Несколько страниц из «скотской» жизни

Неотъемлемой частью надворных построек части городских усадеб являлся хлев. А пасущийся или бродячий скот был атрибутом не только пастбищных угодий в окрестностях Новгорода, но и самого города. Животных нередко можно было увидеть на валу, в Летнем саду, на улицах и площадях...

 Навозная статистика

В 1894 г. в городах и уездах Новгородской губернии насчитывалось 474155 голов крупного рогатого скота, 248395 лошадей, 274155 овец и коз, 57345 свиней. При практиковавшемся в отчетных документах того периода пересчёте всего поголовья на крупный рогатый скот губернское стадо составляло 681511 единиц скота. Любопытно, что при таком подсчете лошадь приравнивалась к 2/3 коровы, овец и коз на последнюю приходилось 10 голов, а свиней — 4.

Сельскохозяйственные статистики отмечали, что в целом крупный рогатый скот в крестьянских хозяйствах Новгородчины мелок. Не уточняя величину надоев, получаемых с животных, специалисты, между тем, не сочли за труд подсчитать количество производимого теми навоза. Оказалось, что органического удобрения, вырабатываемого скотом, бедным новгородским почвам явно не хватает. Ежегодный «приход» навоза от одной местной бурёнки оценивался лишь в 400 пудов. Несмотря на столь низкую цифру, дороги губернского центра, напротив, определенно испытывали избыток ценного удобрения...

Местные скотопромышленники, мясники, колбасники и иже с ними кормились с продажи скота и мяса и переработки последнего. В Новгороде в 1893 г. насчитывалось 8 мясников, использовавших на своем производстве труд 20 рабочих и 10 учеников. В свою очередь, 5 городским колбасникам помогали 3 рабочих и 1 ученик. В 1900 г. ремеслом колбасника занимались только 3 мастера, при которых набирались опыта 6 подмастерьев и 1 ученик. К тому времени в общем списке ремесленников мясников вовсе не оказалось. Бюджет городского самоуправления в немалой степени пополнялся за счёт сбора с них и дохода от работы городской скотобойни.

Осенью 1892 г. городской Думой был установлен следующий сбор с пригоняемого и привозимого для продажи на городскую площадку скота «со шкуры»: с лошадей, коров, овец, баранов и овец — по 10 коп., с телят и поросят — по 5 коп. Оговаривалось, что продажа скота в черте города в других местах не дозволяется. Однако скотопромышленникам разрешалось платить таксу за приведённый скот прямо на скотобойне при освидетельствовании животных ветеринаром.

«Лобное место» по дороге на Хутынь

«Лобным местом» для подавляющего количества местного и пригоняемого в губернский центр на убой скота являлась городская бойня.

В первой половине 1890-х гг. перед городскими властями остро встал вопрос о строительстве в Новгороде новой скотобойни. Старая, сооружённая около 30 лет назад, и так весьма примитивная, пришла в полную ветхость. Между тем количество убиваемого на ней скота с каждым годом увеличивалось и в 1893 г. достигло общей цифры в 9507 голов. Арендатор старой скотобойни А.П. Михайлов только и успевал отчитываться о приведении заведения в должное состояние.

Место под новую каменную скотобойню выбрали на городском выгоне Торговой стороны  между дорогой, ведущей в Хутынь, и Московским шоссе, на территории, носящей название «Котельницкие ямы». После неудачного проведения торгов на строительство бойни, город решил осуществлять её сооружение своими силами. Технический надзор за ведением работ поручили городскому архитектору Ф.И. Воронцу, хозяйственный - гласным городской думы Д.И. Пирожкову и С.И. Петрову. Впрочем, на деле все бразды правления  строительством  прочно держал в своих руках городской голова Г.М. Сметанин. 28 июля 1896 г. после совершения молебна состоялась закладка здания.

В местной краеведческой литературе стало уже штампом говорить о сооружении в Новгороде «образцовой» скотобойни. Однако проектные «вершины» её строителями остались не покорёнными.

