Из Архангельска с Любовью

20 марта 2016, 11:52 / 0

В XII веке новгородцы основали поселение с монастырём в устье Северной Двины. Спустя четыре века здесь был заложен город Архангельск.

Куда глаза глядят

«По слову Великого Новгорода шли промышленные лодьи во все концы Студёного моря-океана. Лодьи Гостева сына Ивана ушли дальше всех. Гостев оследил нехоженый берег. Тут поставил крест, и избу, и амбары. Учредился промысел, уставился ход лодейный, урочный. Лодьи с промыслом Гостев сам вздымал до Русского берега. В урочные годы допровадит товар и до Новгорода. Отделав дела, пойдёт в соборную божницу кланяться божьей мудрости Софии Новгородской. Да и опять к морю, опять ветры-туманы, паруса да снасти...»

АрхангельскВ глади широкого русла Северной Двины, перекрывшей на западе весь горизонт, отражается жемчужно-перламутровый небосвод, укутывающий заходящее солнце в розовато-бирюзовые простынки облаков. Оно, лишь притушив сияние, до утреннего подъёма должно немного отдохнуть в светлой облачной дымке в эту белую ночь, похожую на день, одну из тех, что длятся на Белом море три летних месяца.

На фоне серебрящегося розоватого заката, который не перерастёт в ночь, показывается носовая часть огромной средневековой лодьи – гранитный обелиск на набережной. Кажется, весь город, как большой корабль, стремится в устье реки, и дальше – к морским просторам.

Время на часах – 00.00, точка отсчёта следующего дня. Здесь, на мысе Пур-Наволок, девять столетий назад началось время отсчёта истории Архангельского города, выстроенного на месте поселения новгородцев и Михаило-Архангельского монастыря, заложенного в XII веке, как предполагают, при архиепископе Новгородском Иоанне. Именно сюда, по древнему поморскому сказанию о Софии Новгородской, изложенному архангелогородским писателем Борисом Шергиным, прибыл новгородец - купеческий сын Иван.

Два дня – слишком мало, чтобы вполне ощутить дух и ритм жизни большого города. Не теряя времени, совершаем ночную прогулку. Идём, куда глаза глядят: за первыми впечатлениями.

Улицы светлы и тихи. Лишь изредка проедет автомобиль, включённые фары которого кажутся совсем не нужными в этой светлоокой ночи, прошуршит шинами велосипедист, к причалу подплывёт моторная лодка, чтобы выпустить запоздалых рыбаков, да по набережной, романтически взявшись за руки, пройдёт парочка молодых людей.

Набережная любого города – его визитная карточка. Если город старинный, не мудрено, что на берегу  обязательно окажутся монастыри или их подворья. Мы идёмАрхангельск мимо строгого старинного, бордово-кирпичного, с белыми витиеватыми каменными оконными арками, здания, бывшего подворья Сурского Иоанно-Богословского монастыря. Чертежи его постройки утверждал сам святой праведный Иоанн Кронштадтский. В лучах солнца золотым слитком выглядит достраивающийся, ещё в металлических лесах, храм с пятью золотыми куполами – Михаило-Архангельский собор. Его воздвигают по инициативе патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который, однажды приехав в город, удивился отсутствию в столице Поморья кафедрального собора. 

На углу набережной Северной Двины и улицы Поморской – бывший особняк купеческой вдовы Екатерины Плотниковой. Обладавшая незаурядным умом и прекрасным вкусом, она занималась самыми выгодными делами – строительством и хлебопечением, первый этаж дома сдавала под кафе и магазины, а второй, жилой, обустроила, повторив интерьеры дворца своей тёзки императрицы Екатерины I в Царском Селе. Настоящим дивом для архангелогородцев стал открытый ею в соседнем здании кинотеатр «Эдисон».

На противоположной стороне улицы современное здание Дворца детского и юношеского творчества, под раздвижным куполом башни которого угадывается телескоп.

Напротив растянувшихся на два квартала Николо-Корельского и Соловецкого подворий, опутанных строительными лесами и сетками, потому что идёт реставрация, на самой набережной – государственный Северный морской музей, рядом с которым мощная пушка петровских времён на колёсах диаметром более метра. А на воде стилизованный пароход-ресторан «Паратовъ». Можно представить, что веселящаяся публика попала сюда прямо с другого судна, фланирующего по фарватеру Северной Двины, - самого старого в России колёсного парохода «Н.В.Гоголь», построенного в 1911 году на Сормовском заводе в Нижнем Новгороде. 

К гранитным бюстам аллеи архангелогородских отцов-мореплавателей,  исследователей Арктики Ивана Папанина, Владимира Воронина, Отто Шмидта, Георгия Седова, кораблестроителя Андрея Курочкина не подобраться: вплотную к ним примыкает рифлёный металлический забор, огораживающий Красную пристань, где проводятся масштабные работы по благоустройству. На площадке пристани, вымощенной красным кирпичом и обнесённой витиеватой чугунной оградой, возвышается на постаменте шхуна «Запад». Огромное трёхмачтовое деревянное судно установлено здесь более 30 лет назад как памятник романтической эпохе русского парусного флота. Шхуна исполнила роль «Святого Фоки» в художественном фильме «Георгий Седов». Правда, былой романтический вид корабль потерял: мы увидели судно без мачт, в плачевном, явно аварийном состоянии. Дождётся ли шхуна реставрации – вопрос: поговаривают, что парусник хотят заменить на постаменте подводной лодкой. 

С ухоженностью зданий классической архитектуры с изящными фасадами и колоннадами порталов диссонирует запущенный Петровский парк, в дебрях которого, проглядывающих сквозь ветшающую ограду, кажется, можно заблудиться.

АрхангельскПарк, которому исполнилось сто лет, был разбит, когда в городе собирались поставить памятник Петру Первому. Тогдашний губернатор Иван Сосновский предложил городскому голове Якову Лейцингеру: «В настоящее время представляется редкий случай приобрести… за ничтожную сравнительно цену статую Императора Петра Первого по модели знаменитого, ныне покойного, Антокольского… Две статуи отливаются сейчас в его парижской мастерской… я обратился в Париж к племяннику покойного скульптора с запросом, не согласится ли он заодно принять заказ на третий экземпляр бронзовой статуи Петра Великого для города Архангельска. На днях мною получен ответ, что означенная статуя могла бы быть изготовлена и доставлена в Санкт-Петербург в трёхмесячный срок за 50000 рублей…».

Памятник был воздвигнут в 1914 году. Бронзовый император смотрит вдаль, не обращая внимания на смешную «клумбу» распушившихся одуванчиков у подножия постамента.

История неоднозначна

У стелы «Жертвам интервенции 1918-1920 годов» ещё раз жалеем о том, что у города до всего руки не доходят. Травяная поросль между плитами, разбитые вазоны, в которых вместо цветов пустые пластиковые бутылки, бумажные обёртки. В городе есть ещё два памятника, посвящённых этой странице истории. Один - в новом многоэтажном жилом микрорайоне, построенном на пустынном болотистом месте, называемом Мхами. На Мхах расстреливали подпольщиков, большевиков и подозреваемых в сочувствии к ним. В полном порядке и другой памятник, который увидим позже, - подлинный английский танк «Марк-5», захваченный большевиками во время борьбы с интервентами и оставленный в центре города по распоряжению Ворошилова.

История всегда неоднозначна. Так же, как и отношение к ней. Как и её описания, зависящие зачастую от политической конъюнктуры. Об этом подумалось у памятника жертвам интервенции. Материалы по истории Архангельска позволяют проследить за поворотами отношений нашей страны с иностранными державами.

Иван Грозный, повелевший в 1583 году двинским воеводам «город делати» на Северной Двине «по росписи и по чертежу», предоставил английской Московской компании право вести свободную и беспошлинную торговлю по всей России, иметь торговые подворья в городах. Но, осознав, что Англия не идёт на военный союз против коалиции европейских держав, с которыми Россия воевала за Прибалтику, царь ограничивает торговые привилегии англичан.

Пётр Первый, спустя 110 лет после начала строительства «крепостицы» Архангельск, основал в городском заречном районе Соломбала судостроительную верфь. ДоАрхангельск победоносного окончания Северной войны царь-реформатор благоволил к Архангельску. По его указу все грузы из Новгорода, Пскова, центральных районов страны могли отправляться за границу только через архангельский порт. В 1715 году у его причалов швартовалось 230 иностранных кораблей. 

XX век внёс в историю города немало трагических страниц. 2 августа 1918 года в Архангельске произошел контрреволюционный переворот. Верховное управление Северной области во главе с народным социалистом Николаем Чайковским «пригласило» иностранных союзников. В город вошли английские, американские, французские солдаты - девять батальонов. 

В трёх портах – Мурманске, Владивостоке, Архангельске – в то время находилось более миллиона тонн военных грузов, поставленных России союзниками в первую мировую войну. Война с Германией закончилась, союзники намеревались вернуть свои грузы и товары. Но хозяйничанье иностранцев оказалось не по нраву даже тем, кто их гостеприимно принял.

Мичман Александр Гефтер, работавший на белогвардейцев, вспоминал англичан: «Они прибыли не для помощи русским, а для овладения богатым районом... Для них безразлично, кто такие русские, с которыми они имеют дело, большевики или нет, - и те и другие должны быть под эгидой английской власти...»

Из мемуаров командующего белогвардейскими войсками на Севере генерала Марушевского: «Англичане держали себя на Севере так, как будто они находились в завоёванной, а вовсе не в дружественной стране».

Оккупация Архангельска продолжалась 19 месяцев…

Не пройдёт и четверти века, как между правительствами СССР и Великобритании будут подписаны соглашения о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии. И в 1941 году, снова в августе, Архангельск примет первый конвой с военными грузами. Его назовут «Дервиш», или «нулевой», последующим присвоят кодовые обозначения PQ – идущим на восток и QP – возвращающимся обратно.

В конце сентября – начале октября 1941 года на конференции в Москве представители трёх держав договорились о военном сотрудничестве. Англия и США обязались с 1 октября 1941 года до 30 июня 1942 года поставлять Советскому Союзу ежемесячно 400 самолётов, 500 танков, зенитные и противотанковые орудия, алюминий, олово, свинец. Советский Союз направлял в эти страны промышленное сырьё.

Просто статистика: за 1941-1942 годы в зоне Беломорской флотилии в 12 конвоях прошло с импортными грузами более 100 иностранных и советских транспортных судов. На них в Архангельск было доставлено более 457 тысяч тонн военных материалов и техники, в том числе около 1360 танков, 1300 самолётов, 9800 автомашин, 10 тысяч тонн каучука. В Англию и Исландию в семи конвоях на 120 транспортах вывезено более 433 тысяч тонн лесных материалов, хромовой руды, магнезита, асбеста, других грузов.

Да, экономическая помощь западных союзников в годы Великой Отечественной войны составила не более 4 процентов от объёма отечественной продукции. Но здесь важно другое. Пример северных конвоев, - где против гитлеровцев рядом сражались английские, американские и советские моряки, тысячи из которых остались в студёных водах полярных морей, - достоин осмысления и доброй памяти.

…Белая ночь перевалила за половину, а мы по набережной ещё не дошли до такой же, как в Новгороде, стелы в честь Города воинской славы, до памятника юнгам, не увидели бронзового тюленя, увековеченного архангелогородцами за то, что благодаря этим морским животным удалось выжить в голодные военные годы. 

Люди и пароходы

- Я так скучаю по гудкам пароходов и звонкам трамваев, - говорит Любовь Борисовна и делает паузу в нашем разговоре.

А я пытаюсь представить, каким было звуковое наполнение  Архангельска, когда по городу бегали трамваи и каждый новый пароход, входящий в бухту, извещал о своём появлении гудком. Пытаюсь представить, каким был город в послевоенные годы, когда здесь в медицинском институте училась моя мама.

Город – это люди. Моё ощущение Архангельска – большого, милого и уютного, гостеприимного – связано с семьёй Бровиных. Сегодня мы с сыном целый день находимся под неустанной опекой Любови Борисовны, её сына Алексея и его жены Елены.

Прогуливаемся по старинному архангельскому району Соломбала. Здесь, на Новоземельской улице, в 1937 году в доме, построенном отцом, родилась Любовь Борисовна. Именно судьба её отца, Бориса Васильевича Иванова, связала нас. Весной 1983 года мы, поисковики клуба «Сокол», отправились в очередной поход под Мясной Бор, и Сергей Котилевский обнаружил останки красноармейца Бориса Иванова. Благодаря поиску в архивах удалось узнать, что он, сержант, воевал в 844-м стрелковом полку 267-й стрелковой дивизии, погиб 2 мая 1942 года. На перезахоронение останков Иванова приехала из Архангельска его семья – жена София Степановна, две сестры, дочь Любовь Борисовна и внук, девятиклассник Алексей. Все мы, «соколята», как говорит Любовь Борисовна, стали родными людьми для её семьи.

Мы узнавали от неё подробности о сержанте Борисе Иванове: «Мой отец работал на «Красной кузнице» (бывшая судоверфь, основанная Петром Первым) слесарем, выполнял точные сложные работы. Мама много рассказывала о нем, он очень любил жизнь, был спортсменом, играл в хоккей, увлекался охотой, рыбалкой, был смелым человеком. Ремонтируя судно со сломанным винтом, мог спуститься в ледяную воду, чтобы устранить поломку. В августе 1941 года, как и многие архангелогородцы, он ушёл на фронт. Мы сначала получали письма с фронта, и эти письма хранятся в семье до сих пор как дорогая реликвия. Он писал: «Сейчас нахожусь у реки Волхов, недалеко от Новгорода. Пока жив-невредим, но смерть может наступить каждую минуту, так что, если останусь цел, то это будет великое счастье». Я до сих пор согрета любовью отца, ведь он в письмах всегда беспокоился обо мне, спрашивал, как там моя Любанечка. Соня, писал маме, береги её, вот я выслал 200 рублей, покупай ей молоко. Последнее письмо получили 4 апреля 1942 года. Я согрета его теплом, я обязана хранить эту память и передавать её».

Тогда, тридцать лет назад, для Любови Борисовны началась и продолжается сейчас её собственная вахта памяти – почти ежегодно она приезжает в Великий Новгород, чтобы поклониться могиле отца в Мясном Бору. Уже нет в живых замечательной Веры Ивановны Мишиной, вдохновительницы клуба «Сокол», для которой Архангельск Любовь Борисовна стала любимицей. Ушёл из жизни Сергей Котилевский. Но Любовь Борисовна продолжает общаться, переписываться с поисковиками «Сокола» Александром Орловым, Валентином Ефимовым, Игорем Куном.

Сейчас она говорит мне: «Война много жизней забрала в нашей семье, все, кто ушёл на войну, не вернулся. Приезжаю в Новгород – снова оживает образ отца, как будто бы ещё больше узнаёшь и приближаешь вот этот живой образ. Ты равняешься на них, тех, кто ушёл, это твой фундамент. В Новгороде встречаюсь с замечательными людьми, сильными, это такое братство, это такая подпитка для меня. Когда съезжу в Новгород, мне ничего не страшно. Возвращаюсь в Архангельск, и мне не хочется жаловаться, ныть – стыдно».

Любовь Борисовна - из удивительной семьи потомственных мореходов, кораблестроителей и ледовых капитанов, историю которой один из родственников проследил до 1603 года. И о своих родных она  может рассказывать бесконечно.

О дедушке Степане Ивановиче Бутакове, возглавлявшем до революции архангельскую лоцманскую службу, арестованном по доносу, расстрелянном в 1927 году и брошенном в прорубь на Двине, у места, где сейчас заложен камень будущего памятника лоцманам - жертвам репрессий. Сюда Любовь Борисовна приходит, чтобы мысленно пообщаться с дедом, реабилитированным в 1992 году. К слову, имя Степана Бутакова носят банка (мель) и остров в Баренцевом море. А у острова Вайгач есть бухта Парохода «Пахтусов», у Новой Земли - банка и залив Парохода «Мурман» - этими гидрографическими судами командовал Степан Бутаков.

О брате Степана Бутакова, Савве Ивановиче, ледовом капитане, которого тень младшего брата «накрыла» спустя десять лет, в очередную волну репрессий в 1937-м. Шестидесятитрёхлетний брат «врага народа» был арестован, сослан в Воркуту, где умер. 

О бабушке Юлии Николаевне, жене Степана Ивановича, которая вместе с семерыми детьми в бедности жила до полной конфискации имущества в доме Саввы Ивановича в Лявле, деревеньке под Архангельском, подаренной некогда новгородской Марфой Борецкой Николо-Корельскому монастырю. О том, как она, пережив вАрхангельск 1927 году смерть мужа во время «красного террора», через семь лет, в 1934-м вместе со старшей дочерью попала в Кремль, на торжественный банкет, который давал  Сталин в честь участников экспедиции парохода «Челюскин». Николай Бутаков, сын Юлии Николаевны и Степана Ивановича, которого, не убоясь последствий, ещё пятнадцатилетним мальчишкой взял к себе на корабль полярный капитан Владимир Воронин, друживший со Степаном Ивановичем, вместе с ним был и в числе «челюскинцев». Двадцатипятилетний Николай Бутаков как участник экспедиций был награждён орденами Красной Звезды и Красного Знамени. Бабушка, вспоминает Любовь Борисовна, всегда была молчаливой. Доброй и молчаливой. О деде в семье не говорили. А один эпизод Любовь Борисовна не забудет никогда: как Юлия Николаевна, когда умер Сталин, молча, как всегда, сидела у печки-«голландки» и швыряла в огонь маленькие томики произведений вождя в кожаных переплётах, которые были подарены каждому участнику экспедиции.     

Об Анне Андреевне Чагиной, прабабушке, которая, заменив мужа после его смерти от простуды, стала смотрительницей Белой башни – маяка на острове Мудьюг в Белом море. Мужественная «царица острова», так её прозывали, перерезала провода, чтобы спасти маяк, заминированный «красными» перед отступлением во время интервенции, потому что понимала – взрыв разрушит не только стратегический объект, но и весь остров, с жилищами людей. Она умерла в 1945-м и всю жизнь боялась, что советская власть припомнит ей совершённое.

О своей маме, Софии Степановне Ивановой, чертёжнице конструкторского бюро «Красной кузницы», делавшей чертежи для переоборудования пассажирских судов в военные, участвовавшей в ходовых испытаниях эсминца «Карл Либкнехт», проектировавшей для фронта аэросани, награждённой медалями «За доблестный труд во время Великой Отечественной войны» и «За оборону Заполярья»…

Архангельск…На территорию «Красной кузницы» попасть не удалось – на проходной  объяснили, что нужен специальный пропуск. Но позже во время водной прогулки по Северной Двине на катере Алексея Бровина мы проплыли вдоль заводских доков. Их опознавательным знаком для нас послужила возвышающаяся над всеми судами у причалов надстройка салатного цвета стоящего в одном из доков на ремонте нефтеналивного танкера «Индига» - корабля высотой с шестиэтажный дом.

Надо сказать, что оба сына Любови Борисовны тоже занимаются морским делом. Старший Сергей – капитан дальнего плавания, Алексей – механик. Оба уходят в море надолго - на полгода и более.

Про Архангельский порт Алексей добавляет: сюда заходят большие круизные суда, с Багамских островов, из Новой Зеландии, Германии, Великобритании, Соединённых Штатов. Русло Северной Двины – сложное, поэтому лоцманы здесь всегда были в цене.

Нам показывают двинские острова, их очень много. На Пустоши до сих пор стоят дома-крепыши, добротные, с высокими окнами – здесь жили лоцманы, которые служили ещё до революции. «Лоцмана зажиточные были, грамотные, знали несколько языков, видите ли, кто с морем связан, у того культура выше, из-за границы что-то черпают, общение обогащает человека», - рассуждает Любовь Борисовна.

Продолжаем гулять по Соломбале. Любовь Борисовна, несмотря на свой 78-летний возраст, бодра и энергична, и как настоящий гид, продолжает знакомить нас с достопримечательностями острова.

Вот бывшие казармы, здесь жил флотский экипаж. А это англиканская церковь, старая, постройки года 1800-го. Тут была самая большая гавань, и больше всего Архангельскстояло судов. Моряки сходили на берег, угощали детишек жвачкой. По-разному одетые, французы в одних беретах с помпонами, англичане в других, но все дружелюбные. Об этом Любови Борисовне рассказывала мама. На берегу долгое время потом находили иностранные монеты. А вообще в Соломбале было много улиц, обозначающих торговые связи города, - Английская, Шотландская, Норвежская, Французская, Шведская, Бременская, Гамбургская, Американская, Прусская, Датская, Ирландская.

А на этом месте, на набережной Георгия Седова, стоял дом, где гидрограф и исследователь жил со своей женой, пока готовилась его  экспедиция к Северному полюсу. Тогда шёл 1912-й год. Ещё оставалось много времени до 1914-го, когда практически одновременно в полярных льдах затерялись сразу три экспедиции – Георгия Седова, Владимира Русанова и Георгия Брусилова. Ещё было далеко до трудных и безуспешных их поисков. До первого использования в этих целях полярной авиации. А пока полярные капитаны могли общаться, бывать в одних и тех же местах. Например, на знаменитых вечерах у известного инженера, общественного деятеля Петра Герардовича Минейко, чей дом был центром культурной жизни Архангельска. Здесь полярный лётчик Ян Нагурский танцевал мазурку с дочерью Минейко Ксенией.

О Ксении Петровне Гемп, в девичестве Минейко, легенде современного Архангельска, знавшая её долгие годы Любовь Борисовна тоже может рассказывать много и восхищённо.

«Ломоносов в юбке»

- А вы свою родословную знаете? Как глубоко? До какого колена? – тоном строгой учительницы спрашивает Татьяна Владимировна.

- До прабабушек и прадедушек знаем, - отвечаем с сыном, как на экзамене.

- Мало! – констатирует  «экзаменатор». –  Обязательно закажите в архивах такие исследования.

- Хватит, гости дорогие, разговаривать, - Любовь Борисовна вносит в комнату и ставит на  стол  дымящийся суп.

Поморское гостеприимство – неотъемлемая и естественная черта жителей Севера. Поэтому ничего удивительного не находим в том, что, зайдя за Любовью Борисовной и Алексеем, чтобы отправиться на очередную прогулку, попадаем на импровизированный званый обед. Любовь Борисовна быстренько зазывает в гости своих подруг – Тамару Павловну Позднякову, эколога, которая работала в полярных экспедициях и на метеостанции, и Татьяну Владимировну Зеленину, директора музея городской художественной культуры, входящего в состав областного музейного объединения «Художественная культура Русского Севера».

АрхангельскСегодня в областном историко-краеведческом музее «Архангельские Гостиные дворы» выходной день, и поэтому нашу культурную программу на последние несколько часов, оставшихся до отлёта в Санкт-Петербург, «верстает» Татьяна Владимировна, на попечении которой, вообще-то, сразу два музея – областная картинная галерея, расположенная в бывшей купеческой усадьбе Екатерины Плотниковой, и «Музей художественного освоения Севера» с собранием картин XIX-XX веков замечательного архангелогородского художника Александра Борисова.

Она по телефону даёт наставления своим сотрудницам по поводу экскурсий для нас и просит подарить нам её книгу. Забегая вперёд, скажу, что мы с удовольствием будем бродить по залам купеческого особняка, любоваться его интерьером, двумя десятками оригинальных изразцовых каминов и, конечно, прекрасным собранием картин русских художников. А чтобы увидеть творчество Борисова, попадём в настоящий арктический дворец, где слышен шум ветра, студёное море борется с айсбергами, а на стеклянных плитах пола, кажется, можно поскользнуться, как на льду, – чего только не придумают дизайнеры... Каждому из нас будет вручён милый, прекрасно оформленный сборник «Ёлка моего детства» с фотографиями и воспоминаниями жителей города о самом любимом празднике.

Нашу компанию в доме Любови Борисовны дополняет Крис – ирландский сеттер, с длинной, шоколадного цвета, шерстью и умными грустными волоокими глазами. Он кладёт голову мне на колени и заглядывает в глаза, намекая на вкусности на столе. Ну, извини, Крис, не могу я ослушаться твоего хозяина Алексея: у тебя режим.

За фирменным поморским блюдом – тресочкой, запечённой с картошкой, приготовленной Алексеем, за чаем с блинами, морошковым и черничным вареньем мы разговариваем обо всём.   

Я больше узнаю этих женщин и любуюсь ими. Им за семьдесят или под семьдесят. Они энергичны и полны оптимизма. Они - представительницы дружного коллектива, своеобразного интеллектуального архангелогородского клуба, образовавшегося много лет назад вокруг Ксении Петровны Гемп, замечательной жительницы Архангельска, почётного гражданина города, как утверждают наши собеседницы, женщины, обладающей энциклопедическими знаниями и являющейся образцом аристократизма.

Продолжив традицию, заведённую отцом, Петром Герардовичем Минейко, она собирала у себя по средам, если не находилась в очередной экспедиции или Архангельсккомандировке, интеллектуальное сообщество Архангельска. Можно представить, сколько было встреч в «салоне» Ксении Петровны, если учесть, что из жизни она ушла в возрасте 103 лет.

Ставшую легендой, её в Архангельске называли «Ломоносовым в юбке» не только за то, что она, уже в достаточно зрелом возрасте, в один из отпусков, повторила путь Ломоносова из Холмогор в Москву. Это не удивительно, ведь на восьмом десятке лет она, работая с командой  научно-исследовательского судна «Тунец», первой из женщин в нашей стране погрузилась в батискафе на 90-метровую глубину в Белом море у Соловецких островов. К  «хранительнице Севера» не раз обращались за советами реставраторы Соловецкого монастыря.

Можно удивляться её познаниям и увлечениям. Биолог, гидролог, географ, историк, писатель, этнограф, фольклорист, лексикограф, музыковед – это всё о ней. Многочисленные труды и публикации по истории, искусству и этнографии Севера, созданные на основе материалов, собранных в научных экспедициях по территориям Балтийского, Белого, Баренцева морей, Заполярья, собрание поморских лоций XVIII века «Книга мореходная», книга «Сказ о Беломорье», которую академик Дмитрий Лихачёв назвал грандиозной картиной поморской и крестьянской культуры Русского Севера, уникальный «Поморский словарь», статьи о Ломоносове, Фёдоре Шаляпине, с которым она встречалась, – можно бесконечно перечислять оставленное ею научное и литературное наследство.

Интереснейший факт есть в её биографии. Ксения Гемп самостоятельно овладела профессией альголога и профессионально занималась исследованием подводного мира Белого моря. «Начальник водорослей» опубликовала более семидесяти научных работ, возглавляла водорослевую лабораторию Института промышленных изысканий. В 1942 году её направили в блокадный Ленинград. Там по её технологии на мясокомбинате перерабатывали запасы морских водорослей, ламинарии и анфельции, сохранившиеся с довоенных времён, чтобы из этих даров моря готовить супы, каши, котлеты, лепёшки, спасшие в итоге от голода тысячи ленинградцев. За этот труд в 1944 году Ксению Гемп наградили медалью «За оборону Ленинграда».

Кстати, северную анфельцию Ксения Петровна позже «поселила» в Чёрном море. А китайцы за секреты по искусственному разведению водорослей, которыми она поделилась, присвоили ей звание почётного доктора Академии наук КНР.

Любовь Борисовна подарила мне видеозапись с празднованием 100-летия Ксении Петровны Гемп. Совсем не помпезное торжество в маленькой квартире. Ксения Петровна сидит с гостями в тесном кругу за столом, в профессорской мантии и шапочке, и с юмором отвечает на бесконечные приветствия приходящих.

Она ушла из жизни семнадцать лет назад. Созданное ею интеллектуальное братство продолжает общаться.

«Я одиннадцать лет общалась с Ксенией Петровной в её доме, - рассказывает Любовь Борисовна. – Теперь эстафета собирать друзей перешла ко мне. Нет, каждую среду мы не собираемся, но дважды в год обязательно принимаем гостей, много людей интересных приходит, угощаем поморскими пирогами и блюдами, всё сообща…»  

- Если успеете до отъезда, обязательно зайдите в музей Степана Писахова. Великолепный художник, прекрасный писатель, философ, а в жизни одинокий несчастный человек. Он, и Шергин, и Борисов – это гордость Архангельска, как и Ломоносов, - напутствует нас Татьяна Владимировна.

Двое с Заповедной улицы

Улица Чумбарова-Лучинского, протяжённость которой не превышает 800 метров, по длине, конечно, уступает многокилометровым городским магистралям – Архангельскнабережной Северной Двины, проспектам Ломоносова, Новгородскому, повторяющим своими очертаниями полукружие береговой линии, да, наверно, и сотням других архангелогородских улиц. Но это не умаляет её ценности. Это уникальная пешеходная улица, которая превратилась в музей городской архитектуры, архангельского деревянного градостроительства XIX - начала XX веков.

Проект пешеходной улицы, которую в городе называют Заповедной,  осуществляется с 1983 года. Здесь отреставрированы, сюда перенесены из других районов города или вновь воссозданы деревянные дома, в которых жили архангелогородцы более ста лет назад. Их уже более 40. Архитектура архангельских домов особенная. Они, в основном, двухэтажные, высокие, первый этаж обязательно высоко поднят над землёй, чтобы защитить жильё от речного холода, чердачные помещения оборудованы специальной комнаткой – «вышкой». Говорят, что нигде в мире не встречается такое, как в архангельских домах, крыльцо – двухэтажное, как стоящий на боку рояль, с изогнутой крышей, напоминающей по форме парусник, его огороженная лестница вынесена за пределы дома, что экономит жилую площадь и сохраняет тепло в жилище. Двухэтажный дом обычно строился на одну или две семьи, на первом этаже часто размещались лавки, конторы или мастерские.

Любоваться можно каждым зданием: с необычными эркерами или богато украшенными резными наличниками, декоративной обшивкой, с крытыми балкончиками, заменяющими навес над центральным входом. Одно из них, построенное в 1901 году, было спроектировано Петром Герардовичем Минейко. Его сразу же признали красивейшим в городе. На углу здания –Архангельск закрытый балкон с шатровой башенкой, как в северных крепостях. Архангелогородцы дивились новшествам этого дома - зеркальным стёклам и механическим затворам в окнах. 

Логично, что на Заповедной улице, ставшей символом самобытной неповторимости Архангельска XIX – начала XX веков, располагаются памятники двум его замечательным жителям, которые могут служить символами его культурной и духовной жизни, символами любви к Русскому Северу, -  художникам, писателям-сказочникам Степану Писахову и Борису Шергину.

Случайно или по каким-то обстоятельствам, продиктованным планами застройки и расположения скульптур, их памятники оказались на противоположных сторонах улицы и на достаточном отдалении друг от друга. Писатели, схожие во многом, пережившие исторические изломы на переходе двух нелёгких веков, знатоки и проводники русской словесности, кого архангелогородцы, учитывая вклад в культурное наследие, ставят в один ряд с Михаилом Ломоносовым и Фёдором Абрамовым, в творчестве были соперниками.

Степан Писахов изображён в виде смешного большеносого, со свисающими усами, приземистого старичка, в долгополом пальто и шляпе с примостившейся на ней чайкой (птица, увы, уже в который раз похищена вандалами), с авоськой, из которой проглядывают рыбины - любимая северянами треска, с кошкой, которая, понюхав валерьянки (имел писатель такую привычку – носить с собой пузырёк лекарства, чтобы приманивать кошачье сословие), прижимается к ноге писателя.

АрхангельскФигура Бориса Шергина в виде босого сказителя, с ликом святого,  как бы парит над миром, каким он его видел и изображал: у его ног море-океан, в волнах которого и средневековые лодьи с парусами, и затерянные островки, и деревянные церквушки с куполами и крестами, и деревенька с пристанью, и парящие над этим простором птицы счастья. 

Обе работы скульптора Сергея Сюхина замечательны, на мой взгляд, по той причине, что передан именно дух, внутреннее состояние его персонажей. Пусть ошибусь в своих предположениях, но прижизненные «маски», безобидное лицедейство, некоторая мистификация, намеренная трансформация собственного образа – в этакого городского старичка-лесовичка у Писахова и в былинного сказителя у Шергина – нужны были им обоим, чтобы просто выжить в нелёгкие времена, сохранив главное – собственное достоинство и возможность творить. Оставаясь немножко «над миром», отстранёнными от повседневной суеты, без чего невозможны настоящие художники и философы. 

Нет сомнения в том, что писаховский сказочный враль Сеня Малина и шергинский предприимчивый холоп Шиш Московский, вобравшие мудрость и юмор народные, сродни авторам.

Если Заповедная улица отсылает нас в XIX век, то её персонажи, Писахов и Шергин, своим творчеством, своими изысканиями, - в глубину веков, к истокам Русского Севера.

«Моё упование в красоте Руси», - говорил Борис Шергин.

«Когда «открыта» была новгородская икона, отошли в сторону музейно-ювелирные представления о древнерусской живописи, существовавшие в России, скажем, до выставки древнерусского искусства в 1913 году… И вот точно завеса упала с глаз: увидели и удивились. Увидели искусство как бы с другой планеты. Искусство светлое, широкое, «простое», но как бы искусство иного мира, даже иного народа. Четыре столетия, отделяющие нас от XIV-XV веков, веков расцвета русской культуры, чрезвычайно изменили характер художественных восприятий народа», - пишет Шергин.

И сам посвящает свою жизнь, своё творчество тому, чтобы «в непосредственности и подлинности» рассказать о делах и жизни людей, носивших у сердца новгородскую икону, лик которой «выдвинулся из глубины веков» - мореходах, кормщиках и корабелах. Героями его былин и сказаний стали «новгородцы и дети их, архангельские поморы», которые «науку мореплавания называли «морское знание», а судостроение обозначали словом «художество».

Делаю для себя открытие: оказывается, Степан Писахов однажды посетил Новгород. Удалённый в 1905 году из Санкт-Петербургского училища технического Архангельскрисования барона Штиглица, как он сам говорил, «за протест против самодержавия», Писахов подвержен метаниям, готов даже уйти на русско-японскую войну. Но отправляется в Арктику, куда в течение последующей жизни совершит десятки путешествий, только на Новой Земле побывает шестнадцать раз, будет участвовать в поиске экспедиций Седова и Нобиле. Но до этого направляется в Новгород, к Василию Степановичу Передольскому, краеведу и археологу, основателю Новгородского общества любителей древности и частного музея.  

Исследователь творчества Писахова Александр Горелов пишет: «От общения с Передольским в жизни будущего сказочника протянется путь к глубинным селениям Печоры, Мезени, Пинеги, Онеги, куда он отправится в поисках сокровищ национальной культуры и где ему удастся осязаемо ощутить ХIV, ХVII, ХVIII века русской истории. В 1910 году с натуры будет написан этюд, а затем и картина «Место сожжения протопопа Аввакума в Пустозерске». Сотни акварелей Писахова запечатлеют в предреволюционные годы известные и затерявшиеся по всему поморскому, лесному северу памятники древненовгородской, архангельской архитектуры. Местные жители настежь распахнут свои сердца перед человеком, который благоговел перед народной рукотворной красотой».

Побывав вместе с земляками на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, открывшейся в Москве 1 августа 1939 года, Степан Писахов делился впечатлениями с журналистом, редактором журнала «30 дней» Павлом Безруких:  «Жаль, что колхозницы-землячки не в своих старинных костюмах. Одели бы алые штофники, парчовые коротеньки, рубахи с белыми рукавами – лебедиными крылами, золотые, жемчужные повязки, повойники, шитые золотом, да шали цветные старинные. Тогда Мезенки, Пинежанки шли бы по выставке старой Русью времён Вольна Новгорода».

Кто мы такие? Откуда мы родом? На эти вопросы можно найти ответы у Шергина и Писахова, которые, будучи знатоками истории северного края, местного фольклора и говора, выполнили главную свою миссию -  «талантливых отразителей» богатой национальной культуры и мощной природы.

Новгородцы, пишет Шергин, были не худого о себе понятия, если даже хозяйственную свою статистику поручили вести божеству:

«...В смятении ума стоит Гостев у кормила лодейного: «Кому надобны неиссчётные вёрсты моих путеплаваний? Кто сочтёт морской путь и морской труд?».

…Перед глазами бескрайнее море, волны рядами-грядами. И видит Гостев: у середовой мачты стоит огнезрачная девица. У неё огненные крылья и венец, на ней багряница, истканная молниями. Она что-то считает вслух и счёт списывает в золотую книгу.

- Кто ты, о госпожа? – ужаснулся Гостев. – Что ты считаешь и что пишешь?

Девица повернула к Гостеву своё огненное лицо. Ответ её был как бы говор многих вод:

- Я премудрость божья, София Новгородская. Я считаю вёрсты твоего морского хода. О кормщик! Всякая верста твоих походов счислена, и все пути твоих лодей исчислены и списаны в книгу жизни Великого Новгорода…»

София Новгородская помнит всех своих подопечных и их дела.

А мы, новгородцы?

Наталья МЕЛКОВА

Фото: Георгий МЕЛКОВ

Смотреть фоторепортаж

 

Поделиться: