Джон Теффт: «Я не люблю ярлыков»

- Господин Теффт, срок ваших полномочий как посла США в России подходит к концу. Получилось так, что в Российской Федерации вы проработали меньше, чем в трёх других независимых государствах, ранее являвшихся республиками СССР. Это решение новой администрации США или ваша собственная воля? И заканчивается ли на этом ваша дипломатическая карьера вообще?

- После окончания срока службы в качестве посла США в Украине я уже вышел на пенсию, моя карьера закончилась, но тогдашний госсекретарь и президент попросили меня вернуться на службу и поработать в Москве. То есть мои друзья шутят, что я очень плохо себя зарекомендовал как пенсионер, поэтому надо ещё поработать. Я пообещал, что отработаю в качестве посла США в Российской Федерации три года, и я думаю, что так и будет.

Решение о назначении следующего посла принимается Белым домом и Сенатом. Все назначаемые дипломаты должны пройти утверждение этими инстанциями. Что касается сроков и времени – мы точно не можем сказать.

- Но в любом случае у вас силы и желание продолжать дипломатическую деятельность есть ещё?

- Конкретных планов нет. Я думал, что моя дипломатическая карьера закончилась после Украины. Я уже работал в научно-исследовательском центре RAND (некоммерческая организация, которая занимается разработкой и выявлением новых методов анализа стратегических проблем и новых стратегических концепций — ред.), когда президент попросил меня вернуться к работе. А когда президент просит послужить стране, то ты выполняешь эту просьбу. Так что никогда не надо зарекаться... Но сейчас я хотел бы побыть со своей семьёй. Может быть, заняться книгой о своей карьере и тех событиях, свидетелем которых я стал, о людях, с которыми мне довелось встречаться. Конкретных планов пока нет.

- С 1989 года вы работали заместителем главы отдела по делам Советского Союза в Государственном департаменте. Когда в 1996 году Вы стали работать в посольстве США в России, обнаружили ли вы для себя что-то новое по сравнению с тем, что знали раньше о нашей стране?

- Вообще-то я пришёл на работу в отдел по делам Советского Союза Госдепартамента США в августе 1983 года - и на той же неделе советский истребитель сбил южнокорейский пассажирский самолёт. Это был и без того напряжённый период в отношениях между нашими странами, а после гибели «Боинга-747» они ещё больше ухудшились. Поэтому я часто говорю, что за свою долгую дипломатическую карьеру было и время тесного сотрудничества между нашими странами, и периоды соперничества между нами. Хотелось бы, чтобы российско-американские отношения были более ровными, но происходят подъёмы и спады в отношениях, так как во многом у нас разные интересы. Так, если сравнить положение дел стране в 1984 году, когда я впервые приехал в Советский Союз, с тем, что я увидел в 1996, то это были огромные изменения! А с 1996 года и по настоящее время также произошли значительные перемены в жизни простых россиян. Я думаю, что люди в России в целом живут лучше, чем раньше, хотя существуют реальные проблемы. И политическая обстановка тоже изменилась.  Так что отношения претерпевают и подъёмы, и спады. Как видите, мне удалось проследить за развитием России в течение трёх разных периодов её новейшей истории. Всё это мне ещё предстоит обдумать после того, как выйду на пенсию ещё раз. Может быть, даже написать об этом.

- Ну, а чисто по человечески – вам что-то действительно нравится в России - как Джону Фрэнсису Теффту, а не как дипломату?

- Очень многое нравится. Мне нравятся русские люди. У меня появилось очень много друзей за время моего пребывания в России и ещё есть друзья с того времени, когда я работал в отделе по делам Советского Союза. Мы с супругой испытываем глубочайшее уважение к русской музыке и к русской культуре в целом. Среди прочих причин, почему я хотел вернуться в Великий Новгород, - я хотел посмотреть на ваш Кремль. Я историк по специальности и знал, какую роль Великий Новгород сыграл в истории развития России.

Несколько недель назад мы были в Тихвине, и там посмотрели на икону Тихвинской Божией Матери. Были в монастыре, где игумен и монахи очень хорошо, по-доброму к нам отнеслись. Потом посетили дом, где родился и вырос композитор Римский-Корсаков. Нам показали его фортепиано. Из родного дома композитора этот инструмент последовал за Римским-Корсаковым в Петербург. На нём играли его ученики, когда он стал профессором Санкт-Петербургской консерватории, а также композиторы «Могучей кучки»: Бородин,  Мусоргский,  Кюи и Балакирев. На этом инструменте также играли Чайковский и Рубинштейн. Впоследствии ученики Римского-Корсакова – Стравинский, Скрябин, Прокофьев и другие сыграли огромную роль в развитии современной музыки. Для меня было поразительно, что столько известных музыкантов прикасалось к этому инструменту.