Ещё на стадии подготовки к строительству с конторой Архиерейского дома был подписан договор на поставку кирпича, производимого заводом на Архиерейской мызе (ныне поселок Волховский). Кирпич доставлялся до Антониевской слободы через Волхов на судах. Качество первой партии поставленного кирпича из 125 000 штук (по 16 руб. за тысячу) оказалось слишком низким. Почти весь кирпич был маломерным. Из объяснения управляющего Архиерейской мызой К.Д. Кудряшова следовало, что кирпич во многом не соответствует образцу потому, что трудно добиться его «однородности», ввиду «отсутствия современных усовершенствований в самом способе его изготовления». В новом контракте с купцом И.Т. Борцовым на доставку кирпича (по 15 руб. за тысячу) до места постройки уже оговаривался допуск до «15% содержания алого кирпича и половинок».

В июле 1896 г. с петербургским инженером С.Б. Шершенским был подписан договор на сооружение при скотобойне артезианской скважины глубиной около 270 футов для получения не менее 10 000 ведер воды в сутки. Осмотр пробуренной скважины осенью того же года показал, что она дает в несколько раз больше требуемого объема воды — около 200 000 ведер! Возникла новая проблема - как справиться с таким количеством воды...

Для ассенизации бойни вместо постройки регенеративной сжигательной печи было решено ограничиться устройством одного стерилизационно-утилизационного аппарата системы Делакруа и В.Г. Воеводского. С последним городская управа и заключила контракт на поставку аппарата. Впрочем,  дорогостоящее оборудование долгое время без дела пролежало на скотобойне. Сначала его с муками монтировали, потом долго подбирали нужной конструкции и мощности паровой котел, необходимый для приведения его в действие, наконец, пытались безуспешно наладить работу агрегатов... В результате на протяжении длительного времени все отходы с бойни свозились на свалку.

Для утилизации крови убитых животных мещанин Лейба Апельсин брался построить при бойне альбуминовый завод при условии отдачи ему в аренду кишечного производства. Интересно, что к 1896 г. Апельсин уже имел свое «кишечное заведение» в Старой Руссе (о чём свидетельствовала надпись на штампе его владельца по-русски  и по-немецки). Однако   нашлись и другие желающие: особый интерес эти отходы представляли для колбасников. В конце концов, кишечное отделение при бойне досталось в аренду «местным мясопромышленникам» за 450 руб. в год. Городские власти, заключив, вроде бы, выгодную сделку, оставили скотобойню без альбуминового завода, но с лужами и ручьями крови...

Интересна система очистки вод, спускаемых со скотобойни в Волхов ниже Антониева монастыря. За первым сетчатым фильтром, задерживающим крупную фракцию, следовал ряд фильтров с кипами сфагнового мха. Последний фильтр состоял из ящика, заполненного углями. Причем, рекомендовалось использовать куски угля величиной с куриное яйцо.

10 июля 1897 г. состоялось открытие новой скотобойни. Поначалу планировалось содержать на бойне до 7 бойцов. Позднее пришли к выводу, что для города будет выгоднее, если забой скота мясоторговцы будут проводить своими силами.

«Скотский» чиновник

В конце 1890-х — начале 1900-х гг. городской скотобойней заведовал ветеринарный врач А.Г. Минейко, проживавший при ней же. В соответствии с министерским циркуляром 1897 г., мясо, незначительно зараженное финнами (личинки паразитических ленточных червей), после продолжительного соления можно было употреблять в пищу. За неимением ледника (погреба) на скотобойне туши приходилось солить на базаре и тут же возвращать привёзшим его крестьянам. Минейко докладывал, что нельзя быть уверенным, что те увезут мясо домой и будут держать его до того времени, пока оно не просолится, а не продадут его сразу в колбасные.

В ноябре 1902 г. Минейко подал прошение в управу, где замечал, что, прослужив 5 лет на скотобойне он (впрочем, так же, как смотритель и сторожа) ни разу не получил от городской власти никакой награды. Это тем более казалось заведующему обидным и несправедливым оттого, что комиссия, проверявшая бойни в октябре, нашла там полный порядок.

Первым смотрителем новой бойни стал мещанин А.П. Печкин. А в 1900-х гг. эту должность занимал П. Кузьмин. Ежегодно через его руки в городскую казну поступало около 6 000 руб. Во время больших убоев к услугам скотобойни ежедневно прибегало до 20-30 мясоторговцев. Кроме работы непосредственно с мясниками, на смотрителе лежало много обязанностей: ремонт загонов, ворот, перил, мостовых, замена пеньковых рукавов для обмывки, прочистка сточных канав...

На территории скотобойни, в частности, в «нумерах» для забоя, фирмой Отто Фогта был сооружен асфальтовый пол (предположительно, территория бойни оказалась вторым местом в Новгороде после городской тюрьмы, где стал использоваться асфальт). За прочность покрытия из «естественного Лиммерийского асфальта» производитель ручался только в течение одного года. Однако, уже и в рамках «гарантийного» срока оно начало трескаться.

Очередным заведующим скотобойней был назначен Ф. С. Яхонтов, оказавшийся человеком куда более чувствительным и взыскательным, чем Минейко. Благодаря заявлениям и прошениям Яхонтова в городскую управу, мы можем составить некоторое представление о быте служащих бойни.

Кроме чисто профессиональных требований к необходимости приобретения нужных инструментов, новым заведующим было выражено неудовольствие фактом своего проживания на скотобойне. Ввиду того, что пользоваться квартирой при бойне врач находил для себя невозможным и собирался снимать жильё в городе, им было подано прошение о ежегодной выплате ему квартирных в размере 180 руб. По его словам, при каждой попытке освежить воздух в квартире в неё проникал запах от бойни. Постоянный запах свежей крови заставил ветеринара совершенно отказаться от мясной пищи, что вынудило его перейти на более «дорогостоящий, но менее питательный стол». По-прежнему отсутствовал ледник, и в летнее время провизию всякий раз нужно было добывать в городе, что «при одной прислуге» создавало массу неудобств. Жизнь «по-семейному» в обществе двух сторожей заведующий («даже при самых скромных требованиях его к условиям жизни и окружающей среды») считал недопустимым. Тем более что сторожа из-за взыскательности к ним Яхонтова по службе вымещали свое недовольство им «разбойничьими способами»...

Соседство квартиры ветеринара с конторой («смотрительской комнатой») являлось ещё одним из неудобств её местоположения. Всё происходящее в конторе было хорошо слышно в жилище врача. К смотрителю постоянно приходили мясники с жалобами и другими проблемами. При обсуждении любого вопроса они, как правило, уснащали свою и так громогласную речь площадной бранью. «Всякий, кто видел мясников и знает, что это за люди, скажет, что устранить подобные случаи при отсутствии полиции на бойне и при тех средствах, какие имеются в распоряжении смотрителя <...> и ветеринара, совершенно невозможно». Кроме того, каждый мясник, являвшийся в контору, бывшую «вхожей» в квартиру ветеринара, приносил на сапогах грязь, кровь, пыль, отчего и жилище врача превращалось в «хлев». Наконец, Яхонтов не мог даже воспользоваться благами города в «часы досуга», потому что, с одной стороны, сделать этого не позволял недостаток средств, а с другой стороны, пугала существующая «опасность, с какой обычно бывает сопряжён переход по Никольской слободе, где вечером и ночью шляется пьяная молодёжь и где драки - обычное явление».  

Примечательно, что только осенью 1911 г. городская управа обратилась с ходатайством к губернатору об учреждении на городской скотобойне полицейского поста для «обуздания мясников-буянов». Расходы по содержанию стража порядка город принял на себя. С целью «упорядочивания» городских свалок около боен было решено построить помещение для сторожа, который бы наблюдал за ними.

Поверители и повелители мер и весов

15 марта 1902 г. для исследования поступивших в продажу свиных окороков и туш в Новгороде вблизи рынка на Торговой стороне была открыта микроскопическая станция. Разместили её в специально приспособленном для этой цели здании в Гостином дворе, оборудованном всеми необходимыми для исследования инструментами. Заведовал станцией особый ветеринарный врач, в помощь которому пригласили «микроскопистку» и ветеринарного фельдшера. Для местных мясоторговцев станция работала ежедневно, за исключением рыночных дней - среды и пятницы, когда исследовались исключительно привозимые на рынок свиные туши.

В микроскопической станции периодически выделяли помещение для приезжавших в город специалистов по поверке мер и весов. Так, приехавшему в середине лета 1911 г. в Новгород «поверителю мер и весов» Казаринову для мастерской также выделили помещение в микроскопической станции Казаринов должен был совместно с торговыми депутатами произвести поверку гирь и весов городских торговцев. Надо заметить, что с этими предметами измерения у последних складывались особые «доверительно-деловые» отношения, которые устраивали продавцов и заставляли роптать покупателей. Проверенные и налаженные «поверителем» инструменты измерения веса очень скоро после его отъезда опять давали «сбои» в нужную для их «повелителей» сторону...

