Из глубин
ОН заторопился и, взмахнув букетом, полетел.
ЛЕТЕТЬ ему было недалеко – метр семьдесят сантиметров, не больше.
Хруст букетного целлофана ещё кувыркался по ветру, а он уже приземлился: букет в одну сторону, шапка в другую.
Стали видны проседи и розовая пролысина. На неё, розовую и беззащитную, как детская попка, садились снежные хлопья. Они были размером с пуховое перо – будто оброненное купидоном, пролетающим по своим делам.
Потому что Россия, февраль, лёд, Валентинов день.
ЗИМА – самое неблагодатное у нас время для демонстрации чувств. Оттого – самое подходящее.
Женский день весной – это слишком просто, прозрачно и заставляет говорить пошлости о солнце за окном (а если солнца за окном нет, можно сказать, что его и не надо, раз есть «они», и так далее).
Когда мы только подхватили валентинов вирус, цветы в феврале оставались драгоценны - даже промёрзшая до звона гвоздичка; а спустя три недели они уже кидались на тебя на каждом углу, тротуары были замусорены мимозой, и купить букет было – как взять полхлеба в гастрономе: ни разорительного приключения, ни любовного подвига.
Хочется преодоления.
Теперь, в связи с обилием цветов в любое время года, - хотя бы преодоления сумрака и ледяных колдобин.
ОН ворохался в снегу, как шмель, и две подружки с заледенелыми под ажурным нейлоном коленками, пробегая мимо, хихикнули.
Подружки несли из магазина одинаковые красные сердечки, сердечки были нехрупкие – плюшевые.
Может быть, подружкам было смешно, что дяденька лысый, а – туда же...
А может, я несправедлив, и их веселило то, что они купили одинаковые валентинки своим неодинаковым парням, что обе скользят на льду и падающая хватается за падающую, – словом, обычный девичий смех невпопад: ради удовольствия посмеяться.
ДЕНЬ памяти русских святых Петра и Февронии падает на лето, изобильное и душное.
Говорят, отмечать надо его, а не память Валентина из чужеземных святцев.
Дочь пасечника Феврония излечила князя Петра, он женился на ней, они дружно переносили испытания и так же дружно – день в день - умерли.
Тут много практицизма, но не хватает лёгкости купидонова пера, кувыркающегося по ветру. Не хватает неуверенности в результате, неокупаемости жертвоприношений, игры с судьбой.
ПОМИМО Петра и Февронии, в календаре обязательно должны быть ещё и День влюблённых и День любящих. Иногда это - разные люди.
СЛОВО «флирт» происходит от старофранцузского fleureter: порхать с цветка на цветок.
Тяжёлый шмель клонил бледный цветок, оскальзывался, и снова жадно ввинчивался в жжжёлтую сердцевину, взъерошивал её и снова срывался.
У порхающих – свои проблемы: ветер раскачивает цветы, роса склеивает крылья.
СТОЯЛО изобильное и душное лето. День был жёлт, солнце сквозило даже через дубовые листья, и те вспыхивали молодым весенним огнём.
Соловьи своё отпели, и мы слушали комаров. Комары вились над нами, как купидоны, и пускали стрелы. Звон тетивы не умолкал.
В глубинах травы ещё таилась роса, я смотрел, как солнце передвигает по траве тени. Холодная чернота смывала очертания травы, рядом – на припёке – их испепелял слепой блеск. А между чернотой и белизной дрожала узкая полоска тёплого полусвета, и в нём книга трав читалась отчётливо.
Я видел это поверх её плеча и думал: вот - нелюбовь, вот - любовь, и между ними – влюблённость.
Получалось нарочито, как восьмомартовский тост, но трудно быть оригинальным, дыша в голое женское плечо.
МЫ поднялись из глубин травы – в поту и в волдырях от комариных укусов в самые нужные места, изнеженные ежедневной укромностью, а тут вдруг ставшие доступными.
Раскалённые помидоры грозили прожечь расстеленное под деревьями полотенце: бурые тени залегли под ними, как пропалины.
Из глубин мы поднялись, чтобы утолить другой голод, ещё не утолённый.
Хлеб подсох на солнечной жаровне и царапал размякшие губы. Огурец, кривоватый и напряжённый, был горяч на ощупь, но внутри оставался прохладным.
ОСТАВАЛСЯ прохладным внутри...
ВОТ оно что! Вот почему мне было так весело и прозрачно – как дубовому листу в косом солнечном луче, и дышалось легко, даже сквозь мой дешёвый табак и зной!
Я пока не любил – я был всего лишь влюблён.
Оставался прохладным внутри.
А всё самое трудное ждало впереди.
Сергей БРУТМАН
Фото автора и Александра ОРЛОВА