Мы любим также балет и оперу. Будем скучать по музыке, когда уедем из России. Мы очень любим ходить на концерты не только в Москве, но и в других российских городах. У нас была возможность услышать замечательные музыкальные произведения.

- А вы знаете, что в Великом Новгороде провёл детские годы Рахманинов? Вспоминал в Америке новгородские колокола и новгородскую сирень...

- По дороге в Великий Новгород я думал о Рахманинове. Как вы знаете, он похоронен в Америке. Он был русским, но он стал гражданином США, и внёс огромный вклад и в нашу культуру. Лишнее доказательство того, что существует очень много связей, объединяющих Россию и США.

- Исходя из этого следующий вопрос. Бытует мнение, что русские чем-то очень похожи на американцев. Вы считаете это мнение верным?

- Это очень сложный вопрос, ему можно посвятить целую книгу. Конечно, у нас очень много общих интересов, и очень много параллелей можно провести. Нас объединяют и любовь к музыке, к кино и многое другое. И американцы, и россияне любят путешествовать. Очень часто россияне мне с гордостью рассказывают, что побывали в национальном парке Гранд-Каньон: накопили денег и поехали всей семьёй, и какая это была замечательная поездка. А я замечаю, как россиянам нравится, что я знаю не только Москву и Петербург, но и другие города, например, Тихвин, и места, в которых не бывает большинство американских туристов. И люди видят, что я знаком с историей этих городов, что, я думаю, тоже производит впечатление.

Но невозможно скрывать, что есть разница между нами. Наоборот, этим стоит даже гордиться. Конечно, мы прекрасно знаем, что Россия - это великая страна с великой историей. И всё же у России не было того опыта, который имеют Штаты, чтобы развивать демократию и выстраивать демократическую систему, как на федеральном, так и на региональном, и на местном уровне. Да, я знаю, что Россия тоже предпринимала серьёзные попытки, создавались земства и другие органы самоуправления, но многое ещё предстоит сделать.

Я не скажу, что сейчас в США уже всё идеально, но мы работаем над дальнейшим совершенствованием нашей системы. Мы тоже можем научиться некоторым вещам у других стран, когда речь идёт о демократии.

– Как посол вы работали в нашей стране в период весьма непростых взаимоотношений России с США, да и с Европой тоже. Как Вы считаете, из этой ситуации возможен выход - и как скоро?  

- Да, думаю, выход из этой ситуации есть. Когда несколько месяцев назад госсекретарь США Рекс Тиллерсон приехал в Москву с визитом, он встретился с министром иностранных дел Сергеем Лавровым, президентом Владимиром Путиным и со всей откровенностью говорил о том, что отношения между нами сейчас плохие, уровень доверия слишком низок, и это неприемлемо для двух великих ядерных держав. Тиллерсон не скрывал, что между нами встала проблема Украины и особенно Донбасса. Эта проблема может быть решена и должна быть решена. Инициатива по решению этой проблемы должна исходить от России. Уже достаточно долгое время существуют Минские соглашения и с их помощью можно разрешить эту ситуацию. Если удастся найти решение в соответствии с этими соглашениями, мы сможем продвинуться вперёд в плане улучшении наших отношений.

Есть и другие вопросы, по которым мы расходимся во мнениях. Мы считаем, что Россия нарушает договор о сокращении стратегических наступательных вооружений. Россия выражает озабоченность по поводу ПРО. Есть целый список претензий, не будем сейчас их повторять. Но прежде всего - вопрос Украины. Это то, что отделило Россию от Европы и США, и это касается вопроса обеспечения безопасности в Европе. Россия аннексировала Крым, есть российские военнослужащие, которые находятся в Донбассе. Президент Дональд Трамп, госсекретарь Тиллерсон, канцлер Ангела Меркель говорят, что, не решив этот вопрос, невозможно обеспечить безопасность в Европе.

- Есть два представления о нашей стране: как о «мировой державе» или - есть такая версия - о «державе региональной». Считаете ли вы, что у неё есть потенциал будущего развития?

- Ну, я не люблю приклеивать ярлыки, потому что люди разные, и они могут подразумевать под тем или иным ярлыком разные вещи. Могу привести пример. Говорят, что наше время – время новой холодной войны. Но я с этим не согласен. Та холодная война базировалась на идеологических расхождениях: Советский Союз был коммунистической державой, и это добавляло особый смысл к геополитическим расхождениям между нашими странами.