Рука бойцов колоть устала...

Весной 1902 г. городская управа доложила городской Думе о приведении в «надлежащее состояние» всего имеющегося на скотобойне оборудования. С местных торговцев мясом была взята подписка, что они обязуются производить операции по убою и разделке на скотобойне собственными «бойцами» с обязательным использованием подготовленных приспособлений. На стоимость убоя животных при городской скотобойне властями была объявлена 20-процентная скидка.

Забойщики, обрывавшие жизнь животным, сами вынуждены были влачить достаточно «скотское» существование. Тяжелая и грубая работа в нелегких условиях, низкая плата за труд, отсутствие отдыха окончательно ожесточали и без того не ангельские натуры. В середине лета 1907 г. в управу поступило прошение от работающих у мясоторговцев. Рабочие просили обязать их хозяев прекращать убой скота на бойне по воскресным дням и двунадесятым праздникам. Несмотря на выработанные ранее думской комиссией правила, мясоторговцы своим работникам под угрозой увольнения таких прав давать не желали. Постановлением Думы ходатайство рабочих о прекращении работы в упомянутые дни было частично удовлетворено, из срока его действия исключили четыре летних месяца (с 1 мая по 1 сентября), когда из-за жары мясо было особенно трудно сохранить.

Из «Краткого обзора деятельности Новгородского городского общественного управления за четырехлетие 1905-1908 гг.» узнаем, что за этот период на скотобойне было убито 33 963 животных, а на рынке осмотрено 54 459 туш, 4 418 окороков, 23 375 пудов солонины. В одном только 1906 г. на бойне и рынке было осмотрено свежего мяса (в пудах): крупного рогатого скота — 67 480, телят — 3 896, овец и коз — 1 306, солонины — 2 925.

 «Конфискаты» с бойни, т. е. забракованные части туш и органов животных, обычно вывозились на свалку, где они валялись до тех пор, пока не сгниют или не будут растащены птицами, собаками или... людьми. Жители города и соседних со свалкой Никольской и Пулковской [Хутынской] слобод использовали отходы с бойни не только в виде корма для свиней, но и, придав «конфискатам» более или менее приличный вид, продавали их малообеспеченным горожанам, а также использовали для изготовления колбас... Растащенные собаками и людьми отходы со свалки можно было встретить на городском пастбище и на арендуемых частниками землях, что  грозило заражением воды, почвы и скота, пасущегося там. Заведующий скотобойней Яхонтов в обращении к управе весной 1907 г. просил как-то изыскать возможность использования утилизационного аппарата (а ведь после его приобретения прошло уже 10 лет!) или вывозить «конфискаты» подальше от города, например, на Вересье (местность между Деревяницами и Хутынью), где складывать в ямы, которые посыпать известью и зимой зарывать. На ту же свалку поступала большая часть отходов от тайного убоя скота мясоторговцами.

Осторожно, финны!

Согласно обязательному постановлению об осмотре и продаже привозимого мяса, а также правилам по фасовке мясных продуктов, изданных МВД в 1904 г., на мясные туши, содержащие небольшое количество финн, ставились красные клейма с надписями «финн» и «в соль». Однако из рапорта городского ветеринарного врача А.Г. Васильева (он одновременно заведовал мясным рынком и микроскопической станцией) в марте 1909 г. следовало, что покупатели мяса совсем не понимают значения клейм на нем.   Заражение происходило, когда мясо съедалось недостаточно приготовленным, в особенности в виде сырых и полусырых бифштексов. А.Г. Васильев также отмечал влияние данного обстоятельства на содержимое кошелька обывателя, так как торговцы, покупая мясо с красным клеймом значительно дешевле доброкачественного, стремились продать его по цене последнего.

14 декабря 1909 г. городской управой были выпущены объявления следующего содержания: «Ввиду предстоящего перед праздниками значительного привоза мясных продуктов городская управа в интересах обывателей считает нужным пояснить о значении клейм, накладываемых городским ветеринарным надзором на эти продукты. Клейма эти двух цветов: синего и красного. Первое клеймо (синее) накладывается на вполне доброкачественное мясо и мясные продукты, а второе (красное) — на мясные продукты, пораженные финнами в незначительном количестве.

Опасность от употребления финнозного мяса в сыром или полусыром виде для человека очень значительна.

Чтобы предохранить себя от заражения солитером, подобное мясо необходимо тщательно прокипятить или прожарить. Кроме того, финны убиваются основательным копчением и солением, если последние производятся в кусках не свыше 10 фунтов весом и в 25% растворе соли, в течение четырех недель, или пересыпкой соли в большом количестве и значительными слоями <...> При этом управа обращает внимание потребителей, что некоторые мясоторговцы в своих интересах дают неправильное объяснение покупателям по поводу этих клейм, уверяя тех, что врач, якобы, накладывает один день красное, а другой день синее клеймо».

Прошло чуть больше года, а на страницах «Новгородской жизни» появилась заметка практически аналогичного этому объявлению содержания. Беспечным обывателям, продолжавшим поглощать личинок с финнозным мясом, в очередной раз пытались объяснить значение клейм разного цвета на мясе.

Всякий, кто видел мясников...

или Червь без сомнения      

Городские периодические издания, как правило, не обходили вниманием деятельность местных мясников, колбасников и торговцев, благо поводов всегда находилось предостаточно. Представители закона по долгу службы тоже были вынуждены сталкиваться с неправедными деяниями новгородских мясоторговцев.

Летом 1910 г. в колбасной Макаренко, размещавшейся в доме Саблуковой на Большой Московской улице, студентом Петербургского университета Ященко была куплена ветчина с белыми червями. Картина описания результатов осмотра колбасной, проведённого по инициативе думского врача М.Ф. Рабиновича, могла привести в ужас любого. Если в лавке был найден только кусок ветчины с гнилостным запахом, то в трёх кладовых наличествовало: полбочки солонины, издававшей страшное зловоние, по которой ползали большие белые черви; бочка со свиным окороком, испускавшим не менее неприятный дух; бочка «с обрезками колбасы и оттопками сала, представляющих общую массу тёмно-серого цвета»; бочка костей «с остатками гнилого мяса»... Апофеозом апокалиптической картины припасов являлся плавающий на поверхности одной из бочек разлагающийся труп крысы...

А.П. Макаренко за торговлю недоброкачественными продуктами судом был приговорен к 200 руб. штрафа или двум месяцам ареста. Все недоброкачественные  мясные продукты общим весом 4 пуда 13 фунтов были изъяты и доставлены во 2-ю полицейскую часть для уничтожения. На суде колбасник заявил, что этот товар предназначался не на продажу. Обрезки колбасы должны были пойти на корм свиньям, сало предполагалось перетопить на смазку для колес, остальные «деликатесы» хранились «для личного употребления». Макаренко нашёл повод обжаловать решение суда в съезде мировых судей. Оказалось, что содержателем колбасного заведения является не он, а его супруга, что и подтверждало выданное промысловое свидетельство. И на долю госпожи Макаренко выпали все тяготы наказания, которого удалось избежать её мужу...

Как-то по обвинению в продаже колбасы с «живыми» червями перед судьей даже был вынужден объясняться владелец «шикарного» магазина на Московской улице купец С.С. Мельников. Его «недосмотр» и ссылки на жаркое время, когда «немудрено испортиться съедобному товару», стоили ему штрафа в 30 руб. (при несостоятельности — арестом на две недели). А  в августе 1911 г. за продажу недоброкачественной колбасы к суду привлекли торговца Е. Кручинина...

В губернском городе имелись «специалисты по скупке больных туш», которые разъезжали по деревням и покупали за бесценок больных издыхающих или издохших коров. Их туши они продавали «почтенным» мясникам и колбасникам. Подобный промысел был настолько развит, что в сельской местности почти не отмечалось падежа скота. Владельцы больных или павших коров и свиней избавлялись от них своевременно, сбывая мясо в город. Например, в октябре 1911 г. в мясной лавке Левина на Дворцовой улице были обнаружены неклеймёные туши, имевшие «истощённый, слизистый вид».

Другим распространённым правонарушением был тайный убой скота.  Вот выдержка из  анонимки, адресованной думскому врачу М.Ф. Рабиновичу: «...мы, все жители по соседству с Левиным, просим обратить ваше полезное для нас внимание на двор Матвея Левина и заставить его прекратить самовольный и тайный убой скота на его дворе в центре города...» Примечательна подпись под посланием: «Все вообще». Рабинович в компании с помощником пристава, городовым и двумя понятыми произвел осмотр двора дома Левина на углу Славной улицы и Фёдоровской набережной. В одном из сараев на полу они нашли 3 свежеубитые коровы, 3 отрубленные головы последних и лужи свежей крови. В углу сарая прятались два бойца, которые сознались в произведенном убое.

