Политическая химия Эмилии Слабуновой

- 2017 год выдался годом наиболее протестным за последние пять лет. В нынешнем протестном движении «Яблоко» видит своё место? Или, поскольку эти процессы так или иначе связаны с именем Алексея Навального, некогда исключённого из вашей партии по идейным мотивам, «Яблоко» себе места здесь не находит?

- Почему? Наше место есть, его искать не нужно, мы занимаем свою, чётко определённую нишу в протестном движении. Просто мы там выступаем не против Медведева, как Навальный, потому что не Медведев - главный коррупционер. Партия наша выступает против коррупции, борется, и у нашего Центра антикоррупционной политики очень большое количество расследований. Основные факты, которые были положены в основу фильма «Он вам не Димон», были первоначально вскрыты нашей партией несколько лет назад. Мы-то в протестной нише присутствуем тем, что у нас вся содержательная альтернатива в программе чётко прописана. Наш кандидат в президенты, Григорий Явлинский, имеет развёрнутую программу преобразований в стране абсолютно по всем позициям. Начиная от экономики и заканчивая СМИ. Там и развитие городов, и изменение судебной системы и всех политических институтов и так далее.

И при этом мы считаем, что действовать нужно в соответствие с законом. Мы не можем подставлять наших сторонников, призывая их к участию в несанкционированных мероприятиях, потому что это чревато для них: под угрозой их безопасность, свобода. А эти люди нужны на свободе, чтобы продолжать борьбу, а не упрятать их, если не по тюрьмам, то с условными сроками, из-за чего они выпадут из политической деятельности. Поэтому очень высокая степень политической ответственности заставляет нас действовать очень вдумчиво.  Мы - за то, чтобы строить, а не чтобы ломать, в этом заключается разница в нашем положении в протестном движении.

- А напрямую партия запрещает своим людям участвовать в «чужих» акциях?

- Нет, ни в коем случае, у нас очень много членов партии участвовали и участвуют во всех этих акциях, в ряде городов они были также и их организаторами. У нас есть и свои пострадавшие, в том числе после марша памяти Бориса Немцова. Задержания были и после 26 марта, и после 12 июня. У нас сейчас Кирилл Бобров в Ставропольском крае оказался за решёткой.

Мы считаем, что каждый политик сам решает для себя вопросы своей безопасности и свободы и распоряжается ими так, как считает нужным. Только подставлять других людей серьёзный политик не имеет права.  

- Нынешние протесты считают молодёжными, и в какой-то степени оно так и есть. Как вы думаете, почему это произошло, почему именно сейчас, почему именно тема коррупции взволновала молодёжь?

- Молодёжь же всегда ориентирована на будущее, молодёжи нужны социальные лифты. Но каждый день нам приносит новость, да не одну, связанные с коррупционными сюжетами. Они видят, что всё это перекрывает и будущее, что социальные лифты возможны только коррупционным путём, и понимают: им нужно либо бороться - либо собирать чемоданы и уезжать.

Поэтому наступил тот момент, когда там молодёжь и выступает, хотя надо сказать, что не так её уж и много.

- Возможно, ощущение «молодёжности» возникает из-за таких ярких моментов, когда видишь школьника, который излагает очень грамотно свою мысль. А кроме того, сама власть стала рассуждать о допустимости или недопустимости вовлечения молодёжи в политику, тем самым «разогрев» эту тему. Не знаю, Эмилия Эдгардовна, видели ли вы результаты опроса ВЦИОМ как раз по этому поводу . Оказалось, что 90 % респондентов одобрили участие молодёжи в политике. Но меня больше заинтересовала другая выкладка социологов. Там очень интересное явление. Оказалось, что среди поддерживающих участие молодёжи в политике основную часть составляют наши с вами ровесники. А молодёжь от 25 до 35  - не поддерживает.  Вы - педагог, я - журналист, обе профессии имеют дело с человеческой психологией, вот и хочу спросить: как бы вы могли прокомментировать такой  казус?

- Я думаю, молодёжь понимает, что живёт в XXI веке, в стране, в которой должны быть механизмы для решения подобных вопросов. Молодёжь-то хотела бы рассчитывать именно на мирные способы преобразований.

А старшее поколение острее чувствует происходящее, у него за плечами огромный опыт. И, понимая нереализованный потенциал страны и беспокоясь за судьбы страны, своих детей и внуков, понимая, что всё - уже край, считает, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И надо, чтобы молодёжь сама проталкивала дорогу для своего собственного будущего.

Ну а молодёжь, ещё не имея такого опыта, питая какие-то надежды, иллюзии, надеется, что какие-то там шансы и возможности не использовали, надо ещё попробовать, всё ещё рассчитывает: всё образуется. Хотя старшее поколение, специалисты, которые исследуют процесс, понимают, что система уже не реформируема, и только смена власти может повлиять на всё происходящее.

- А ряды «Яблока» вообще молодеют? Больше становится молодых функционеров, активистов? Ставку на них партия делает?