И ещё один момент. Я работал в области контроля над вооружениями ещё в период правления Рональда Рейгана. И тогда, и теперь мы никогда не забывали, что Россия - одна из крупнейших ядерных держав мира. Это реалии, которые надо учитывать. Но и России следует учитывать, что мы также являемся одной из крупнейших ядерных держав.

Я лично считаю, что лучше, когда мы объединяемся в урегулировании вопросов контроля над вооружением, отношений на Ближнем Востоке и других проблем, важных как для России, так и для всего мира. Как говорит госсекретарь Тиллерсон, если нам не удаётся урегулировать тот или иной вопрос, всё же надо договориться таким образом, чтобы совместно можно было бы контролировать ситуацию, чтобы она не вышла из-под контроля. Пример - борьба с терроризмом.

Внешне – да-да, мы все против терроризма. Конечно, легко сказать: давайте все вместе бороться с ИГИЛ (организация, запрещённая в РФ - ред.). Но вот по Сирии у наших стран позиции разные. Есть даже зоны соперничества. Чем пристальней присматриваешься, тем яснее видишь, как сложно становится там объединять усилия. Хотя бы из-за принципиального расхождения во мнениях по поводу господина Асада. Мы считаем, что он должен уйти, Россия его пока поддерживает. То есть вы понимаете, о чём я говорю: в теории мы должны сотрудничать, но когда дело доходит до конкретики, становится сложнее.

Извиняюсь, что я пространно говорю об этом, но сирийский пример, по-моему, очень важен и показателен.

- Есть такой журналистский стандарт: в конце интервью задавать «чисто личный вопрос». Как получилось, что вы занялись именно Россией? Чей-то пример подтолкнул, какие-то обстоятельства биографии или?..

- Я заканчивал школу в городе Мэдисон, штат Висконсин. Это была католическая средняя школа. Старшеклассникам предлагались факультативы, и я мог выбрать или курс физики или российской истории. Я слаб в точных науках, зато мне вдруг показалось безумно интересно заняться историей России.

Преподавала предмет монахиня, ставшая учительницей. Она научила нас тому, что российская история неотделима от её культуры и искусства. Надо знать российскую историю, культуру и искусство, чтобы понимать Россию. И она нам устроила поездку в Чикаго, в знаменитый театр Лирическая опера. Там шла как раз опера Мусоргского «Борис Годунов». Пел Николай Гяуров, известный болгарский баритон. Спектакль меня просто поразил. И в том же году вышел на экран известный фильм «Доктор Живаго». Эти два момента воодушевили меня, и я задумался о том, что могу связать свою будущую карьеру с изучением России.

Оглядываясь в прошлое, я понимаю, какое значение для меня имели эта преподавательница и её курс. Они изменили ход моей жизни в 18 лет. И восемь лет назад я разыскал её, ей уже было за 80 и через год она, к сожалению, скончалась. Но я успел написать ей письмо, в котором говорил: хочу, чтобы вы знали, что на ваших занятиях в этом классе был, как минимум, один мальчик, который прислушивался к тому, что вы говорили. Она была очень благодарна. Ведь для преподавателя это самое важное: знать, что твои усилия не пропали даром.

- И вы никогда не пожалели о том выборе?

- Нет-нет, это было верное решение. Дело в том, что супруга у меня специалист по биостатистике, она отвечает в нашей семье за цифры. А я - гуманитарий. Выбор оказался правильным не только потому, что для меня открылась профессиональная карьера. Открылись совершенно новые горизонты! В то лето мальчик из Висконсин, из глубинки, вдруг увлёкся историей, культурой, прекрасной музыкой. А ведь это было до Интернета, когда не было доступа к любой информации, как сегодня. И вообще - не так уж часто мальчики интересуются великой музыкой, историей и культурой...

- Я заметил, что тема музыки часто всплывает в нашем разговоре. Просто любите её слушать или и сами музицируете?

- Я четыре года занимался музыкой, играл на трубе, могу читать ноты. Но параллельно занимался и американским футболом. Потом мама сказала: или футбол - или труба. К сожалению, я выбрал футбол. К сожалению - потому сейчас у меня болит сустав: футбол - вид спорта силовой, контактный... Но благодаря игре на трубе я до сих пор могу оценить исполнение музыки. В Спасо-хаусе (резиденции посла США) часто проходят различные концерты. Например, у нас  выступал известный саксофонист Бутман и замечательные американские музыканты. Впрочем, в любом случае я не стал бы выдающимся трубачом. Как не был бы и хорошим футболистом... Хочется надеяться, что в области дипломатии я немножко лучше себя проявил.

Беседовал

Сергей БРУТМАН