - любой разговор о возможности какого-то субъекта РФ выйти из состава Федерации. Но этого мало: понадобились кары и за  призывы к отчуждению части территории РФ (10 лет тюрьмы «как с куста»).

Что такое «призывы», мы видим на примере  Прокопьевой и других граждан, смевших рассуждать о терроризме. Судить будут за рефлексию. А «привлекать» - за любую формулировку, которая не понравилась Очумелову.

Когда свежая тема присоединения Крыма навязла в зубах, я как-то в сердцах бросил утомившему меня собеседнику: «Да пошёл он, этот Крым…». В курином очумеловском мозгу «пошёл» вполне может  (см. экспертизы по тексту Прокопьевой) трансформироваться в «пусть уходит во вне России». Призыв к отторжению!

Попробуй заметить, что даже в старом марше танкистов пелось не только о том, что мы ни вершка своей земли не отдадим никому,  но и  «чужой  мы не хотим ни пяди», и неплохо было бы это тоже учесть как в Конституции, так и в УК, предотвратив новые внешнеполитические проблемы Отечества, - Очумелов быстро найдёт ответный аргумент. Простой: «Не рассуждать! Руки по швам!».

Жандарм всегда рядом

Некоторые романтики либеральных свобод подмечают, что Россия-де становится или уже стала полицейским государством.

Неправда.

На наших глазах выстроено государство жандармское.

Полиция – это всё же больше по части «хватать и не пущать». И, кстати, всегда найдётся тот, кого хватать и не пущать необходимо с точки зрения общественного блага: хулиган, вор, пьяный водитель.

А вот «Не рассуждать!» - это повеление жандармское. Руки по швам и мордой в землю – это всё прерогативы жандармские.

Незадачливый, не выслужившийся братишка надзирателя Очумелова – чеховский опять же унтер Пришибеев, который лучше народа знал, что народу делать («Нужно спать ложиться, а у них разговоры…»), раскрывал технологию своего служения Отечеству: «Как заслышу какие неподходящие слова, то гляжу на улицу, не видать ли жандарма». В жандармском государстве долго ждать не придётся: жандарм всегда поблизости.  Качественно он, конечно,– тоже Пришибеев  или Очумелов. Все они – родня по духу.

Кстати, происхождение фамилии Очумелов понятно. А какова этимология самого слова «очуметь»? Считается, что выражение родилось после 1771 года, когда в Москве свирепствовала  чума. Очевидцы описывали её жертв как людей с невразумительным выговором – «как у пьяного» - и с  помрачённым сознанием.  Знакомые симптомчики.

Чума очумеловщины ходит по Руси. Заражаются  силовики, судьи, лингвисты, чиновники, политики, многие обыватели, и нет от заразы спасения. То есть вакцина-то известна – демократия и подлинная образованность. Да только в дефиците и она, и желающие привиться.

Сергей БРУТМАН

 

НАШ ЭКСПЕРТ:

Татьяна Викторовна ШМЕЛЁВА,  доктор филологических наук, профессор НовГУ, один из лучших лингвистов России - о «деле Прокопьевой».

«Им приходилось выкручиваться»

Татьяна Викторовна Шмелёва- Я делала заключение специалиста по текстам Прокопьевой полтора года назад, когда было возбуждено ещё только административное дело, а не уголовное. На тот момент два сотрудника какой-то структуры сделали своё заключение, но я его не читала. 

Я утверждала, что это журналистский текст. А журналист, согласно закону о СМИ, имеет право высказывать своё мнение о том, что происходит.  В этом смысле текст Светланы законный, так сказать.  Смотрим на содержание текста.  В нём высказывается суждение о репрессиях и запретах со стороны государства, об обстановке, в которой вырос 17-летний молодой человек, устроивший теракт в Архангельске.   Высказывается мнение, что он не нашёл других аргументов, кроме собственной смерти. Далее Светлана приводит ещё один факт преследования псковского активиста и совсем смешной автобиографический факт, как она ехала на велосипеде, её остановил полицейский, чтобы посмотреть номер на раме, и долго её расспрашивал, наслаждался властью.

Светлана делает  вывод, что государство своим репрессивным режимом лишает людей возможности искать какие-то средства политического активизма. Последняя фраза в тексте вновь возвращается к теракту и звучит примерно так: «надейтесь, что это единственный случай».

Если спрашивают, есть ли оправдание терроризма, значит, я должна сначала представить, как могло выглядеть такое оправдание. Я вижу три таких языковых возможности. Например, «оправдать его можно, в частности, потому...». Это должны быть высказывания, в которых фигурирует предикат «оправдать» или его производные. Второй способ — это утверждения об отсутствии вины: «он не виноват, тут нет его вины» - и всё такое. Третий вариант — косвенное оправдание, когда оправданием выступает положительная оценка, например, если мы говорим, что «это был исключительно благородный поступок». Я перечисляла примеры, как всё это могло выглядеть. В заключении я говорила, что ни одного из этих вариантов оправдания в тексте Светланы Прокопьевой нет. Значит, и оправдания терроризма в тексте нет.  Главный мотив текста — это поиск причин. Прокопьева не только ставит вопросы, но и предлагает свой ответ. Она говорит о том, что у этого поколения, совсем молодого, отняты возможности проявления своей политической активности. Светлана перечисляет: молодой человек не вступил в какую-то партию; нельзя выйти на митинг; сейчас уже даже нельзя выйти в одиночный пикет…

Так я доложила на суде.