Весной 1907 г. до управы дошли сведения, что городским раввином Х.А. Квятковским производится убой животных по еврейскому обряду, минуя городскую скотобойню. В обращении властей к раввину указывалось на недопущение подобных действий впредь.

Олицетворением же облика новгородских мясников, этакими образцовыми экспонатами людей данной профессии можно было считать братьев Щедровых. Высокие, мощные и грубые представители своего цеха имели в городе славу первых силачей и борцов. Один из них, Фёдор, даже привлекался к судейству кровавых борцовских схваток на «чемпионате мира» в цирке Чинизелли, приехавшем в город.

Прелюбопытный случай произошёл с братьями в начале 1920-х гг. Правоохранительные органы конфисковали машины из их колбасной мастерской. Обиженные братья пожаловались в отдел Управления по внутренним делам Новгубисполкома на действия «упродкомиссара» Грегора. И - о чудо! Принимая во внимание, что «машины по изготовлению колбасы валяются без всякого порядка и присмотра и никак не используются», властями было решено вернуть их в трёхдневный срок гражданам Щедровым. Этот «гуманный» акт, вероятнее всего, являлся одним из ярких свидетельств прихода в Новгород НЭПа.

О преимуществах йоркширского воспитания, полученного у булочника

Отдельные городские обыватели имели счастье и средства завести на своих усадьбах породистый скот. Так, племенную йоркширскую свинью можно было приобрести не только в земской Григоровской сельскохозяйственной школе, но и, например, в расположении нестроевой роты 85-го пехотного Выборгского полка. Однако стоит заметить, что нередко и породистые животные подводили своих хозяев. Так, в конце февраля 1911 г. обыватели Торговой стороны стали роптать по поводу отсутствия приплода у содержащегося ими скота. Нестельным оказался как раз разрекламированный и приобретенный ими породистый скот.

Во время устройства народных гуляний в Летнем саду нередко устраивались благотворительные лотереи. В мае 1903 г. при устройстве одной из таких лотерей в пользу Новгородского попечительного о бедных общества в качестве главного приза разыгрывалась корова. К удивлению многих обывателей, выигравшая приз супруга полковника Лодыша изъявила желание вместо животного получить 20 руб. деньгами.

В 1900-х гг. в Ново-Николаевской колонии под Новгородом проводилась ежегодная сельскохозяйственная выставка. В ней могли принять участие любые владельцы частных хозяйств и учреждения. Но прежде всего выставка должна была показать преимущества ведения сельского хозяйства немцами-колонистами перед местными русскими крестьянами. Организаторы выставки получали субсидию в 500 руб. от министерства земледелия и государственных имуществ, которая  шла главным образом на денежные призы победителям.

В 1903 г. на выставке в отделе скотоводства было выставлено 20 коров, 20 лошадей и 2 свиньи. Любопытна история двух йоркширских боровов, представленных одним из колонистов, выручившим за них 80 руб. Немцем свиньи были куплены за 30 руб. накануне выставки у новгородского булочника Ф.Ф. Матисена, который, в свою очередь, приобрел их поросятами на ферме земской Григоровской сельскохозяйственной школы по 3 руб. за штуку. Новый хозяин боровов честно признался, что «такое хорошее воспитание» животным могут дать только булочники, а у них в колонии «этого нельзя». Примечательно, что сама Григоровская школа была представлена одним заурядным бычком, выделявшимся среди прочих крайне грязным «невыставочным» видом, отчего питомец григоровских животноводов получил от корреспондента «Волховского листка» прозвище «грязныш». Большинство новгородских обывателей, прибывших на выставку на пароходе, имели, по мнению того же издания, основной своей целью «подышать свежим воздухом и подкрепиться яствами и питиями» А.А. Соловьева, торговавшего «на славу по ценам фешенебельных столичных ресторанов»...

Но как бы ни была загружена работой скотобойня, сколь усердно и споро ни орудовали забойщики, в утренние и вечерние часы улицы и площади Новгорода и окрестных слобод снова и снова оглашало дружное мычание коров, хрюканье свиней и блеянье коз... Жизнь в провинциальном городе продолжалась.

Александр КИРИЛЛОВ