- Делает. Вот в прошлой кампании 2016 года, если брать в совокупности кандидатов наших в Госдуму, в региональные парламенты и в столицах субъектов Федерации, без низового муниципального уровня у нас было 2 200 с небольшим кандидатов, из них треть – до 35 лет. Сейчас на 1007 кандидатов, выдвигаемых на московские муниципальные выборы 10 сентября, у нас очень много молодёжи. Но мы делали ставку на то,  чтобы в этой команде были представители разных возрастных групп. Потому что так это лучше будет восприниматься избирателями: опыт и энергия молодости рядом.

- Электорат «Яблока», сложившийся в 90-е годы,  к сожалению, сокращается в силу естественных причин. Интересно, как партия  оценивает: молодёжь ваша программа может привлечь?

- Уже то, что среди наших кандидатов много молодых, подтверждает, что программа партии созвучна их настроениям. В программе – там 170 с лишним страниц -  содержится целый список законопроектов. Они нацелены на то, чтобы все государственные институты работали так, как должны. Суды должны судить, а не выносить обвинительные приговоры в 99 процентов случаев. Представительная власть - представлять интересы граждан, а не легитимизировать решения исполнительной власти. СМИ - быть средствами массовой информации, а не массовой дезинформации и обработки.

То есть там всё в программе построено на то, чтобы запустить все механизмы, включая политическую конкуренцию. Создать такой деловой климат, удобный для  малого и среднего бизнеса, а не чтобы олигархический капитализм процветал, да и тот - только для близкого окружения президента.

А что ещё молодёжи надо? У неё есть энергия, ей только условия для самореализации нужны.

Другой вопрос, что нам сложно иногда это донести до людей, потому что все каналы информирования перекрыты, за исключением немногочисленных оставшихся независимыми СМИ. Это проблема, которую нам надо преодолевать.

- Другая вечная проблема «Яблока», вы уж не обижайтесь: относительная слабость региональных партийных организаций.

- Чего тут обижаться, у нас есть эта проблема. Мы прекрасно понимаем, что региональным отделениям очень тяжело работать. Быть оппозиционной партией, скажем, в Москве легче. В столице сложнее работодателю отследить, на чьей стороне его работник, и административные рычаги использовать – сложнее. И даже если такое случится и уволят «за связь с «Яблоком», в  мегаполисе человеку гораздо легче найти себе работу. А в деревне, когда даже с неработающими, с пенсионерами, наши активисты разговаривают, следом идут представители сельской администрации и говорят: имей в виду, Марья Петровна, к тебе социальный работник-то больше не придёт, и до фельдшера ты не доедешь, и ещё всякие кары… Региональным отделениям, конечно, тяжело под таким прессингом работать. Тем более что в финансовых ресурсах партия ограничена и не может содержать активистов на платной основе. Очень важно, чтобы общество это понимало и оказывало поддержку таким людям, защищало их, когда они подвергаются давлению, и финансовую помощь также оказывало.

- Кстати, есть такое, чтобы в регионах шло народное финансирование партийной организации?   

- Не так много, но есть. Есть и бизнес, который участвует. Мы сейчас создаём «яблочное» радио за счёт вложений конкретных членов партии. Сейчас нам нужно будет ещё шире этот процесс развивать.

- Ну, и последний, тоже больной вопрос. Что с демократической коалицией? Не сегодняшняя даже её судьба, а перспективы. Вы, Эмилия Эдгардовна, вообще верите в то, что когда-нибудь удастся создать коалицию демократических сил, хотя бы перед конкретными выборами?

- Но мы же создаём коалицию! Вот, например, 1007 кандидатов в московской муниципальной кампании - это коалиция, которую мы создали с нашими партнёрами – Дмитрием Гудковым, Максимом Кацем, представителями незарегистрированной «Партии 5 декабря» (Либеральная партия, название которой связано с днём начала протестов на Болотной площади из-за несогласия с официальными результатами Парламентских выборах в Государственную думу  2011 года - С.Б.). Что касается самих политических структур - здесь, как в химии, взаимодействие веществ - не всегда реакция соединения. Она может закончиться реакцией разложения, реакцией замещения. При объединении с кем-либо может произойти замещение электората партии. Видите: «ПАРНАС», выставив националиста Мальцева, оказался в кризисе, из него выйти не может и фактически развалился из-за этого. А представьте нашу партию, избиратели которой чётко знают, что мы дистанцировались от националистов, сталинистов? Избиратели знают, что мы - не сторонники радикальных действий, между двумя путями преобразований – выборы и вилы – мы выбираем выборы. При объединении мы можем потерять своих сторонников, радикалы - своих. В результате могут проиграть все.

Практически у нас в партии нет по этому поводу разногласий. Все понимают: именно то, что мы чётко держим позицию, позволяет и нашим избирателям нас понимать чётко. А если начнём шарахаться в погоне за сиюминутной выгодой, потери в перспективе будут гораздо большими.

Сергей БРУТМАН