- Как вы оцениваете реакцию обвинения и суда на вашу экспертизу? Они пропустили её мимо ушей или всё-таки прислушались?

-  Судья задал мне только анкетные вопросы. Вопросы  задавала сама Светлана. Она говорила:  ей инкриминируют, что она оценивает деяние как высокое и благородное. Я ответила, что этого в тексте не вижу и если кто-то там подобное нашёл, то пусть мне покажут. Потом меня спросила прокурор: «Вы считаете своё заключение единственно верным?». Я ответила: «Да». А что я могу сказать? Про две разные точки зрения? Здесь не может быть двух разных точек зрения - либо есть, либо нет. Это же суд! Говорить про «посмотреть под таким углом или под таким» - это глупости. Я считаю, что моё мнение было единственно верным.

Дальше Светлана задала мне такой вопрос. В тексте не называется фамилия того молодого человека. В тексте он фигурирует как «молодой человек» и «юный гражданин», «подрывник» и «террорист». В одной из лингвистических экспертиз было сказано, что «гражданин» –  это слово высокого стиля и носит характер  положительной оценки. Я же сказала, что в данном случае это почти местоимение.

- Это ведь факт — у него ведь был российский паспорт. Значит он гражданин России.

- Да, именно. Когда у нас в паспорте написано «гражданин» или «гражданка» РФ, то в этом нет никакой оценочности. Не все слова оценочны.

Конечно, я прекрасно понимаю, почему этот текст кое-кому не понравился. Потому что он направлен против силовиков.

- Как вы оцените экспертизы свидетелей обвинения? Насколько я знаю, некоторые эксперты в суде рассуждали о том, что подобные тексты привели к терактам черносотенцев и народовольцев в XIX веке.

- Лингвистическая экспертиза должна работать только с тем, что есть в тексте. Как только начинаются домыслы о том, что могло бы быть, что могло последовать - это уже   не относится к лингвистической науке. Все экспертизы обвинения решают задачку с известным ответом.

- То есть эксперты со стороны обвинения додумывали, а не работали с фактическим материалом?

- Да. Я не знаю, как они работали, но им приходилось выкручиваться. Это всё было очень тяжело слушать.

- Откуда берутся подобные эксперты, которые продают своё профессиональное мнение «товарищу майору»? И какое к ним отношение в профессиональном сообществе?

- Первые эксперты - это просто сотрудники органов. Они находятся на работе, и у них нет специального лингвистического образования. Они инженеры, айтишники. Им дали задание, они его выполняют. При этом выполняют его... в общем, о профессионализме там не может быть и речи. Они не носители лингвистических знаний. 

Были и лингвисты. Я могу только глубоко сожалеть - не потому, что такие «эксперты» помогают следствию. Они дискредитируют лингвистику. И это для меня крайне неприятный факт.

Про Светлану Прокопьеву я могу сказать, что она, конечно, человек невероятной твёрдости. Это вызывает восхищение. Она поступательно доказывала своё право критиковать государство. Теперь Псков стал центром журналистской солидарности. Это при том, что когда возбудили дело, редакторы изданий, где был опубликован текст, сразу же открестились от Светланы.

- Журналистское сообщество, которое встало на защиту Прокопьевой, заявляло, что приговор ей - это приговор журналистике мнений в России. Вы  согласны или это слишком громко сказано?

- Это правильно. Потому что это, в общем, показательное судилище. Но Света не испугалась. А другие - на это рассчитывают силовики - прижмут хвосты и языки. Я думаю, логика у них была именно такая.

Матвей НИКОЛАЕВ

 

МНЕНИЯ:

Власть, пользуясь дырами в законодательстве и податливой, мягко говоря, системой правосудия, устанавливает свои правила для СМИ, но не говорит о них никому. Это помогает нагнетать атмосферу страха, заставляет думающих людей уходить в самоцензуру или вовсе не высказываться. Так у общества отнимают голос, так оно становится немым и бесправным. Наша страна уже это проходила в прошлом веке. Государству нужны безмолвные и податливые. Но нужно ли такое государство людям?

Мы решили спросить у некоторых коллег,  что они думают по поводу инцидентов последнего времени.

