Поминальные свечи на страшной черте

СОБЫТИЕ:

22 июня в 3 часа утра в Великом Новгороде прошла акция «Свеча памяти», посвященная 75-летию начала Великой Отечественной войны.

Участники акции прошли колонной от Софийской площади к мемориалу «Вечный огонь», где состоялась церемония зажжения памятных свечей. Затем у мемориального комплекса, посвященному героям-освободителям Новгорода, они приняли участие  в тематической программе, посвященной Дню памяти и скорби. Вместе собрались представители ветеранских, молодёжных и других общественных объединений, горожане.

КОММЕНТАРИЙ:

В целом же печальный юбилей - юбилей подлинной народной трагедии - потомки провели, на мой взгляд, как-то слишком уж буднично. Тенденция нынче иная - к восхвалению отечественного оружия, что новгородцы увидели и в День города, за какой-нибудь десяток дней до даты, которую официоз вспоминает нехотя. «Не смешите наши «Искандеры» - вот это вот всё, как говорится.

Разница в подходах - понятна. Власть склонна нам напоминать, что причастна к Победе. Даром, что ли, то и дело всплывает имя Сталина? И даром ли ничего не получается с «десталинизацией»? И нам показывают, как Президент РФ в трогательном единении с народом проходит в рядах участников акции «Бессмертный полк». А участвовал ли он в акции 22 июня - молчок. Хотя к тому, что случилось «ровно в четыре часа», и в чудовищные, разгромные следующие месяцы, Власть причастна тоже, да ещё  как. Но напоминание об этом, безусловно, уничижает Власть как таковую. Потому что главную тяжесть тех событий народ вынес на своих плечах явно без «руководящей и направляющей силы».

Война, её ход, её ужасы оставили в памяти поколений, ближайших к войне, куда более глубокую зарубку, чем даже Победа. Победа оказалась воистину Великой - и по значению, и по цене. Но она, по сути, не переменила народ. Не облегчила его положение - по сравнению с довоенным. Не изменила его генетику и психологию. Могла бы - но не изменила: Власть, опомнившись, не дала.

Мои знакомые фронтовики, однополчане моего отца, прямо говорили об этом в 70-е. Подвыпив, удивлялись: как получилось, что они, после 45-го ни черта не боявшиеся (или думавшие, что теперь-то уже ничего не могут бояться, раз выжили) оказались снова такими же, какими были за той чертой 41-го года: скупыми на слово правды, оглядывающимися, покорными...

Зато та черта была видна всем. И в 60-е, и в 70-е старшие то и дело ссылались на загадочное «до войны». Им казалось, что «до войны» и молоко было вкуснее, и обувка крепче, и погоды стабильнее. Слушая их, мы представляли себе едва ли не волшебную страну. Подрастая и кое-что узнавая, поражались: да как можно считать едва ли не землёй обетованной то страшноватое «до войны»? И только гораздо позже оценили: даже мрачноватое время, когда Большим было всё - и Стиль, и Террор, и впрямь могло показаться раем по сравнению с миром, в котором на тебя, а главное, на твоих детей, с небес льётся ливень раскалённого железа.

Война, конечно, опустошила генофонд. Это понятно, когда смотришь на старые фотографии: таких лиц уже нет вокруг или почти нет. Не случайно нынешние фильмы о войне оставляют во рту маргариновый привкус: если  правильно подберут антураж, то подобрать типажи куда сложнее.

Но главное - она что-то такое сделала с генами выживших...

«До чего проклятая штука - война! Как она уродует жизнь человека, соприкоснувшегося с ней: одни погибнут в расцвете сил, не познав прелестей жизни; другие смолоду станут инвалидами до конца своих дней; третьи попадут в плен - война без плена не бывает, что бы там ни говорили! - и, если выживут, станут надолго считаться людьми второго сорта, предателями родины; четвёртые пропадут без вести и о них никто ничего не узнает; пятые, которым повезёт и они вернутся невредимыми, вполне возможно, на всю жизнь останутся чёрствыми, жестокими людьми с надломленной психикой от того, что им приходилось много убивать, - это сделалось их профессией, - и эта моральная травма будет долго их преследовать».

Это не какой-нибудь либеральный интеллектуал написал. И не сегодня. Это - из уникальной, в 2-х экземплярах изданной книги Дмитрия Левинского «Мы из сорок первого...». Автор знал, о чём пишет: он и на фронте был, и в плену, и в концлагере.

Говорят, огнестрельное ранение эхом отдаётся в ДНК человека. У его детей будет уже изменённая наследственность. Вензель ген у внука сложится иначе, чем у отца и тем более деда. Сколько нас в России - тех, чьи отцы или деды были ранены?..

Не уверен, что народ сделал правильные выводы из того, что с ним случилось. Вывод оказался слишком прост. Ностальгия по заветному «до войны» обернулась знаменитой формулой: «Только бы не было войны...». Это - формула долготерпения. Готовности простить Власти всё, любое небрежение народными нуждами - только бы на голову бомбы не падали.

И - вот неожиданность! - долготерпеливые родили поколение, которое даже не слышало, что  существовало некое «до войны». Поколение, для которого и мир - уже не ценность, а просто данность.

ВЦИОМ провёл замеры патриотизма россиян и выяснил, что две трети (65%) респондентов для защиты родины готовы отпустить своих близких на «войну с соседней страной», а 56% готовы занять государству денег на военные действия. Вряд ли мы похвалим те 15%, которые посоветовали бы близким не ходить на войну, а ждать окончания войны (наверное, в погребе). Но невозможно похвалить и всех, кто вообще согласился ответить на эти вопросы социологов. Потому что отсутствует главное: пояснение - отражает твоя Родина агрессию или сама напала на соседа.

Правильный ответ был бы один: послать того, кто задаёт такие туманные вопросы, туда, куда послали бы его, как мне кажется, однополчане моего отца. Да и сам он тоже.

Сергей БРУТМАН

Фото: Александр КОЧЕВНИК