Галопом по Европам: Люнебург, или Кошки есть, их не может не быть!

В рыжем стиле 

Мало того, что оба города - ганзейские, так ещё и воды их, как видите, издают похожие звуки. Поневоле начнёшь сравнивать...

Привычный облик Старого Света определяется фахверком: такой строительной конструкцией, в которой каркасом служат деревянные балки, удерживающие глинобитный материал. Чаще - саман, как в южной России.

Очень декоративно, между прочим.

Вот и в Старом Люнебурге дома фахверковые. А Новгород - весь являет собою фахверк: между опорными элементами древних храмов - безликие хрущобы. Словом, какой-то бут, строительный мусор.

Правда, Люнебургу во Вторую мировую повезло больше.

Здесь, кстати, покончил с собой рейхсфюрер Гиммлер. Гиммлер капут, а город - нет. Побомбили его союзники слегка, по окраинам, а потом военный комендант, жалея жителей, выехал в лес на конспиративную встречу с британцами и там подписал с ними собственный акт о капитуляции.

Результат: при общей площади в 70,34 квадратных километра исторической частью Люнебурга - аутентичной и целостной - можно считать, пожалуй, пятую часть его территории.

Какая часть 90-километровой территории Великого Новгорода может быть охарактеризована так?

Разница в 97 лет (Люнебург впервые упомянут в летописях в 956-м) для городов, чей возраст перевалил за тысячу, несущественна. А вот облик разнится значительно.

И дело, к сожалению, не только в последствиях войны. Но и в том, что мы всё ещё не сумели их преодолеть. Не только денег не хватило, но и явно чего-то ещё.

Помнится, на заседании Консультативного совета при губернаторе Митине глава области спросил у собравшихся: в чём он, специфический стиль Великого Новгорода, который нельзя нарушать? Какого стиля должен придерживаться застройщик?

Вразумительного ответа не прозвучало.

Вот у Люнебурга действительно есть свой стиль. Может быть, не столько индивидуальный, люнебуржский, сколько присущий средневековой Европе вообще. И поддерживаемый самим образом жизни в европейской провинции, где перенаселённые многоэтажные муравейники не в почёте. Но он есть. Горожане чувствуют его, знают, соблюдают, даже когда начиняют старинные дома благами цивилизации.

Обаяние этого стиля так сильно, что, окидывая взглядом город с самой высокой его точки, долго не замечаешь непременные стекло и бетон. Растворились в красном кирпиче и рыжей черепице... 

Превращение сельди в селёдку

Чтобы не слишком печалиться, я твёрдо решил, что сравнивать Люнебург с Новгородом не стану. Подумаешь - фонетическое родство водоёмов... На самом деле провинциальный немецкий город - родня нашим Старой Руссе или Сольцам: веками он жил за счёт солеварен.

Люнебуржцы не только экспортировали соль - сюда от гамбургского порта по знаменитой Эльбе и незнаменитой Ильменау в Селёдочную гавань везли морскую рыбу свежего улова. По-русски какая разница между «сельдью» и «селёдкой»? Сельдью мы привыкли называть то, что ловится в море, а селёдкой - то, что вылавливается из рассола. Вот в Люнебурге и превращали сельдь - в селёдку. Это была важная статья доходов.

Город даже завёл у себя Музей селёдки. Демонстрирует там чучело некоей рыбины рекордных размеров.

А на Ганзейских днях копия вывески этого музея - здоровенная селёдка, крашеная в жёлтое, как битловская «йеллоу субмарин», всплывала где ни попадя - как будто именно она, а не синий герцогский лев и не белая нижнесаксонская лошадка, является историческим гербом города.

Я, допустим, в  такие чучела не очень-то верю - после знаменитой истории в книжке Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки», где чудо-рыба оказалась фаянсовой безделушкой. Но с селёдкой как раз связана главная городская легенда. По крайней мере, самая оригинальная из городских легенд. Она утверждает, что Люнебург - пространство, свободное от кошек. 

Есть в Люнебурге страшный пруд...

Видите ли, в 1593 году местные кошаки устроили бунт, невесть чем вызванный. В историю событие вошло как «кошачье бешенство». Всё мяукающее население (говорят, числом пятьсот) вдруг сорвалось с места, кинулось стаей на пристань и там сожрало (а «что не съило, то понадкусывало», то бишь безнадёжно попортило) всю партию свежей сельди, разорив горожан к чёртовой матери.

Бешенство - оно заразно. И взбешённые люнебуржцы, тоже сбившись в стаю, отловили всех разорителей (числом, напомним, пятьсот) и утопили вредителей  рядом с местом их преступления.

Между прочим, это - одно из очаровательнейших местечек Люнебурга. Говорят, в народной топонимике оно значится до сих пор, как Кошачий пруд. Но таблички соответствующей я не обнаружил. Берега пруда густо уставлены столиками открытых кафе, посетители которых, видимо, не знают, что здесь произошла кошачья мокрая гекатомба, и без всякой скорби потягивают пиво и капучино под шум запруды. А также крошат сдобу оккупировавшим воды уткам, которые наслаждаются жизнью и булочками, тоже не думая о кошачьей опасности.

Никакой опасности нет, потому как в 1593 же году в городе был издан закон, запрещающий держать в городе кошек. Якобы, действующий до сих пор.

В закон подобный я поверил не больше, чем в чучело легендарной селёдки. И поклялся, что кошек в Люнебурге найду.

Кошки есть, их не может не быть. Особенно в городе, на карте которого есть Katzenstrаsse - то есть Кошачья улица. Даже с соответствующей табличкой, в отличие от одноимённого пруда. 

В стране собакошек 

Признаться, это была нелёгкая задача. Отчасти - потому, что кошка вообще не считается «немецким» домашним животным. Тут вам не Великобритания, где кошка, как известно из английского фольклора, имеет особые права при королевском дворе. Я читал, будто немцы вывели единственную породу усатых, да и та носит чисто собачье название - «немецкий рекс». И что многие немецкие собаки жизнь свою проводят в полном неведении о существовании такого привлекательного исторического врага, как кот.

Последнее, уверен, - чистая правда. Потому что бездомное животное в европах -  ЧП.

Отсутствие ничейных или просто слоняющихся по подворотням кошек особенно усложняло задачу. Не ворвёшься же в квартиру к бюргеру с требованием предъявить его Katzе!

И всё же развеять миф о застарелом котоненавистничестве люнебуржцев удалось.

Во-первых, было обнаружено существо, похожее на кошку - на очень хорошо откормленную кошку - которое деловитым шагом возвращалось с лёгкого променада в кафешку, к которой, видимо, приписано. Причём - буквально в двух шагах от злополучного места древних преступления и наказания.  На кис-кис незнакомых иностранцев существо, естественно, даже не обернулось. Кстати, хрен его знает, как надо обращаться к немецким кошакам.

Во-вторых, в одном из городских окон было обнаружено сразу два представителя этого гордого племени. Тоже сытых и неестественно-чистых. То, что окно было открыто явно ради их удовольствия демонстрировать себя, и то, что самих их - чёрного и белую (белого и чёрную?) явно подбирали с художественным вкусом, имея в виду инь и янь, наводило на подозрения. Кажется, кошки в окошке не просто прохлаждались, а работали - работали украшениями дома, вроде атланта и кариатиды, только живых.

А пока автор, посрамивший легенду и тем довольный, сидит на берегу утиного Кошачьего пруда, ест традиционный вурст и сожалеет лишь о том, что нет поблизости какой-нибудь голодной животины, с которой можно поделиться этой готически-длинной колбасиной. И ностальгически вспоминает Родину, где на запах жареной колбаски негордые русские кошки сбежались бы со всей округи - дружно, как в 1593-м...

Сергей  БРУТМАН

Фото автора и Натальи МЕЛКОВОЙ

Смотреть фоторепортаж