Алексей КОРЯКОВ, главный редактор интернет-газеты «Ваши новости»:

- Про дело Сафронова говорить пока трудно: очень мало конкретной информации касательно того, что именно есть у правоохранителей на этого человека. И связано ли это с журналистской деятельностью. А про дело Прокопьевой - легко. Всякий, кто сколько-то им заинтересовался, без проблем нашёл крамольную статью, хотя она - по требованию Роскомнадзора - как бы удалена. Сотни копий гуляют по Интернету. И дают полное представление о том, что именно сотворила журналист. Милейшая статья, тонкая, умная, корректная. Как я писал в своей публикации в «Ваших новостях», «оправдание терроризма» можно было в ней найти с таким увеличительным стеклом, которого в природе просто нет»! Но - нашли. Безусловно, интересна сама природа возбуждения уголовного дела. Поначалу мне, если честно, казалось, что бдительные роскомнадзоровские товарищи просто решили «срубить палку», когда их «датчики» отреагировали на слово «террор». Однако теперь, когда суд  поддержал позицию и Роскомнадзора, и стороны обвинения, впечатление кампанейщины, направленной на обуздание СМИ, становится всё более отчётливым. За последнее время это второе дело, возбуждённое против журналиста, получившее такой резонанс. Первое - дело Голунова. Но если там первоисточником и была профессиональная деятельность журналиста, то её ловко замаскировали под общеуголовное деяние. И если тогда поднялись ВСЕ, то по отношению к Прокопьевой противостояние со стороны представителей журналистского цеха было куда скромнее.

Вообще же регулярно вводимые ограничения  свободы слова (персональные данные, упоминание несовершеннолетних в негативном контексте, проблемы с публикацией фото без согласия изображённого и пр.) - явная тенденция. Работать становится всё сложнее, даже если пишешь правду, правду и только правду. Уничижение свободы слова - оно везде, и в Великом Новгороде, в частности.

Другой вопрос, как в нашем любимом  Новгороде представители журналистского цеха реагируют на притеснения коллег.   Дважды, например, у нас возбуждались уголовные дела в отношении редактора «Русского каравана» Галины Ярцевой по «неуважению к суду». Дела были высосаны из пальца. Кто-то из коллег вступился за Ярцеву? Единственный (пальцем указывать не будем). А в местном  Союзе журналистов об этих историях, похоже, и не знали. Нет, вру: сама Ярцева рассказывала, что обращалась в союз. Реакция - нулевая.   Тем более что Ярцева официально не состоит в его рядах. Ярцеву оправдали, но билась она, считай, в одиночку.

Сейчас в отношении «Ваших новостей» слушаются два любопытных дела. Первое - гражданское. Уголовник Смирнов (приговорён к 18 годам 9 месяцам колонии) предъявил редакции иск на 1 миллион рублей из-за того, что в публикациях он был назван «наркобароном» и «терпилой». Процесс тянется уже больше месяца. Кому-то из коллег интересно? Нет. Второе дело (административное) инициировал славный Роскомнадзор. Предметом придирки стало то, что в одной из публикаций писателя Виктора Смирнова, посвящённой одному из выпусков «Бесогона» Никиты Михалкова, он процитировал мэтра. Мэтр употребляет запиканное слово, Смирнов его воспроизводит с «отточием». Роскомнадзор решил, что это мат, хотя пропуск можно заполнить по-разному. Расшифровка отнюдь неоднозначная, но вот уже месяца два нас гоняют сначала на «составление протокола», а сейчас уже и в мировой суд, где началось рассмотрение административного дела. Кому-то из коллег это интересно? Никому! Отсюда и проблемы в нашем сообществе.

Стас БУТЕНКО, главный редактор Piter.tv:

- Теория о том, что после 1 июля власть дала сигнал «мочить свободную прессу» - это серьёзное упрощение ситуации. На самом деле всё гораздо сложнее, и без теорий заговора. Дела Прокопьевой, Френкеля, Вольтской, Сафронова, постоянный прессинг «Медиазоны» - это и хронологически, и юридически совершенно разные истории. Это каждый раз своего рода публицистическая история, журналистика, перешедшая в жизнь. Серьёзнейший повод для разговора на одну из тем: прозрачность голосования и отношение силовиков к СМИ (дело Френкеля), свобода слова (дело Прокопьевой), дырявое законодательство о гостайне (дело Сафронова) и так далее. С каждой из этих тем стоило бы разобраться по отдельности, так будет больше пользы.

Но всё-таки их кое-что объединяет. Не некая кампания против СМИ, а хронические проблемы нашего законодательства и судебной практики. Что мы видим во всех случаях? Проблему  судебной экспертизы (какую надо - такую сделают), резиновое законодательство (как хочешь, так и трактуй), устаревший «Закон о СМИ», отсутствие гарантий прав журналистов при всё растущей ответственности, минимальное влияние общественных организаций на итоговое решение системы.

А ещё эти дела объединяет ужасная тенденция:  заниматься настоящей журналистикой (расследования, аналитика, публицистика), а не медиатехнологиями,  становится всё сложнее и опаснее. И не совсем понятно - зачем. А ведь обществу нужна именно журналистика: предсказать беду, проанализировать причину ЧП, проконтролировать действия власти… Это самые полезные проявления профессии. Но именно за них-то сейчас и бьют по голове. Как итог, все мы остаёмся на полянке информирования. Журналистам же остаётся держаться друг друга, активнее проявлять общественную позицию, бороться за свои права и либерализацию законодательства, прокачиваться в искусстве «высказаться, но не сесть» и усиливать юридические отделы при СМИ.

Матвей НИКОЛАЕВ

 

Поделиться: